Сахара

В тот первый день я выигрываю все партии, доводя результат до 6 : 12, когда муж возвращается, явно с пустыми руками. Спать отправляюсь в превосходном настроении. Свой гандикап я уменьшил уже наполовину. Завтра, самое большее - послезавтра, снящиеся мне по ночам голубая юбка и попка станут моими.

На следующий день к вечеру я уже не столь уверен в себе. Сегодня Мигель одну партию выиграл. Мало того, что моя зона безопасности сузилась, так меня еще и застала врасплох его тактика.

В течение дня ставка этого сражения, нетерпеливо ожидающая своей оплаты, пришла узнать, как идут дела. Но эти кусочки дерева на бумажке для нее ничего не означают. Вместо этого она поднимает юбку и трясет задницей у меня под носом, указывая на мигелев браслет.

Это откровенное признание в любви приводит к росту моего собственного давления, затмевает ум и приводит к тому, что партию я позорно проигрываю. Мигель прекрасно усвоил мои уроки, ведь так мы играем уже с месяц, с тех пор, как отправились по этой дороге. К вечеру счет становится 11 : 13, а я так рассчитывал, что сегодня выиграю.

Утром следующего дня этот сукин сын выигрывает первую же партию. 11 : 14. Целый день сражаюсь, не щадя сил, потому что форма Мигеля явно возрастает. Не оценил я его. Он весьма разумно избрал тактику систематической защиты, на которой все мои атаки разбиваются вдребезги. Затем, воспользовавшись моей ослабленностью, он делает шикануть парочкой ходов, которые парирую с максимальным трудом.

Когда муж возвращается, все так же с пустыми руками, у нас ничья - 14 : 14.

Женщина же все больше начинает терять терпение.

По обоюдному согласию мы решаем отложить решающую партию на завтра, чтобы перед тем хорошенько отдохнуть. В течение всего вечера мы не обмениваемся даже словом, едим принесенные женщиной лепешки и ложимся спать, даже не сказав друг другу "Спокойной ночи".

На следующее утро к стволу дерева садятся враги.

Я обдумал собственную технику. Деревяшку я передвинул, так рассчитав ее положение, чтобы солнце все время припекало затылок. Ничего, тут разрешаются всяческие гадости. Через шесть часов, когда приближается пора возвращения мужа, я проигрываю.

Мигель имеет меня как ребенка. Ферзь, слон и еще дурацкая пешка. Еще парочка ходов, и я получу мат, ничего не попишешь. Поднимаю голову, гляжу на него, а парень дает выход собственной радости. Одним движением вскакивает с места, хватает свою дурацкую трубу и испускает в сторону неба протяжный триумфальный звук.

Ну не гад же!

И тут ничего не поделаешь. Выиграет, и тогда придется его оглушить, чтобы забрать браслет. Он же изо всех сил дует в трубу, смеется и пританцовывает.

Ты уж извини меня, Мигель, стукну тебя без какой-либо ненависти, но нет никакой возможности, чтобы я еще и был лишен собственного удовольствия.

В конце концов Мигель откладывает трубу, направляет на меня свою щербатую усмешку и протягивает руку, чтобы меня прикончить. Но перед тем, как сделать этот ход, он поправляет пешку, уже готовую упасть с края нашей бумажной доски.

Я вскакиваю на ноги.

- Прикоснулся! Прикоснулся!

- Ну и что, иначе бы упала!

- Коснулся, значит должен сыграть пешкой. Такие правила.

В подобных ситуациях моя злая воля не имеет границ, и тут уже ничего не поделаешь. Ссылаюсь на международные шахматные правила, он же отвечает, что мы никогда ими не пользовались.

- Ну вот, самое время! Хватит уже этих поблажек.

Не проходит и получаса, как я с триумфом держу браслет в руке, но не забываю поставить Мигеля на страже, чтобы еще не получить стрелы от ревнивого мужа.

Негритянка хохочет и желает затянуть меня в хижину. Но я ее останавливаю и жестом прошу продолжать толочь просо. Именно так я и хочу ее поиметь. Она берется за работу, я же наконец поднимаю ее синюю юбку.

Наслаждение неземное, совершенно исключительное, но, к сожалению, весьма краткое.

Но, впервые с того момента, как нахожусь в Африке, мне кажется, что удовольствие обоюдное. Одной рукой продолжая толочь просо, моя добыча не выпускает из второй браслета, радостно щебеча при этом; время от времени она поворачивается ко мне, занятого делом за ее спиной, и усмехается всеми своими блестящими зубами. Ах! Любовь! Любовь!

На следующий день выходим очень рано, потому что муж, который снова вернулся с пустыми руками, любой ценой и сам желает получить подарок. Но, хотя он и уверял нас, что тоже умеет толочь просо, Мигель, который теперь имеет очередь, предпочел оказией не воспользоваться.

***

На следующий день Мигель все еще глядит на меня волком. Он ковыляет в паре шагов за мною, упрямо свесив голову к земле. Так как со своей стороны я не делаю ни малейшего усилия, чтобы навязать разговор, маршируем молча. Поглощенные собственными мыслями, незаметно проходим через маленькую деревушку, состоящую из четырех или пяти хижин.

Как раз покидаем ее, когда из задумчивости нас вырывает резкий и неприятный звук свистка. Поворачиваюсь и вижу, как за несколько метров за нами мчит какой-то карлик и размахивает руками; на шее у него болтается свисток. Типчик совершенно лилипутского роста, весь в морщинах, в мундирном кителе с какими-то отличиями и в шортах, трусах или вообще кальсонах. При этом он визжит:

- И что это должно значить! Я что говорю!? Ну?!

Смотрим, ничего не понимая, а тот вопит еще громче:

- Запрещено ходить обнаженными по застроенным территориям. Таков закон! Ну?!

То есть как, обнаженные? У нас попросту нет рубашек, вот и все. Что же касается остального, то наши шорты намного порядочней, чем у него, а кроме того, на этом континенте все ходят голяком! Его застроенная территория насчитывает три домишки: просто-напросто парень желает выцыганить деньги от "шефов". Даю ему знак, чтобы он отчаливал, и отворачиваемся, чтобы идти дальше

Малыш изо всех своих сил дует в свой дурацкий свисток, подбегает к нам и набрасывается на Мигеля.

- Что это означает! А правила! Необходимо заплатить штраф!

Мигель, как может, вырывается, пытаясь отодвинуться от придурка. Затем он бросает мне вопросительный взгляд, я киваю:

- Валяй.

И Мигель берется за дело, помогая себе ударами кулаков и трубой. Отполировывает уже пинками, когда мусорок уже валяется на земле. Я прибавляю пару пинков и от себя, без особой ненависти, но лишь потому, что всегда приятно приложить властям. Я уже готов забыть об инциденте, но Мигель считает иначе и продолжает разряжать все свое паршивое настроение на лилипуте-полицейском. Удерживаю его уже тогда, когда он пытается придушить мусора шнурком от свистка.