Факторизация человечности (ЛП)

Кайл отхлебнул вина.

— Он сказал, что Бекки ходит к психотерапевту.

Хизер кивнула.

— Да.

— Ты знала?

— Она начала ходить к кому-то после смерти Мэри.

— Это тот же самый психотерапевт, к которому ходила Мэри, — сказал Кайл. — По словам Зака.

— Мэри тоже ходила на психотерапию? Господи, вот этого я не знала.

— Я тоже был в шоке, — согласился Кайл.

— Думаю, она должна была мне сказать.

— Или мне, — с нажимом произнёс Кайл.

— Конечно, — согласилась Хизер. — Конечно. — Она помолчала. — Интересно, не связано ли это как-то с Рэйчел.

— С кем?

— С Рэйчел Коэн. Помнишь её? Подруга Мэри — умерла от лейкемии, когда Мэри было восемнадцать.

— Ах, да. Бедная девочка.

— Мэри была этим сильно расстроена. Может быть, она из-за этого начала ходить к психотерапевту — ну, за консультациями по поводу того, как справиться с горем.

— Почему она не пришла с этим к тебе? — спросил Кайл.

— Ну, я же не клинический врач. Кроме того, никакая девочка не захочет свою же мать в качестве психотерапевта — и, я подозреваю, она не захотела бы обращаться ни к кому из тех, кого бы я могла порекомендовать.

— Тогда как Мэри нашла этого? — спросил Кайл.

— Не знаю, — ответила Хизер. — Может, доктор Редмонд ей посоветовал кого-то. — Ллойд Редмонд был врачом Кайла, а позже и всей его семьи, в течение почти тридцати лет. — Утром я ему позвоню и попытаюсь что-нибудь выяснить.

Принесли заказные блюда. Ели они по большей части молча, и после ужина разошлись по домам.

Телефон в лаборатории Кайла зазвонил в 10:30 утра. Кроме него, присутствовали два аспиранта, тихо копавшихся в консоли Читы; крышка консоли с Читиными глазами на ней была снята и стояла, прислоненная к изгибающейся стене.

Судя по обратному номеру, звонила Хизер из своего офиса в Сидни-Смит-Холле на западной стороне Сент-Джордж-стрит, в квартале к югу отсюда.

— Я была права, — сообщила Хизер. — Доктор Редмонд действительно рекомендовал Мэри психотерапевта за несколько месяцев до её смерти.

— Как его зовут?

— Лидия Гурджиефф. — Она продиктовала необычную фамилию по буквам.

— Ты когда-нибудь о ней слышала?

— Нет. Я поискала в справочнике практикующих врачей в интернете; её там нет.

— Я должен с ней встретиться, — сказал Кайл.

— Нет, — сказала Хизер. — Думаю, я должна встретиться с ней. Одна.

Кайл открыл было рот, чтобы возразить, но затем понял, что жена права. И дело не только в том, что в глазах психотерапевта он был врагом; из них двоих не он, а Хизер была профессиональным психологом.

— Когда? — спросил он.

— Сегодня, если получится.

— Спасибо, — сказал Кайл.

Хизер, должно быть, пожала плечами или кивнула, а может, даже ободряюще улыбнулась; Кайл не мог этого видеть. Иногда ему хотелось, чтобы видеофоны в своё время завоевали популярность.

— Здравствуйте, миз Гурджиефф, — сказала Хизер, входя в кабинет психотерапевта. Стены здесь были оклеены обоями голубого цвета, однако они немного пучились на стыках, и под ними виднелась крашеная поверхность. — Спасибо, что согласились со мной встретиться.

— Не стоит благодарности, миз Дэвис — или я могу называть вас Хизер? — Хизер не стала предпринимать никаких особенных усилий, чтобы скрыть свою личность; она воспользовалась собственной фамилией, однако Мэри и Бекки носили фамилию Кайла. У этой Гурджиефф не было причин связывать её с ними.

— Да, конечно.

— Так вот, Хизер, наши клиенты редко отменяют свои визиты, но сегодня, похоже, вам везёт. Пожалуйста, садитесь, или, если вам так больше нравится, воспользуйтесь кушеткой.

Хизер на мгновение задумалась, потом, слегка пожав плечами, улеглась на кушетку. Даже будучи дипломированным психологом ей до сих пор не доводилось лежать на кушетке психотерапевта, и такую возможность не стоило упускать.

— Я сама не знаю, зачем пришла, — сказала Хизер. — Последнее время я плохо сплю. — Она смотрела мимо психотерапевта на стену; её украшали дипломы в рамках. Похоже, ни одного со степенью выше магистра.

— Вы удивитесь, как много людей на это жалуется, — сказала Гурджиефф. У неё был тёплый приятный голос с едва заметным ньюфаундлендским акцентом.

— Я также потеряла аппетит, — продолжала Хизер. Гурджиефф кивнула, взяла со стола планшет и начала что-то записывать на нём стилусом.

— И вы думаете, что причина этого психологического плана?

— Поначалу я думала, что подхватила какой-то грипп, — сказала Хизер, — но это продолжается уже несколько месяцев.

Гурджиефф сделала ещё одну пометку в планшете. Она слишком сильно нажимала на стилус; он различимо скрипел, двигаясь по  поверхности экрана.

— Вы ведь замужем, не так ли?

Хизер кивнула; она по-прежнему носила обручальное кольцо.

— Дети?

— Двое мальчиков, — ответила Хизер и сразу же об этом пожалела. Вероятно, нужно было упомянуть хотя бы одну дочь. — Шестнадцать и девятнадцать.

— Не они источник проблем?

— Не думаю.

— Ваши родители живы?

Хизер не видела причин, чтобы не ответить на этот вопрос правду.

— Нет.

— Простите.

Хизер склонила голову в знак признательности.

Они проговорили ещё полчаса; вопросы были вполне безобидные.

А потом она это сказала:

— На самом деле классический случай.

— Чего? — спросила Хизер.

— Вы — жертва инцеста.

— Что?

— О, вы этого можете не помнить — это не такая уж редкость. Но всё, что вы сказали, указывает на то, что это было.

Хизер постаралась совладать с голосом.

— Это смешно.

— Отрицание вполне естественно, — сказала Гурджиефф. — Я и не ожидаю, что вы сможете с этим примириться прямо сейчас.

— Но меня никто не совращал.

— Вы сказали, что ваш отец умер?

— Да.

— Вы плакали на его похоронах?

Вопрос угодил слишком близко к цели.

— Нет, — тихо сказала Хизер.

— Это был он, так ведь?

— Это был никто.

— У вас ведь не было брата намного вас старше? Или дедушки, который частенько к вам заходил? Может быть, дядя, с которым вы часто оставались наедине?

— Нет.

— Значит, это, вероятно, был ваш отец.

— Он никак не мог сделать ничего подобного. — Хизер постаралась произнести эту фразу твёрдо.

Гурджиефф печально улыбнулась.

— Поначалу все так думают. Но вы страдаете от того, что мы называем посттравматическое стрессовое расстройство. Это то же самое, что случается с ветеранами Войны в Заливе и Колумбийской войны, только вместо того, чтобы переживать свои воспоминания снова и снова, вы их подавляете. — Гурджиефф коснулась руки Хизер. — Послушайте, здесь совершенно нечего стыдиться — вы всегда должны это помнить. Не вы это делали. В этом нет вашей вины.

Хизер молчала.

Гурджиефф понизила голос.

— Это случается чаще, чем вы думаете, — сказала она. — Со мной это тоже случилось.

— Правда?

Психотерапевт кивнула.

— С шести лет и до четырнадцати. Не каждую ночь, но часто.

— Это… это ужасно. Я так вам сочувствую.

Гурджиефф подняла руку.

— Не жалейте меня — или себя. Мы должны черпать из этого силу.

— И… что же вы сделали?

— Жаль, что ваш отец умер; вы не можете с ним объясниться. Это, знаете ли, самый лучший метод — встретиться со своим обидчиком лицом к лицу. Он невероятно воодушевляющий. Но, конечно, не каждому подходит. Некоторые женщины боятся это делать, боятся лишиться наследства или оказаться в изоляции от своей семьи. Но когда он срабатывает, это просто здорово.

— А другие ваши пациенты уже проходили через это? — спросила Хизер.

— Очень многие.

Хизер не была уверена, но решила копнуть чуть глубже.

— А было такое в ближайшее время?

— Ну, вообще-то я не могу рассказывать о других пациентах…

— Конечно, конечно. Я имела в виду, в самых общих чертах. Как это бывает? В самом типичном случае?