Помни о микротанцорах

доровенный ящик? – спросила Мира.

– Излучатель, – ответил Гектор. – Отличная вещь в экспедиции. Не хуже, чем собственный спутник.

– А зачем нам собственный спутник?

– А чтобы видеть. Например, перед тобою гора или стена, а тебе интересно, что там за нею такое. Тебе не видно, но спутник сверху может все разглядеть и тебе рассказать, понятно?

– Тогда этот ящик нам не нужен. Мало, что ли, спутников?

– Спутников много. Но они не наши, они государственные. Если мы что-то видим или куда-то смотрим, то и другие тети и дяди тоже видят и смотрят. А эти тети и дяди бывают хорошие и бывают плохие. Если мы хотим что-то сделать по секрету, то спутник нам не подходит.

– А излучатель?

– Излучатель генерирует лучи Брауза. Это лучи, похожие на обычный свет, но в миллиарды раз тяжелее. Когда обычный свет проходит возле земли, он отклоняется вниз, потому что притягивается к земле. Но он отклоняется немножечко, так, что мы не замечаем. Луч Брауза отклоняется очень сильно. Если мы направим луч в небо, он поднимется, завернет и направится на землю. Как падающий камень. И мы увидим землю сверху, как будто со спутника. Так можно заглянуть на другую сторону горы или дома. Хочешь, покажу?

– Потом. Сейчас я хочу закончить рисунок.

Мира рисовала длиннорукую женщину, скорчившуюся в дальнем углу клетки.

Сейчас женщина была одета и причесана. На ее лице было даже немного косметики, положенной неумелой мужской рукой. Женщина прижимала к груди что-то, похожее на большую муравьиную личинку.

– Что это у нее?

– Не знаю, мне не сказали. Но она не может без него.

– Может быть, это ее ребенок? Или она думает, что это ребенок?

– Не знаю, похоже.

– Но это же не ребенок на самом деле. Это что-то пластмассовое. Поэтому она несчастна, – сказала Мира.

– Она не несчастна.

– Несчастна, я вижу. Не знаю, где вы ее такую выдрали, но она такая бедненькая и все время мучается. Я это вижу, а вы, мужчины, вы это не понимаете.

Если она научится разговаривать, мы будем дружить. Она хорошая. Смотри, красиво?

Я сейчас почти закончу.

Мира рисовала карандашом, примостившись на коленках за маленьким ящиком.

– Похоже, – сказал Гектор. – Тебе сколько лет?

– Девять.

– Ты очень хорошо рисуешь для девяти лет.

– Я знаю. Я рисую по три рисунка в день. Или по четыре, если маленькие. Я так тренирую руку и глаз.

– Ты вся в своего папу. Он тоже тренируется.

– Да ну, – сказала Мира, – у него это глупости. Он тренируется кого-то ударять и защищаться. Зачем драться, если даже маленькие детки знают, что драться не надо? А я буду художником, если не умру.

– Не говори так.

Она серьезно посмотрела на него снизу, над узкими стеклышками очков.

– Я часто думаю, – сказала она, – если я умру, что будет с моими рисунками, которые я не нарисовала?

В фургоне был смонтирован стационарный вриск, – одна из хороших моделей.

Вриск был системой, которая позволяла, в принципе, любой мыслимый информационный обмен. Он мог работать как телефон, телевизор,