Сумеречная цивилизация (СИ)

Стадион закипал.

У ворот наготове стояли войска.

Руки Президента-бога виртуозно мелькали, проверяя на все ли электронные засовы закрыта капсула.

По полю рыскали полицейские, волоча за собою собак ищеек, локаторы и рыболовные сети. Протяжно ревели львы и крокодилы. Ищейки, поджимая хвосты, дрожали в полуобморочном состоянии и, мучаясь жестоко расстройством животов, след брать не хотели. Локаторы не обнаружили присутствия Классика. И прочёсывание воздуха сетями тоже результата не дало.

Публика зверела. Вывороченные сиденья взлетали в воздух большими тяжёлыми птицами и тут же неуклюже обратно возвращались на головы публике.

Раздался топот тысяч кованных сапог: колонны штурмовых отрядов, с засученными рукавами, выдыхая шумно "ха", рысцой вбегали на Стадион и раздували хищно ноздри.

-Извини, дорогая, я на минутку, - улыбнулся сладко Председатель, отходя от супруги. Обернулся и, махнув ей рукой, сказал ехидно: - Чао, крошка! - И под протяжную заунывную музыку, доносившуюся откуда-то со стороны, бодро направился к чернеющей под каменной ступенькой щели. И как ему думалось: уходил от супруги навсегда.

Президент-бог, поливая трибуны презрительным взглядом, гордо восседал на престоле. Вокруг его капсулы вились встревоженными осами члены правительства. Их супруги, сбившись в стайку, то визгливо, истерично смеялись, а то, прекратив, восклицали:

-Вот это Классик, настоящий мужчина, вот бы с таким! Ха-ха-ха...

На трибунах грянули возгласы:

-Глядите, что за чертовщина!

-Где, где, где, где?

-Да вон же, вон!

-Ух ты-ы-ы-ы! Ух ты-ы-ы-ы!

На центре поля разрастался, красно пламенея, колючий куст шиповника и - превратился в Классика. Он поклонился.

Люди и звери оглушительным рёвом приветствовали его.

Злобно скалясь, Президент перебирал чётки.

Председатель, стоявший у спасительной, чёрной щели и уже готовый в неё вскользнуть, хихикая, злоехидным взглядом протопал по физиономии Президента, оставляя на нём тараканьими лапками грязные следы. Нагадив ему на нос, взгляд Председателя задумал скрыться и, стремительно прыгнув, поскакал по трибунам, как заяц, петлями, и вдруг, скакнув резко вбок немыслимо длинно, да ещё с кувырком, исчез.

Президент, почувствовав, как будто по его физиономии проскакал табун тараканов, погляделся в зеркало, в ярости вытер платком ставшую в крапинку физиономию и своим жутким взглядом помчался было искать злодеев. Но, вконец заплутав в хитроумных петлях следов, бросил погоню и пристальным взглядом окинул правительственную публику в ложе, чуя звериным нутром: где-то здесь, среди них, коварные враги затаились.

Решив не тратить напрасно время на их поиски и не размениваться по мелочам, он ухмыльнулся и, от всей своей жуткой, пропащей души и с превеликим злорадством, обильно и долго гадил ядом мыслей на весь Стадион.

Затем, скакнув взглядом на Классика, сходу вонзил в него жало и попытался жалом достать до сердца, но, едва не обломав себе зубы, так и не смог пробиться сквозь сталь мышц.

Тогда Президент решил пробраться к нему в головной мозг через канал уха и побродить там по извилинам, разнюхать, подглядеть мысли и планы, а после подкинуть в них яд и заселить в его мозговые клетки своих хищных зверей. Взгляд, похрюкивая и колыхаясь студенистым телом, прошлёпал по лицу, вскарабкался сопя на ухо и был прихлопнут могучей рукою. Президент, вздрогнув, заскрипел зубами.

Классик вытер ладонь о землю и продолжил разминку в одном быстром темпе, разбивая о свою голову кирпич за кирпичом. Мужчины глядели на него с трибун со снисходительными усмешками и крякали от удовольствия при каждом разбитом о голову кирпиче. Женщины, глядя завороженно на Классика блестящими глазками, вздыхали "ах-ах!", прихорашивались и готовы были за ним хоть на край света.

Неподвижные глаза крокодилов, точно перископы, торчали из воды, созерцая хищно пространство вокруг, бесконечно полное пищи. Жабы, враждебно таращась, развалились комфортно на спинах у них. Львы шумно дышали и злобно фыркали от смеси слащаво-парфюмерного духа трибун и от болотного, затхлого запаха водоёма.

Груды кирпичных обломков росли на глазах.

Довольно-таки быстро все кирпичи были разбиты. Классик стоял и отряхивался от пыли. Над его загорелом лысом черепе воздух переливался радужно, как нимб.

Бетонные блоки он крушил кулаками и ногами - бетон разлетался в куски.

В голодной ярости львы грызли, гнули решётки, которые скрежетали в их пастях, и огненные искры сыпались от клыков. Крокодилы, наоборот, тихо вели себя, несколько даже, казалось, пристыженно и виновато улыбались, темно зеленея в воде замшелыми брёвнами. И, не выпячиваясь, избегая общения с хамками жабами, старались всё больше держаться в тине и быть незаметными.

Супруга Председателя, председательша, глядя туманно на Классика, всё тихо горько вздыхала, шмыгала носом, теребила платок, оживая душою... И слетела с неё высокомерная маска. Женщина, обливая слезами своё несчастное лицо, вцепилась в затрещавшую рубашку супруга и указала рукою на Классика.

-Смотри, как человек лбом кирпичи и бетон пробивает, себя не жалея, лишь бы только донести правду до людей. А мы... Мы-то что? Почему ты не такой?

Председатель, мрачно улыбаясь и поглядывая на членов Правительства, ехидно косившихся на него, цедил злобно сквозь зубы:

-Заткнись, чёртова баба, на нас люди смотрят.

-Я не могу так жить, мне очень тяжело среди лицемеров...- всхлипывала председательша. - Убегу я от всех вас в края лазурные!

-Куда, куда ты захотела? - сошлись его чёрные, как сажа, брови на переносице. - Повтори.

-Умоляю, унеси меня в края лазурные! - ответила она, вытирая платком слёзы.

-Ты что, дура, рехнулась? Начиталась, что ли, басен этого придурка. Ничего, потерпи, - он хохотнул, - скоро его на твоих глазах сожрут звери. - Опять хохотнул и добавил презрительно: - Мегера, чтоб тебя... - и прошелестел губами: - Разорвало.

-Что ты сказал?

Председатель ухмыльнулся:

-Как же я тебя унесу в края лазурные, когда в тебе веса центнеров около двух. На подъёмном кране разве тебя тащить, как бегемота.

Большие и влажные глаза председательши мгновенно высохли, и в них, потрескивая и перескакивая из одного глаза в другой, засверкали угрожающе огненными змейками молнии. Она, расправив широкие толстые плечи, встала и сурово тряхнула пудовыми грудями.

-Значит, по-твоему, я мегера и меня нужно тащить как бегемота? Боже мой, это мне сказал человек, мой муж, который пятнадцать лет назад стоял передо мною на коленях и клялся мне в любви до гроба.

От вздымавшейся над Председателем, как гора, огромной грозной фигуры супруги дохнуло обжигающим морозом и раздался из недр её души отдалённый нарастающий грохот сходящей снежной лавины. На трибунах ошарашенный народ вскочил в панике с кресел, закрутил головами, не понимая - где это так страшно загрохотала канонада и почему вдруг в жару потянуло откуда-то ледяным холодом и в воздухе заблестели снежинки.

Председатель, с брезгливой физиономией, отстранился от неё и произнёс:

-Прочь от меня!

-Ах ты, кобелина! - сказала гневно она. - Только и знаешь таскаться за каждой юбкой!

Он, сжавшись, огрызнулся:

-Заткнись, ведьма. - И локтём злобно пихнул её, ойкнувшую, в мягкий живот. - Не вздумай на меня распускать свои грабли!

Ему в лоб ткнулся, будто железный молот, кулак супруги. Бо-о-о-ом! - загудело протяжно у него в голове. Стадион перед ним качнулся, и стены, окружающие трибуны, посеребрились изморозью и потрескались. Грохоча, снежная лавина накрыла Председателя и закружила, поволокла его мимо чистой, прозрачной, искрящей на солнце реки, прямо в болото, в котором он увидел свой труп, погребённый в трясине, под корягой, обвитой змеями. "Если тогда я погиб, то почему я сейчас живой?" - тупо удивлялся он.

Железобетонные плиты стояли с небольшими промежутками между собою одним длинным рядом. Трибуны сотрясались в диком рёве. Классик, забуксовав, рванул, и сухая, твёрдая, как камень, земля густым веером крошек вырвалась из-под его ног, и поднялось серое облако пыли. Он стрелой мелькнул в воздухе и под вопли несметной толпы: "Ой! Ах! Ух ты! Ооо!.." - протаранил насквозь треть ряда плит, как листы картона, вынося на могучей груди обломки бетона и железа. Так он ещё повторил два раза - с разбегу пробивая плиты.