Хроники Кадуола

«А чем был так поражен этот турист?»

«Я покажу, когда мы прилетим».

«Это скандал, о котором стыдно говорить? — спросила Уэйнесс. — Или приятная неожиданность?»

«А может быть, и то и другое?» — прибавил Майло.

«Ты мгновенно придумываешь логические конструкции, превосходящие всякое понимание, — заметила брату Уэйнесс. — Я не могу даже представить себе ситуацию, удовлетворяющую обоим условиям».

«Поживем — увидим. Глоуэн явно готовит нам сюрприз».

«Не сомневаюсь. Глоуэн любит говорить загадочными недоговорками. Джулиан, ты так не считаешь?»

«Я думаю о совсем других вещах, моя дорогая».

Уэйнесс повернулась к Глоуэну: «Расскажи нам о битвах. Ты их видел?»

«Пару раз. Находясь в Бредовом приюте, их трудно не заметить».

«Что там происходит? Они такие страшные, как представляет себе Джулиан?»

«Битвы банджей — захватывающие зрелища, хотя в некоторых отношениях отталкивающие».

Джулиан иронически хмыкнул: «Хотел бы я знать, в каких отношениях их нельзя назвать отталкивающими!»

«Впечатление отвратительной жестокости, возникающее у наблюдателей — ошибочное антропоцентрическое истолкование. Банджи, судя по всему, смотрят на вещи по другому».

«В это трудно поверить».

«Если бы они не хотели драться, то не дрались бы. Это проще простого».

Джулиан вынул из кармана рекламную брошюру: «Послушайте, что говорится в статье «Под Бредовой горой»:

«Битвы банджей — в высшей степени драматические и колоритные события; к счастью, теперь туристам предоставляется возможность их увидеть.

Предупреждаем щепетильных! Эти массовые кровопролития потрясают бешеной, чудовищной жестокостью. Долина наполняется криками и воплями, трубные победные возгласы смешиваются с мучительными стонами побежденных. Не знающие усталости и страха бойцы соревнуются в мастерском владении грозными инструментами смерти. Они рубят и бьют наотмашь, крушат черепа и протыкают торакальные пластины — никто никого не щадит, никто не просит пощады.

У человека, наблюдающего за побоищем банджей, остается неизгладимое воспоминание, богатое доисторической символикой. Происходящее пробуждает к жизни древние эмоциональные архетипы, которым нет названия на языке современного обитателя Ойкумены. Качество этого зрелища не вызывает сомнений, цветовая гамма неповторима: зловещие пятна багровой крови на траве, мерцание черной брони и шлемов, едко-голубые и ядовито-зеленые тона нагрудных пластин.

Вся атмосфера под Бредовой горой насыщена ощущением величественной и трагической силы судьбы...» и так далее в том же духе».

«Очень живо написано! — заметил Глоуэн. — Не сравнить с сухим текстом официального путеводителя, где о битвах едва упоминается».

«Тем не менее, это фактически достоверное описание?»

«Не совсем. Воплей и стонов не так уж много, банджи скорее хрюкают, булькают и издают звуки, похожие на громкую отрыжку. Самки и детеныши проходят рядом и совершенно не интересуются побоищем, причем их никто никогда не трогает. Тем не менее, невозможно отрицать, что самцы увлекаются и нередко рубят на куски побежденных противников».

«Прошу простить мой нездоровый интерес, — вмешалась Уэйнесс, — но не мог бы ты доходчиво объяснить, что именно там происходит, и по какой причине?»

«На первый взгляд битвы банджей совершенно бессмысленны, и их легко можно было бы избежать. Банджи мигрируют с севера на юг и с запада на восток. И обратно. Их маршруты пересекаются под Бредовой горой, там, где построен заповедный приют. Первый признак приближения орды — низкий прерывистый гомон, похожий на отдаленную перекличку стаи гусей. Потом орда появляется на горизонте. Через несколько минут по трассе пробегает первый штурмовой отряд — сотня элитных бойцов, вооруженных десятиметровыми пиками, топорами и двухметровыми шипами. Они занимают перекресток и охраняют его, пока их орда пробегает мимо. Если в это же время приближается другая орда, она не ждет, пока пройдет первая, что, казалось бы, диктуется простейшей логикой, а возмущается тем, что ей преградили путь, и нападает.

Бойцы опускают пики наперевес и бросаются вперед, пытаясь пробить дорогу своему племени. Битва заканчивается, когда та или иная орда полностью преодолевает перекресток. Пройти его последними — великое унижение, и побежденная орда разражается громким обиженным воем.

Примерно в это время туристы бегом спускаются в долину за сувенирами, надеясь найти неповрежденный шлем. Они роются среди трупов и тащат все, что попадется, а иногда даже спорят и дерутся из-за находок. Бывает и так, что лежавший неподвижно бандж еще жив и убивает мародера на месте.

Руководство не обходит вниманием смерть туристов. Фотографии погибших вывешиваются в галерее приюта в назидание другим. Там висят сотни таких фотографий приезжих со всевозможных планет, и эта галерея тоже превратилась в своего рода аттракцион».

«Все это отвратительно», — заключил Джулиан.

«Мне самому все это не нравится, — возразил Глоуэн, — но банджи не перестанут драться, и туристы не перестанут приезжать; приют «Под Бредовой горой» популярен, как никогда».

«Циничный подход», — отозвался Джулиан.

«Не столько циничный, сколько практичный. Теоретизировать легче всего».

«Не понимаю и не хочу понимать, что ты имеешь в виду», — сухо сказал Джулиан.

«Если бы тебе предоставили полную свободу действий, каков был бы твой план предотвращения побоищ?» — спросил Майло.

«Первое, что приходит в голову — система ограждений, препятствующих передвижению одной орды до тех пор, пока не пройдет другая. Но ограду легко разрушить или обойти. В настоящий момент я рассматриваю возможность строительства наклонных насыпей — пандусов — с переходом над перекрестком по мосту. Это позволило бы обеим ордам передвигаться одновременно, не вступая в конфликт».

«Подумай, о чем ты говоришь, Джулиан! Тебе никто никогда не позволит осуществить подобный проект. Ты рассуждаешь таким образом, как будто Хартия не существует».

«Хартия отжила свой век — так же, как и Общество натуралистов. Не вижу необходимости скрывать, что партия ЖМО изучает все имеющиеся возможности».

«Изучайте возможности, сколько угодно. Планируйте строительство насыпей и переходов в свое удовольствие — хотя называть такое бессмысленное времяпровождение «официальными изысканиями», конечно, смешно. Это жмотские делишки и делишки Джулиана Бохоста; совершенно непонятно, почему за них должно платить управление Заповедника. Не вам обвинять других в «циничном подходе» — полюбуйтесь на себя!»

Джулиан медленно повернул голову и внимательно посмотрел на Майло из-под полуприкрытых век — на какое-то мгновение завеса наигранного взаимопонимания порвалась.

Майло продолжал с необычной резкостью: «Мы знаем, чего ты хочешь. Прежде всего ты хочешь создать прецедент жмотского вмешательства в заповедную среду. Заручившись таким прецедентом, вам проще будет предложить йипам заявить претензии на землю. В конечном счете жмоты намерены присвоить огромные поместья и отгрохать себе роскошные усадьбы в лучших районах Дьюкаса. А дикие животные пусть пасутся за оградой! Уверяю тебя, Джулиан, ничего у тебя не получится. Не принимай нас за дураков».

Джулиан безразлично пожал плечами: «Ты бросаешься словами, как неотесанная деревенщина. Посоветовал бы тебе успокоиться. Мне поручили проинспектировать район. Я представлю свои рекомендации. Их могут принять или не принять во внимание. Больше тут не о чем говорить». Он демонстративно отвернулся от Майло и обратился к Глоуэну: «А что постояльцы делают в приюте «Под Бредовой горой», когда банджи не дерутся?»

«Отдыхают, бездельничают, заказывают крепкие коктейли «Сан-сью» и вечерние ликеры, обсуждают пейзажи с другими туристами. Постояльцы со спортивными наклонностями устраивают восхождения на Бредовую гору. Подъем не слишком крут, тропа достаточно безопасна. По пути встречаются интересные вещи. Ценители сувениров ищут яйца молниеносцев в руслах горных ручьев и копаются в остатках побоищ у перекрестка — разумеется, когда банджей нет поблизости. Настоящие любители приключений отправляются верхом на бантерах к становищу банджей у Рябистого озера — опять же, когда банджей нет поблизости. Некоторые счастливчики находят колдовские камни».