Арахна<br />(Рассказы о пауках. Том I)

Официант! Принесите вермута! Благодарю вас. Вы выглядите удивленными, джентльмены. Выпейте-ка немного вина. Лондонский туман пробирает до костей, а вечер сегодня — собаку не выгонишь. Нет, я не шучу, Бронсон, и если вы любезно угостите меня сигареткой, я все выложу — расскажу свою байку, как выражаетесь вы, американцы. Вы не поверите, но мне все равно. Кажется, у вас говорят: «Если кто-то во что-то верит, значит, это правда».

Случилось все это четыре года назад, когда я жил в Порт-Саиде и работал на инженерную компанию. Я был тогда холостяком и думал только о том, как бы подзаработать денег, пока можно, и вовремя убраться оттуда, когда деньги у компании закончатся. Платили хорошо, но в общем и целом то была мерзкая работа в паршивой стране. Порт-Саид был еще ничего для штаб-квартиры, но поездки вглубь страны изматывали всех, от главного инженера до Таббса, младшего из помощников. Год или два в тех местах, и на человеке можно ставить крест. При мне троих белых отправили к побережью на носилках, а двоим пришлось еще хуже. Если не подхватишь лихорадку, заедят насекомые, обычно же и то, и другое сразу. Со змеями и мухами мы еще худо-бедно мирились, их ведь можно прикончить, по крайней мере некоторых. Но я никогда не забуду дыхания болот и тех проклятых ползучих тварей, которых мы по утрам обязательно находили в сапогах или по вечерам — на постели.

Одним словом, мы очутились где-то посреди негритянских земель, что тянутся от штаб-квартиры компании до Суакина [6]. Семеро белых и отряд черных. Один из тех черных ребят мне нравился, и мало-помалу я начал ему доверять. Он знал равнины, пустыни, джунгли и умел обращаться с мулами. У нас он служил погонщиком. Звали того замечательного парня Кали: думаю, лишь я один еще помню его имя.

Можете себе представить, каково увидеть красивую девушку-англичанку в вонючем туземном городишке где-то далеко в Африке? Лично я тоже не мог, пока ее не увидел. Господи! Белая, молоденькая! Когда я встретил ее на том рынке с корзинкой в руках и в монашеской одежде, я был поражен до глубины души. Ей было лет восемнадцать. Я просто онемел, даже не разглядев тогда, как она была красива. После я узнал, что был первым англичанином, которого она увидела, за исключением ее собственного отца. Но об этом позже… В тот день я бросил на нее лишь один взгляд — и с тех пор не мог выбросить ее из головы.

Начальник только рассмеялся, когда я вернулся в лагерь с новостями. Но что тут удивительного — главным инженером у нас был занудный старик с семейством и внуками в Саутси [7]. С другими было то же самое: они решили, что я напился. Я-то знал, что во рту у меня в тот день не было ни капли… Конечно, я спросил о девушке у Кали.

— Ее отец — страшный человек, сумасшедший белый, — подмигнул он, получив от меня сигарету. — Хотя все белые — безумцы.

— И кто этот белый? — спросил я.

— Ученый человек, — ухмыльнулся Кали, — но все равно сумасшедший. Он уже жил здесь, когда моему отцу было столько лет, сколько мне сейчас. И уже тогда он был безумен. Будь он в своем уме, разве лазил бы он по песку и болотам, где полно насекомых?

— На что он живет?

— У него есть золото — английское золото. Раза два или три в год он ездит на побережье и привозит всякие странные вещи. Ванаки, один из наших, однажды рассказал мне, что этот человек привез с английского корабля дьяволов в маленьких бутылочках. Если их открыть, придет смерть. Человек весь раздуется и умрет. Ванаки рассказал мне об этих дьяволах и о том, что один черный мальчуган умер из-за них, как корова умирает от укуса кобры. Но там не было кобры, только белый порошок.

— А девушка тоже ездит с отцом в Порт-Саид?

— Ванаки бы мне сказал. Нет, молодая девушка остается с черными женщинами. Белый человек безумен. Послушайся совета Кали и забудь белую девушку-дитя в длинном черном платье.

Кали принял очень загадочный и мудрый вид. Кажется, ему хотелось получить еще одну сигаретку. Я с кислой миной выругал погонщика и предоставил ему возиться с мулами.

При взгляде на ту девушку что-то пробудилось во мне. Сами знаете, каково бывает в диких краях, а мы ведь покинули Порт-Саид много недель назад. Понятно, там были женщины — если можно так сказать. Я хотел узнать эту девушку поближе, хотя бы узнать ее историю. Сплетни Кали распалили мое любопытство, но я не поверил погонщику. Главным недостатком Кали была привычка привирать и настоящая ненависть к голым фактам. Я поклялся себе, что непременно встречусь с девушкой.

О следующей неделе рассказывать особо нечего. После разговора с Кали я увидал девушку снова: один взгляд, и она исчезла. Прошло еще несколько дней, и я больше узнал о ней и ее отце. Его звали Деннем; он был доктором наук с несколькими сокращениями после фамилии [8]. Но это было все. Чем он занимался последние двадцать лет, оставалось загадкой. Изучал жуков? Возможно. Однако Кали и другие черные клялись могилами отцов, что этим не ограничивалось. Деннем был дьявольским доктором и наводил порчу на коров, так что молоко скисало у них в вымени. Он был колдуном, который отравлял болота и разговаривал с пауками в зловещие ночные часы. Доктор был еще много кем, если верить суеверному Кали, продолжавшему снабжать меня более или менее ценными сведениями в обмен на мои сигареты.

Затем наступил день, когда я познакомился с девушкой, и в тот день я узнал больше, чем из всех разговоров с Кали. Правда, то, что я узнал, едва ли утолило мое любопытство. Девушка оказалась очень робкой. Она позволила мне немного проводить ее, но была заметно смущена нашей встречей. Она действительно оказалась англичанкой, родившейся в Африке. Англию она никогда не видала и не бывала дальше Порт-Саида, да и то лишь однажды, в детстве. Мать она не помнила и никогда не слышала английского, помимо как из уст отца. Это было почти все, что она мне поведала, но я жаждал сойтись с ней ближе. Во время нашей короткой прогулки я узнал еще несколько важных вещей, включая и то немаловажное обстоятельство, что она была даже красивей, чем я полагал. Она была хорошо образована — профессор, очевидно, был прекрасным наставником — и прочитала множество книг.

На следующее утро я ждал ее на рыночной площади. Она пришла, хоть я и не надеялся. Стоит ли утомлять вас подробностями, джентльмены? Мы встретились снова и снова… Я узнал ее лучше, чем самого себя. Да, я полюбил ее — уверен, что этого объяснения достаточно. В эту первую, быстро пролетевшую неделю нашего знакомства мы говорили обо всем на свете, и только одна тема заставляла ее уклоняться от ответов: ее отец. Лишь об отце она не рассказывала ничего. Когда я заговаривал о нем, она отворачивалась, и на ее лице мелькало что-то похожее на страх; но возможно, я ошибался. Позднее, когда мы сблизились, я заключил, что ее отец — даже если он и был тем ужасным колдуном, каким его описывал Кали — несомненно являлся выдающимся ученым. Я видел это по его дочери. Ее чудесные познания нередко поражали меня, но в отношении каких-то предметов она выказывала удивительное невежество. Человек, которого она называла отцом, вылепил ее разум согласно своим пожеланиям. И все-таки есть нечто в женской душе, джентльмены, что не загонишь ни в какую тюрьму. Я читал по ее глазам, что и в ней пробудилась любовь, пусть ее невинная душа еще этого не знала.

Я еще не назвал вам ее имя. Ее звали Ирен. Ирен Деннем.

— Я очень хотел бы познакомиться с твоим отцом, — сказал я как-то вечером. — Он знает, что мы встречаемся?

Ирен помедлила.

— Я рассказала ему о тебе, Скотт, — призналась она. — И… он был не слишком доволен. Конечно, он тебя не знает. Но когда я предложила пригласить тебя к нам, он страшно рассердился. С отцом это бывает. Иногда мне кажется, что он ненавидит всех белых. Думаю, это потому, что он так поглощен своей работой, которой занимается уже двадцать лет. Но если ты придешь завтра, Скотт…