Предчувствие: Антология «шестой волны»

Глава крестьянского профсоюза закрыл рот. Валентина Мохнюкова с ненавистью рассматривала голую женщину. Лисицын кое-что начал понимать.

— Любовь и только любовь! И не ищите справедливость грязными методами. Займитесь собой, бросьте социальную канитель и революционную мерихлюндию. Начните делать добро. С этого дня, с этого часа. Вот как выйдете на улицу, так и начните. В мире столько несделанного добра, что вам хватит до конца жизни.

А. Я. Померанц собрался сказать сильную фразу, но растерялся и промолчал. Валентина Мохнюкова смотрела на голую женщину и хотела плакать. Лисицын снова потерял нить.

— Дожили, — сказал делегат Краснобучинского района Терентий Кимович Серохвост.

Лисицын подобрал нить, а Валентина Мохнюкова пустила по щеке слёзку. Не взирая на них, глава крестьянского профсоюза почесал ухо.

— Да кто ты такой? — рявкнул со своего места Загибин.

— Я? — чуть растерянно сказал Миша. — Я ничего плохого, я пришёл поделиться вам. Свет и любовь, прочих радостей. Вы не хотите Бога?

— Вон! — закричал на это вице-президент Союза налогоплательщиков.

От неожиданности Лисицын выронил папку и снова всё потерял. Валентина Мохнюкова гневно порвала чтиво. Не взирая на них, глава крестьянского профсоюза перестал чесать ухо.

— Мать честная, — на полном серьёзе сказал Вильгельм Пенович из общества малоимущих.

Он здорово потрудился за свою жизнь и удовлетворённо разглядывал средний палец.

— А я что говорил? — оживился делегат Краснобучинского района Терентий Кимович Серохвост.

— Но я не всё сказал, — заметил Миша. — Я не успел самое главное.

Лисицын ползал в проходе и собирал листы. Поднимал и аккуратно запихивал в папку. Ему помогал предыдущий оратор цвета дерьма.

— Щас пойду валить фраеров, — сказал Гутэнтак левосидящему. — Достали меня эти чуханы лагерные. Особенно вон та дунька, — он показал пальцем в направлении вице-президента.

Левосидящий на всякий случай извинился и пересел в другой ряд.

— Иди, иди, — уверенно говорил Загибин. — Смотри, парень, я звоню милиционерам.

Он достал сотовый телефон, нажал какие-то кнопочки. Гутэнтак подсел к бывшему соседу. Теперь тот оказался правосидящим.

— На зоне, — сообщил он, — бывают не только паханы и вертухаи, но и суки отвязные. Понятно?

Мужчина извинился ещё раз. Это не помогло.

— Кое-кого сегодня отпетушат, — предупредил Гутэнтак. — Так что ты с базаром не лезь. Я тут типа за разводящего, усекаешь?

Лисицын собрал листки, но потерял главное. Прошедший оратор цвета дерьма хотел помочь, но оказался бессилен. А. Я. Померанц наконец-то произнёс сильную фразу. Валентина Мохнюкова подумала о душе и поняла, что мужики сволочи. Она захотела с кем-нибудь поделиться, но вокруг сидели только сволочи и ни одной бабы.

Невзирая на жаркие события, глава крестьянского профсоюза тихонько икнул.

— Кто вас послал? — жёстко спрашивал Загибин, направляясь к трибуне.

— Вот видите, — развёл руками делегат Краснобучинского района.

А. Я. Померанц понял, что в его судьбе настаёт решительная минута.

Лисицын вспомнил о главном. Оно было до того противно, что ему расхотелось жить.

— Это шестёрки, — говорил Гутэнтак в самое ухо. — А кто у вас мазу держит, кто на солидняках? С кем по натуре добазариваться?

— Я не знаю, — честно ответил правосидящий.

— Не пацан, что ли? — презрительно сказал Гутэнтак.

Валентина Мохнюкова представила, как держит за член этого симпатичного мальчика. Лисицын нашёл кое-что позитивное и почти простил этот мир. В ответ глава крестьянского профсоюза рыгнул и застенчиво потупился. Сегодня он был не в духе.

— Не трогайте мальчика! — сказал А. Я. Померанц, вставая в проходе и загораживая путь вице-президенту.

— Вы в пособниках этого хулигана? — спросил тот.

— Вот загнули лохотрон, козлы беспонтовые, — довольно смеялся Гутэнтак в ухо не-пацану.

— Начинается. Как я и говорил, — уныло вздохнул делегат Краснобучинского района, обладавший удивительным даром: наступление любых неприятностей он предугадывал за год (его всерьёз подозревали в экстрасенсорных способностях).

Валентина Мохнюкова призывно помахала своей розоватой книжечкой. Этим жестом она просила соблюдать тишину.

Лисицын подвёл итог и снова расхотел жить. Но он знал, что это чувство быстро проходит. Поэтому чересчур не расстраивался, не плакал и не скулил. Оратор цвета дерьма попросил у него телефон, Лисицын протянул корявые циферки.

— Спасибо, — сказал тот. — Я позвоню вам насчёт нашей акции.

— Обязательно позвоните, — сказал Лисицын. — Я уже думаю об освещении похода в СМИ.

— Замечательно, — сказал дерьмоцветный, не заметив, как Лисицын снова потерял нить.

Вильгельм Пенович мысленно пожелал им поскорее сдохнуть.

Валентина Мохнюкова без одобрения смотрела на поступок А. Я. Померанца. Мужчина был настолько некрасив, что не возбуждал даже антипатии. Дерьмоцветный вернулся к своему креслу, сверкнув залысиной.

— Понтуется, васёк, — комментировал Гутэнтак в соседское ухо. — Или за базаром не проследил. Но он не в авторитете. Вот посмотри, барыга его опустит. Но я-то, я грузану чертей, всех раком поставлю.

Невозмутимый глава крестьянского профсоюза ушёл в дела. На сей раз он чесал живот, интимно просунув под пиджак руку.

— Я не пособник, — героически сказал А. Я. Померанц. — Но я разделяю его взгляды.

— Разделяете юношеские бредни? — удивлённо спросил вице-президент Союза налогоплательщиков.

— Да, Лев Васильевич, — мужественно ответил тот.

Глава крестьянского профсоюза оглядел зал, не заметив ни одной стройной девки. Наверное, не сюда попал, догадался он. Он ещё раз посмотрел на делегата Валентину Мохнюкову. Она не баба, а выхухоль,догадался он.

Довольный словом, он резко всхрюкнул. Наверное, он дурак, догадался Лисицын. Мужчина! — умилённо подумала Валентина Мохнюкова, с горечью вспоминая косорылого мужа.

Загибин легко отодвинул А. Я. Померанца в сторону. Тот подчинился не столько правилам, сколько силе. Мог ведь и уронить, с горечью подумал он.

Загибин шёл к трибуне с неумолимостью ледокола. Миша безмолвно покачивался и моргал. «Мальчик мой», — с нежностью подумала Валентина Мохнюкова.

— Не к добру, — сказал делегат Краснобучинского района. — «Панорама» нас в среду предупреждала. А мы что?

Лисицын улыбнулся девятый раз в жизни.

Очнулась носатая дама из президиума.

— Покиньте помещение, молодой человек! — твёрдо сказала она.

— Но вам будет хуже, — едва не плача, сказал Михаил Шаунов.

Загибин стоял напротив.

— Разберёмся без сопляков, — весомо произнёс он. — Всегда жили и сейчас проживём. Понял?

Делегаты застыли в робкой надежде на мордобой. Лисицын забыл, чему улыбался. На его коленях лежал план подъёма экономики в трёх частях, с ссылками и запутанным комментарием. Документ был подписан доктором Миллером из Института Европы.

— Вот гонит, чмо, — с удовольствием нашёптывал Гутэнтак. — Но мы этой петушине покажем. Пацан сказал — пацан сделал. Я отвечаю. Держи выкидуху. Загонишь ему нож под ребро?

Сосед не выдержал, поднялся и рванул к выходу. В проходе наступил на ярко-оранжевый фантик.

Гутэнтак с сожалением посмотрел ему вслед, вполшёпота насвистывая Бетховена. Наконец-то получилось.

Валентина Мохнюкова разревелась.

— Не трогайте его, — просила она. — Мальчик не виноват.

Она многое переосмыслила, всерьёз хотела приласкать: бедный мальчик, пятое-тридевятое…

— Вот именно, — подтвердил А. Я. Померанц, продолжая совершать поступок.

— Он исправится, — зевнул глава крестьянского профсоюза, старательно извлекая из волос перхоть. — Пожалейте соплю зелёную, чего уж там.

По рядам пронёсся сбивчивый говорок. В дальнем углу поднялся усатый Фальк.

— Не устраивайте здесь политическую Голгофу! — призвал этот по-своему замечательный человек.

— А я что говорю? — встрепенулся краснобучинский Серохвост. — Я как все, я против насилия.