Нелетная погода (сборник)

Вероятнее всего, гасконец, дитя своего дымившего кострами инквизиции века, провонявшего ладо-ном времени, несомненно, принял бы все за козни сатаны, залучить очередную грешную душу.

В те времена дьявол выполнял, помимо прочего, важную функцию – служил универсальным объяснением возможных чудес. Ведь человеку всегда было мало реального мира. Человеку хотелось верить в Необычайное, рассуждать о том, чего вроде бы и нет, но тем не менее оно существует где-то за углом, на соседней улице, и всегда найдется заслуживающий доверия очевидец. Но источником всех чудес был либо бог, либо дьявол.

В бога я не верю. Не верю в сатану – и в патриархального Мефистофеля при козлином копыте, красном плаще и двух воронах, и в рафинированного Воланда в черной тройке и мокасинах из змеиной кожи. У нас есть вещи поинтереснее. – Несси, снежный человек, летающие тарелочки. И так далее.

Виновником моего изобилия не может оказаться Несси. Снежный человек не может дарить кому-либо костюмы и цветные телевизоры, так как сам, если верить компетентным лицам, не имеет и пары штанов. Он невольный нудист и бессребреник. Остаются пришельцы из иных миров вполне современная гипотеза, завлекательная, в духе и стиле века.

Только ничего она не объясняет.

Разумеется, у существ из иных миров могут быть свои представления о контакте. Но вряд ли существует такой способ контакта – человека заваливают материальными благами, вручают ему красавицу жену, а сами остаются в тени, ограничиваясь туманными обещаниями рассказать всю правду когда-нибудь потом, после, при условии, соблюдении…

– Боря, я проснулась, – раздался за моей спиной голос Жанны, и я гордо отметил, что даже не вздрогнул.

– Ты всегда спишь днем?

– Я? Нет, – сказала Жанна. – Просто я устала, такой день выдался хлопотный, дальняя дорога…

Я начал уже к ней привыкать, да и называть на «вы» собственную жену в наше время довольно странно.

– Иди-ка сюда, – сказал я. На цветном экране мушкетеры и гвардейцы кардинала весело лупили друг друга по мордам. – Садись-ка и рассказывай, как это я вчера успел с тобой зарегистрироваться.

Потому что сам я ничегошеньки не помню, я вообще вчера на улицу не выходил, разве что за угол за сигаретами. Были мы в загсе или нет?

– Нет…

– Уже интересно. Как же объяснить, что по документам ты моя жена?

– Я и есть твоя жена, – сказала Жанна и посмотрела так невинно, что мои расспросы на фоне этого взгляда выглядели сплошной глупостью. Как будто то, что oна моя жена, такая же прописная истина, как и то, что я живу на Земле, Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце восходит на востоке. Лапидарная аксиома. – Ты не рад?

– Ужасно рад, – сказал я. – Вот сейчас встану на голову и начну болтать ногами, визжа от полноты чувств. А потом выбегу на улицу с ликующими воплями и даже…

Я осекся, увидев, что она плачет, и по щекам ручейками течет размытая косметика. И растерялся – не видел такого и не знал, что делать. Из-за своей ослепляющей красоты она показалась мне сначала холодной статуей, как женщины из романов Ефремова, я и думать мог, что она способна плакать, как обыкновенная девчонка. Рассматривал ее как персонаж то ли кошмара, то ли цветного фантастического сна, чуть ли не еще одну роскошную вещь.

Она все плакала, я взял ее за плечи, прижал к себе.

– Думаешь, мне легко? – спросила она сквозь слезы. – Ты хоть у себя дома… Мне уйти, да?

– Не надо, – сказал я. – Оставайся. Делай что хочешь, только не плачь, не люблю я таких сцен… Ну что ты, в самом деле?

Она успокоилась понемногу, взяла протянутый мной платок и стала вытирать расплывшуюся краску.

– Слушай, Жанна, – сказал я. – Все-таки можешь ты мне хоть что-нибудь объяснить?

– Потом, – сказала она. – Все я понимаю, но и ты пойми, нельзя мне…

– Нельзя, так нельзя, – вздохнул я. – Иди умойся.

Без косметики она выглядела еще моложе и красивее, и мне окончательно стало ясно, что, как бы там дальше ни сложилось, никуда мне от нее не деться…

– Мы пойдем куда-нибудь? – спросила Жанна.

– Куда?

– Ну, где у вас развлекаются?

– Ах, вот как? – сказал я. – «У вас»? Это подразумевает, что есть еще и «у нас»? И вы, голубушка, оттуда?

Она молчала, и ее глаза стали испуганными – я снова вторгался в тy область, где действовали неизвестные запреты, наложенные неизвестно кем.

Зазвонил телефон – прежде его не было, он появился вместе с остальной роскошью, и никто из моих знакомых не мог бы звонить… Сообразив это, я схватил трубку:

– Песков слушает.

– Чем занимаешься, Песков? – спросил мужской голос, незнакомый и уверенный.

– А вам какое дело?

– Интересуюсь, – спокойно сказал незнакомец. – Сидишь, поди, таращишься на свой интерьер и места не можешь найти? Жанна-то пришла?

– Кто вы? – спросил я.

– Собрат по счастью. Зовут меня Виктор, что на вымершем языке означает «победитель». Как жизнь, Боря? Всем доволен?

– Ваша работа? – спросил я напрямик.

– Да нет, что ты. Мы – тутошние… Жанна пришла?

– Да, – сказал я.

– Прекрасно. Одевайся-ка ты попараднее, берика ты ля белль Жанну и приезжай-ка ты в «Русскую тройку». Столик мы для тебя заказали.

– А если у меня настроения нет? – спросил я.

– Ну, не кокетничай. Собирайся и приезжай, очень уж нам хочется на тебя посмотреть. Мы тут…

Голос отдалился, явственно слышно было, как разговаривают двое: «Витенька, ну дай я с ним поговорю…» «Я и сам могу». – «Нет, дай я, а то ты со своей иронией…» – «Да куда он денется, он же от любопытства на стену лезет…» – «Нет, дай уж я, свой человек как-никак мягче нужно». – «Держи, аллах с тобой…»

– Боря? – спросил тот, второй голос. – Витя у нас зубоскал, он всегда вот так, с подковырками. Правда, приезжайте в «Тройку», только скажите на входе, что вы Песков, мы их предупредили. Столик мы заказали, а сами за другим будем. Вы уж не обижайтесь, нам хочется на вас со стороны взглянуть. Приезжайте, мы вас ждем.

Засим трубку повесили.

– Вот так, – сказал я Жанне. – Одевайся как на прием к королеве, и едем туда, где у нас развлекаются. Добрая душа постаралась, заказала столик.

Она ушла переодеваться. Я надел один из подаренных костюмов и пошел смотреться в зеркало. Поправил умопомрачительный галстук, сделал светское, как мне казалось, лицо и тихонько сказал отражению светским голосом:

– Бокал мартини, леди? Вы чудесно выглядите, я, право… Как часто делаете плезир? Такая жара была, такой сюксе…

Окончив светские упражнения, открыл секретер и набил бумажник. Уголовники на своем жаргоне называют деньги капустой, и в моем случае они правы – в таком количестве деньги уже не выглядят ценным мерилом стоимости. Куча радужных бумажек. Капуста…

Жанна выглядела на шесть с плюсом – голубое с ребром вечернее платье, бриллианты на шее, в ушах, на пальцах…

Поворачивая ключ в замке, я ощутил минутное колебание. Странное ощущение, нехорошая мысль – что если, покуда мы будем развлекаться, какой-нибудь мазурик откроет замок? Вот уж похозяйничает… Очень неприятна мысль. Никогда прежде такая не посещала. Не сразу она меня оставила.

…Я галантно распахнул дверцу, подал Жанне pуку. В ресторане громко играла музыка, в окнах мелькали танцующие, перед дверью толпились желающие попасть внутрь, но швейцар, который мог бы сойти за генерала, будь на нем меньше галунов, не пускал. Попасть в «Pусскую тройку» даже в это относительно раннее время непросто, ресторан модный. Мы уверенно подошли к двери, я заметил своего шефа с супругой, томящихся в толпе жаждущих, и у меня возникло злорадное желание отвести душу.

– Игорь Сергеевич, и вы здесь? – спросил я. – Недаром говорят, что только гора с горой не сходится, а человек…

Шеф взглянул на меня и… Он был достаточно воспитанным, чтобы не разевать рот, но ему страшно хотелось это сделать, и я его вполне понимал. Вряд ли он думал увидеть меня здесь в таком костюме и с такой дамой. Никак не ожидал.

– Борис Петрович? – спросил он почти ровным голосом, и я понял, что он овладел собой, но в голове у него, понятное дело, полный сумбур. – Какими судьбами? Вот не ожидал…