Число зверя, или Лейтенант дьявола

Ко всеобщему удовольствию похрюкивающих сослуживцев, деталировщица с размаху рассадила об пол походную аптечку, ловко выудила из кучи обломков бинты и резиновый жгут и намертво прикрутила к носилкам хрипевшую от изнеможения Бабу Ню.

Удовлетворённый учинённой расправой, Рододонт Селевкидович хотел уже отдать команду на начало движения, как вдруг хлопнул себя по пластиковому капюшону и завопил:

- А Махмуд! Где Мустафа?! Йога забыли!

Арамис протестующе замычал. С помощью ларингофона Рододонт Селевкидович узнал, что у Брахмапутры имеется "охранная грамота", то есть сертификат. Но это не охладило начальственного пыла.

- Как?! Человека, выдерживающего непокрытой кожей влажный хлор и бешеную радиацию - и вдруг бросить на произвол судьбы?! Не бывать тому! Ведь это же уникум!!! Я вам удивляюсь, Арамис, просто удивляюсь! - горячился Россинант, защищая уникального имика. - Нашего Мустафу полагается вынести из зоны аварии и в музей сдать, а вы... В общем, вы, Анчихрист, Дед Гаврош, Сверчок - назад, за Махмудом!

И только когда трое оставшихся мужчин комнаты и имик из соседней, прозванный Сверчком, вынесли на плечах отвинченную доску кульмана с восседающим на ней Брахмапутрой, все вышли на лестницу. К сожалению, на время учений лифты отключались, поэтому пришлось спускаться пешком. Да ещё ретивый Россинант поторапливал: его отдел задержался, и хоть лестница не была занята, нужно было навёрстывать упущенное время, чтобы не получить от руководства штрафные очки.

Шли молча, не хрюкали, лишь изредка кто-нибудь спотыкался, не разглядев сквозь запотевшие стёкла крутую ступеньку, да дробно стучали по цементу кнопки, сползавшие с чертёжной доски йога. Брахмапутра с закрытыми глазами, с застывшей на губах слабой улыбкой и вывернутыми самым невероятным образом конечностями гордо плыл над однообразным ковром затянутых в пластик голов. Он напоминал вырезанную из сандалового дерева и натурально раскрашенную статую Будды Созерцающего. Для полного сходства не доставало пышных цветочных гирлянд, какими азиаты украшают своих богов во время празднеств и торжественных шествий.

Но новичку некогда было задумываться над этим причудливым сходством. Он изнывал от тяжести прибинтованной к носилкам Бабы Ню, от выворачивающей боли в нагруженных руках и плечах и от смешанного с тальком горько-солёного пота, заливавшего лицо под противогазной маской.

Наконец отдел выстроился на отведенном месте у ограды здания, считавшейся условным эвакуационным рубежом. Минут десять прошло, пока подтягивались другие отделы: выходит, Рододонт Селевкидович зря переживал, они не были последними. Эти десять минут новичок просто сходил с ума от жары. Ему казалось, что беспощадное солнце сейчас расплавит изолирующий костюм и противогазную маску прямо на его теле. Наконец прозвучали многократно усиленные рупором слова команды:

- Внимание! Приготовиться...

И тут же, словно бы в насмешку над занимавшимися бесполезными глупостями людьми, внутри здания заверещал звонок, возвещавший начало обеденного перерыва. Обеденный перерыв был особым пунктом, специально оговоренным трудовым законодательством. Кто решится посягать на священное право работников устраивать обед, за которое все работающие боролись с древнейших времён?!

- Учение закончено, - с явным сожалением сообщил рупор. - Результаты будут доведены до руководителей отделов через канцелярию...

Но эти слова уже полностью потонули в гаме вмиг разбушевавшейся толпы. Все спешили поскорей избавиться от гнусных средств индивидуальной защиты. Доску с Брахмапутрой небрежно бросили на землю, и йог свалился в пыль с совершенно деревянным стуком, нисколько не изменив позы, так что новичок на миг испугался: уж не превратился ли он в самом деле в сандаловую статую?

- Чёрт с ним, как-нибудь очухается, - усмехнулся Анчихрист. - Ему там, в нирване его чёртовой, всё без разницы, так и нечерта нервы на него тратить, которые к чёрту не восстанавливаются...

Последняя тирада, как всегда щедро сдобренная чертыханиями, была прервана поросячьим визгом Бабы Ню, которую Даня освободила наконец от противогаза и бинтов.

- Ах ты дрянь, паскудная девка! Шлюха негодная! Тварь! Сука!

Всё это Баба Ню выпалила на едином дыхании, пытаясь подняться со стоящих на земле носилок и от волнения падая назад. Тольтоль зажал уши, Дед Гаврош со словами: "Уймись, старая перечница", - вновь напялил на Бабу Ню противогаз. Она благоразумно умолкла. Тогда Дед Гаврош смилостивился и снял пластиковую маску, а старуха принялась жаловаться:

- Она ж мне всю причёску попортила, дряни кусок! Я за неё столько денег парикмахеру выложила, по ночам с валиком под шеей сплю, а она!.. она!.. Баба Ню покраснела от возмущения и разрыдалась.

- Я ж противогаз на нитках... скрепками... аккуратненько... а когда побежали в коридор, он возьми да свались, проклятый, а она...

- А мне так Россинант велел, я тут при чём? - Даня легкомысленно пожала плечами. - Мне вот тоже надо хорошо выглядеть, но я терплю, и ничего. Вы, между прочим, замужем были, а я...

- Я почтенная вдова, а ты потаскуха облезлая, вертихвостка несчастная!!! У тебя вся жизнь впереди!!! - взвыла Баба Ню. - А мне надо мужа найти, пока не поздно!..

- Вы ещё надеетесь, что вас возьмут если не старшей женой, то хотя бы четвёртой кухаркой со стажем? - холодно спросила деталировщица. - Дудки! Отгуляла с мужиками своё, карга старая. Тебе уже давно ногами вперёд в крематорий пора.

Баба Ню чуть не задохнулась от бессильного гнева.

- Да-да-да-дайте м-мне что-ниб-будь от го-го-головы и о-о-от се-се-сердца, - стуча зубами, попросила она наконец, но поскольку походная аптечка была разбита Даней, лекарств не нашлось.

- У тебя уже ни головы, ни сердца не осталось, дура старая, - съязвила деталировщица. Анчихрист топнул ногой, загремел:

- Так вас и переэтак! Как две чёртовы бабы сойдутся, так уж и сцепятся, и зададут друг дружке чертей! Обед - святое время, а оно уходит и уходит, чёрт вас р-р-раздери на мелкие клочки! Мы пошли наверх, и чтоб нам через десять минут жратва была, а не то всыплю чертей под хвост и одной, и другой!!! - и плюнул в пыль под ногами.

- Сейчас пойдём, - с обольстительной улыбкой на неподкрашенном из-за учений лице заверила Даня. - Эй, Баба Ню, пошли уж, чего там... Обе мы женщины, в конце концов. Давай мириться.

Баба Ню гордо вскинула голову, как могла, подновила непоправимо испорченную причёску, оглянулась на Тольтоля и Деда Гавроша, которых в глубине души считала первыми кандидатами в женихи, и торпедой ринулась в столовую.

- Ну вот, малохольная старушенция уж и выздоровела, - с саркастическим смешком заметила Даня и растягивая слова, продекламировала: - И пошла я вослед, поникнув повинною главою...

В дверях она обернулась, выразительно посмотрела на новичка, понизив голос попросила:

- А ты, Цыганок, помни, что обещал вчера, - и скрылась.

Двор быстро опустел, там осталась ишь чертёжная доска да валяющийся в самой нелепой позе одеревенелый Брахмапутра, задранный к яркому солнцу зад и бёдра которого, утыканные множеством кнопок, нестерпимо сверкали. Во вновь включённом лифте Арамис, уже успевший привести в порядок усишки и напомаженные волосы, всё допытывался у новичка, что такого он наобещал хорошенькой деталировщице. Юноша лишь отнекивался да сдержанно огрызался. В выпытывании истины щёголь усердствовал, пожалуй, даже чрезмерно. Стороннему наблюдателю вполне могло показаться, что не человек расспрашивает человека, а паршивая шавка лаем и повизгиванием пытается запугать матёрую дворнягу, в родословной у которой числятся одни сенбернары, кавказские овчарки и ньюфаундленды.

- Да отстань ты от него, чёрт его дери, - не вытерпел наконец Анчихрист, с отвращением отправляя в недра громадного чемодана противогаз и свёрнутый изолирующий костюм. - Не видишь разве, этот чертяка вконец обабился. Ну его к дьяволу, чёрт побери! Лучше скажи, куда подевались наши чёртовы кубики?