Предчувствие: Антология «шестой волны»

Он пытался её погладить, застёгивал на ней зелёную курташку.

Гутэнтак стоял в стороне. С Ольгой Вьюзовой он занимался любовью раз пять, но ко Дню Империи оба поняли, что в восемнадцать лет — немало иных занятий. Она убедила его. Теперь они добрые друзья, вместе ходят на теофил и сплетничают про деяния консулов. Как ни странно, он смотрит на неё почти без желания, хотя и верит, что нет на свете никого совершенней. Ольга Вьюзова — мастер, полгода вела у третьей группы «любовь». Над левым соском у неё царапина: однажды Оля надевала золотистый значок прямо на майку.

— Извини меня, — ласково говорил Миша. — У нас, оформителей, такая мораль. Давай я дам тебе денег, а? Ты не обидишься? Сто долларов, для тебя ведь это серьёзно. Как тебя зовут, наконец?

— Света, — сказал она.

— Какое изумительное имя! — воскликнул он. — Скажи, что не сердишься на меня. Ну правда, Свет. Мне больно, что я сделал тебе больно. Я ведь добрый и хороший, честное слово. Способный к дружбе и настоящей любви.

Она улыбнулась сквозь зарёванность:

— Я сержусь.

— Значит, не сердишься! — радостно заключил Миша. — Улыбка — знак прощения.

Он старательно счищал грязь с её курташки, трепал волосы и даже норовил подтянуть колготки. Носовым платком промокал распахнутые глаза, возил фиолетовой рысью по лицу и шептал ей причудливую любомуть.

Гутэнтак улыбался другу: того, как он понял, снова потянуло на добродел.С Мишей бывало, оформитель он не стойкий, временами заносит на искупить.

— Пошли отсюда, — предложил он. — А то менты придут, оштрафуют за убийство. Ты защищался, но им-то чего докажешь?

— Какие оштрафуют? — презрительно сказал Миша. — Менты-кранты, что ли? Меня оштрафует только национальная гвардия.

— Но всё равно, Миш, труп-то лежит. Понятно, что убил при защите. Но те же менты настучат магистру, а это колун в карточку-5.

— Мы ведь возьмём с собой Свету? — спросил он, зная ответ.

— Свету?! — обрадованно закричал Гутэнтак. — Я сочту за честь. Ведь это красивейшее на свете создание, милейшее и к тому же умнейшее. Скажи мне, Света, а какое заведение имеет счастье тебя обучать?

— Я учусь в миру, — застенчиво сказала она.

— Ладно, Света, — по-доброму сказал Михаил Шаунов. — Во-первых, мы это знаем, а во-вторых, это простительно.

— И вам не зазорно со мной?

Вот окучили-то простоквашных, мелькнула мысль.

— Брось, Света, нам радостно и приятно.

— Вы издеваетесь? — спросило умнейшее на земле создание.

Миша с нежностью поцеловал её в нос. Прошептал на ушко, чуть касаясь его кончиком языка:

— Нет, моя хорошая.

И с этими словами они пошли по большому городу.

Из кармана Мишиного полуплаща выпало расписание, осталось лежать, мокнуть под будущими дождями и разлагаться.

9.35. Пассионарная этика.

11.10. Эстетический канон.

12.45. Принципы магии.

14.20. Правоведение.

СРЕДА

8.00. Осн

До обеда они бродили со Светой, заходили в парк, поднимались на вертухе. Притомились, сели на голубую лавку, кормили голубей и смеялись от души над прохожими. Доехали до Скатёрной. Закусывали булочками с изюмом в кофе «Нагваль», запивая горячим кофе. Забрели на выставку работ художника Гагальюна.

— Ну полная чушь, — признавалась Света, видя перед собой размытые цветовые пятна.

— Это не чушь, Света, — наставительно завирал Гутэнтак. — Это стиль гиперпофигизма. Чтобы в нём работать или хотя бы понимать, надо иметь большую художественную душу. Принцип прост: чем хуже, тем лучше. Но закавыка в том, что принцип «как хуже»надо проводить мастерски, а это, согласись, куда сложнее, чем рисование традиционно хороших картин.

— Никогда бы не подумала, — смешно вздыхала неучёная Света.

— Учись, девушка, пока он жив, — добродушно подсмеивался Миша. — Он у нас большой художник. Вот будет мёртв, ничему уже не научимся.

— А вы правда такие умные, как по телевизору?

— Ну какие же мы умные?

Они захлопнули дверь художественного салона, угодили под мелкий дождь.

— У нас так, — сказал Миша, — по чётным числам мы гении, а по нечётным маньяки.

— Сегодня как раз двадцать пятое…

— А что, не чувствуется?

— Чувствуется, — смущённо сказала Света.

— У меня по-другому, — пояснил Гутэнтак. — Я-то как раз гений по нечётным. Замечаешь?

На перекрёстке Скатёрной и Наполеона Миша подошёл к старушке в синем пальто и купил у неё зонт для Светы. Бабушка мокла и улыбалась тройной цене. Ох уж эти козлы, думала она про себя, почувствовав стиль воспитанника.

Он предложил зайти в казино, но «Эльдорадо» ещё закрыто. Света предложила ходить вдоль берега.

— Господи, как я убалдеваю с природы! — воскликнул Гутэнтак, когда они двинулись.

На берегу тремя ярусами росли деревья, желтилась трава и шёл дождь. Они спустились на нижний, к самой воде. Дождь падал вовсю, капельки тарабанили о камень, поднимая мягкие круги на воде.

Гутэнтак присел на корточки.

— Бог везде, — сказал он. — Вот сейчас он в капельках дождя, завтра будет ещё где-нибудь.

— В капельках — это да, — сказал Миша. — А вот насчёт где-нибудь я сомневаюсь.

Рядом с водой росли кусты. Неожиданно из них выбежала серая собачонка, маленькая, лохматая. Самозабвенно залилась лаем.

— Самовыражается, — усмехнулся Миша.

— Не укусит? — спросила Света, якобы испугавшись.

Гутэнтак поднялся, вальяжно подошёл к собачонке. Закатал рукав, протянул руку.

— Кусай, — сказал он. — Самовыражайся.

Серая собачка взвизгнула и скрылась в кустах.

— Ты чего?! — крикнул вслед. — Кусай!

Но она не подала голоса.

— А если она бешеная? — спросила Света.

— А мы какие? — усмехнулся Миша. — Если она куснёт Гутэнтака, то сама заразится. И подохнет через минуту. Вот и боится, что дольше не протянет. А мы ничего, живём.

Собачка выбежала с северной стороны и затрусила вверх по ступенькам, на средний ярус. Миша по-детски забавлялся, пуляя камешки в водную гладь. Соревновался со Светой. У кого больше?

Изгибисто и вразвалочку приблизился Гутэнтак.

— Я читал в подпольной газете статью попа, — сообщил он. — Газетка хреновая, невзирая на подпольность. Знаешь, что пишет православная морда? Он посчитал по своему численнику сумму цифр в имени актуач-консула.

— Получилось шестьсот шестьдесят шесть, — умно предположил Миша.

— Точно, — рассмеялся Гутэнтак. — Дальше мудила всё расписал. Раз его численник нашёл Зверя, всё покатится по завету. Он тебе и вавилонскую блудницу сыскал, и мор предрёк, и прочие гадости. Про Центры глава специальная. Ну понятно, чьи мы с тобой дети.

— А то! — гордо заявил Миша.

— Статейка называется «Земля Белиала». Вот название хорошее, хоть и непонятно к чему. Какой такой Белиал? В стране полный порядок.

— Я вот тоже иногда думала, — сказала Света. — Это ничего?

— Вот-вот, — ответил Шаунов на признание девушки и заметнул покатый камень-лепёшку.

— Вода в небе, вода перед тобой, — философски заметил Гутэнтак, — наконец, ты сам состоишь из воды. Не это ли суть подлинная гармония?

— Вот-вот, я к тому же.

— А хочешь увеличить число воды?

— Число воды? — недоумённо сказал Миша. — Вот-вот, слова-то какие.

Гутэнтак нырнул в заросли. Радостно выволок из кустов целую заржавленную кастрюльку, подошёл к воде, зачерпнул.

— Если я вылью это тебе за шиворот, наличие воды в твоём мире будет тотально. Гармония достигнет своего апогея и станет абсолютной. Хочешь?

— Не-а, — лениво сказал Миша. — Много гармонии — это перебор. Вспомни анекдот от мастера Клыка.

Мокрые, но довольные они поднимались вверх.

— Не это ли та лестница, что ведёт к просветлению? — задался вопросом Гутэнтак.

— Я думаю, что туда ведёт скорее скоростной лифт, — немного подумав, ответил Михаил Шаунов.

По обе стороны лестницы желтела и местами даже зеленела русская осень.

— Тебе не кажется, что эта погода достойна памятника? — патетично спросил девушку Шаунов.