Небесный капитан (Авиатор 3) (СИ)

Однако дело было не только в эстетике. Гораздо важнее для Лизы было понять, как она вообще смогла выжить, получив такие - обычно не совместимые с жизнью, - повреждения! В бою под Опочкой польский крейсер-тримаран "Маршал Гелгуд" расстрелял ее штурмовой коч, что называется, в упор. После этого штурмовик Лизы, - или, вернее, то, что от него осталось, - упал под действием гравитации на землю с довольно большой высоты. Лизу нашли спасатели. По их мнению, впрочем, они нашли окровавленный труп женщины-пилота, и то, что мертвое тело неожиданно стало проявлять признаки жизни, повергло их в замешательство, если не сказать, в шок. Врачи, как позже узнала Лиза, вообще не понимали, как такое возможно, считая Лизу неким принципиально непостижимым медицинским феноменом, никак не меньше. Впрочем, они не знали, - и не могли знать, - что капитан-лейтенант Браге действительно погибла в тот день, а "признаки жизни" подавала уже совсем другая женщина, хотя и в том же самом разбитом и изуродованном теле. По мнению Лизы, именно тогда она и "застряла". Возможно, - и скорее всего, - войти в чужое сознание, как и выйти из него, можно только, если человек жив. Впрочем, это была всего лишь гипотеза. Одна из многих, но она Лизе нравилась больше других.

В общем, Лиза тогда выжила и вскоре даже пошла на поправку. А чуть больше чем через год после того, как произошел исторический бой между крейсером и одиноким штурмовиком, флотская медицинская комиссия признала ее здоровой, и более того, годной к службе на боевых кораблях. На штурмовик ее не пустили из одной только перестраховки, поскольку все физиологические показатели Лизы оказались в норме. Единственным напоминанием о многочисленных переломах и разрывах, - ну, разумеется, кроме пресловутых шрамов, - являлись периодические приступы сильной боли, о которых, Лиза никому не рассказывала, переживая их в одиночестве, даже если оказывалась в этот момент на виду. Боли эти были в принципе необъяснимы, ведь неоднократные проверки Лизиного здоровья, последняя из которых произошла в апреле после боя над Виндавой, никаких отклонений в функционировании ее организма не выявили. Что-то такое знал об этих болях ее несостоявшийся любовник Леонтий Тюрдеев, но тайну свою, - подонок, - унес в могилу. Лиза убила его в западной Африке на берегу реки Мосезе, - и за дело, между прочим, - так и не узнав, что за снадобья готовил для нее корабельный лекарь.

Однако если вывести эти боли за скобки, смерть Елизаветы Браге, - как ни странно это звучит, - осталась для организма Лизы без последствий. Она была физически здорова, и даже более чем здорова. Ее организм справлялся с такими запредельными нагрузками, что можно было только диву даваться. Даже если не считать ее военных приключений, Лиза ведь в одиночку прошла двухсоткилометровый маршрут, пролегавший через горы, пустыни и джунгли западной Африки. На самом деле, даже больше, но кто считал! Ела - если приходилось, - всякую гадость, пила, что придется, временами едва ли не умирая от жажды. И все-таки маршрут прошла от и до. На своих двоих, без специального снаряжения, и даже без подходящей для таких приключений одежды и обуви.

Кроме того, следовало признать, что Лиза умудрилась ничем серьезным в Африке не заболеть. Раны, если и нагнаивались, то воспаление проходило достаточно быстро, и уж точно ни разу не переросло во что-нибудь более серьезное, типа гангрены или заражение крови. Да и малярию не подхватила, хотя долго шлялась по самым гиблым местам. Возможно, ей просто везло, но не исключено так же, что и это положительный результат "вселения". В архиве Тюрдеева, хранившемся в его доме в Гейдельберге, Лиза нашла описания нескольких случаев, более или менее, похожих на ее собственную историю. Закономерность, которая в них прослеживалась, заключалась в том, что "воскреснув", человек, не только "освобождался" практически от любой "хвори", от которой страдал до своей гибели, но и обретал некие новые качества, прежде за ним незамеченные. Ничего волшебного. Все в пределах возможностей человека, но при том возможностей предельных. Физическая выносливость, мощный иммунитет, усиление регенеративной функции и высокая адаптивность, не говоря уже о психологической устойчивости. Это, между прочим, объясняло и то, что, реагируя, в целом, стандартно на алкоголь и наркотики, Лиза переносила их гораздо лучше большинства обычных людей. А в июне, во время нападения агентов английской секретной службы она "перенесла на ногах" еще и острое отравления ингиберином .

Воспоминания о том дне заставили Лизу резко сменить направление мысли. Теперь - по прошествии времени - она уже не была так уверена, что это, и в самом деле, операция МИ 6. Слишком топорно, грубо, словно бы, на показ, действовали англичане. Вполне возможно, что в той истории не обошлось без Ивана и контрразведки Флота. Не то, чтобы откровенная инсценировка, но слишком похоже на провокацию.

"Все возможно!"

Но даже если Седжвик появился там случайно, - во что Лиза не верила, - с "капитаном ван Россомом" пора было что-то решать. И решать кардинально.

"Да, - решила Лиза, пыхнув папиросой, - пора задуматься о судьбе майора Седжвика. Выстрел-то остался за мной!"

***

Две недели пролетели, как не было, буквально растаяли "как сон, как утренний туман". Лиза оглянуться не успела, а на дворе уже конец июля, а за окном площадь Испании. И значит, каникулы с Ниной закончились, но жизнь продолжалась, и это было прекрасно.

В конце концов, ничто не вечно под луной, и однажды выяснилось, что американке пора возвращаться домой, да и у Лизы в начале августа была назначена "деловая" встреча на севере Италии. Уточнять, где именно и с кем конкретно она встречается, Лиза не стала, но и Нина не могла сказать, когда именно прибудет в Нью-Йорк и когда доберется до Филадельфии. И с пенсильванским адресом неожиданно возникли проблемы. Один дом Нина, вроде бы, продала, - он казался ей слишком большим, - другой еще не купила. История темная, но Лизу такое положение дел даже устроило. "Курортный" роман тем и хорош, что не предполагает логического продолжения. И никакого вообще продолжения, если честно. Любовь - морковь, встретились - разбежались, без обязательств и без последствий. Такова жизнь.

Расстались - трогательно, и едва ли не со слезами на глазах, - в четверг утром в порту Ливорно. Нина уплывала на пароходе в Марсель, откуда собиралась вылететь в Лондон и уже оттуда трансатлантическим экспрессом в Нью-Йорк. Ну, а Лиза решила ехать поездом в Рим. По официальной версии она собиралась осмотреть римские древности, но на самом деле, планы ее были слабо связаны с развалинами Колизея или термами Каракаллы. У Лизы в голове крутились совсем другие идеи, недаром же она всю последнюю неделю названивала - в отсутствие Нины, разумеется, - то на борт "Звезды Севера", готовившейся на достроечном поле верфей ван Хурина ко вторым ходовым испытаниям, то в роттердамский отель "Париж", где проживали временно некоторые члены экипажа, включая Иана Райта. Телефонировала она и в Гейдельберг, подолгу беседуя с полковником Штоберлем на разные отвлеченные темы, имевшие, тем не менее, особый подтекст, понятный лишь им двоим в контексте истории их делового партнерства.

И вот Лиза в Риме. Окна ее апартаментов выходят на площадь Испании, видна даже знаменитая Испанская лестница. Утро, солнце, благодать.

"Что ж, прогуляемся..."

Лиза критически изучила свой многократно разросшийся гардероб и, в конце концов, выбрала длинное - до середины икр - облегающее платье из голубого шелка от "Мадам Шерюи". Соответственно, пришлось надеть шелковые чулки телесного цвета и облегающее нижнее белье с латексом, которое несколько лет назад начала выпускать американская фирма "Lastex". К платью подошли двухцветные - синие с белыми вставками, - туфли с глубоким вырезом на двухвершковых каблуках и синий льняной жакет от модного дома "Дреколь". Завершали наряд белая шляпка от Скиапарелли - маленькая, плоская, сдвинутая к правому уху, - и белая же крошечная сумочка. Ну и, разумеется, привычные уже круглые очки в золотой металлической оправе с затемненными стеклами.