Нф-100: Хозяйки тумана (СИ)

Альментьев неуверенно шагнул внутрь, всматриваясь в полумрак спальни, непроглядный после ярко освещённого коридора.

- Я здесь! - Сорокина выступила из темноты. - Что в городе?

- Плохо в городе.

Как и следовало ожидать, новая администрация Альбиона оказалась слишком неоднородной, нестабильной. Прошло несколько месяцев, и люди, чьи деньги и влияние привели Эшли Уайтакер к власти, начали мешать новоявленному губернатору. Они жили по своим правилам и понятиям, не желая подчиняться законам. Да и одиозно выглядели рядом с интеллектуалами-учёными и экс-имперскими чиновниками. Услуги вынырнувших на поверхность в мутной волне мятежа больше не требовались, им надлежало вернуться на подобающее место.

Губернатор не думала, что с предстоящей чисткой возникнут серьёзные затруднения. На её стороне было всё: признание и уважение большинства горожан, поддержка службы порядка, власть. К тому же она была решительной женщиной. Если кто-то не пожелает мирно "исчезнуть", она не остановится перед физическим устранением помехи.

Но Уайтакер и её окружение недооценили бывших соратников. Они были политиками и чиновниками, борьба за власть казалась им чем-то вроде шахматной партии. Ход мог быть дерзким, непредсказуемым, противоречащим логике. Однако при всём том он подчинялся правилам игры, не уводил за пределы "шахматной доски". А "соратники" были бойцами. Ставкой в их игре была не власть, а жизнь, пусть и всего Альбиона, неважно. Да, в их распоряжении были лишь немногочисленные полукриминальные шайки юнцов, достаточно хорошо вооружённых теперь, после переворота, но слишком трусливых, чтобы бросить вызов силе власти. Да, в городе не было тех, кто мог бы стать вожаками, повести за собой, не страшась смерти. Зато такие люди - или уже существа? - нашлись в секретной подземной тюрьме. И если их банды превратятся в звериные стаи, способные утопить город в крови и ужасе, - тем лучше.

Уайтакер не готова была к подобному сценарию. Хуже - к нему оказались не готовы силовые структуры колонии. Службу порядка вырезали в одну ночь, и город захлестнула кровавая вакханалия. Несколько десятков жителей успели вырваться из-под купола прежде, чем шлюз заблокировали бритоголовые парни в камуфляжных комбинезонах, именующие себя "самообороной". Беглецы привезли в Озёрный посёлок известие о новом перевороте. Достоверных сведений о том, что происходило в городе сейчас, не поступало. Официальные каналы связи были отключены, информационная служба не функционировала. Большинство тех, с кем удавалось связаться по личным коммуникаторам, сидели, запершись в квартирах, страшась нос высунуть за дверь.

Альментьев закончил рассказ. Быстро взглянул на Люка:

- Что случилось с губернатором, нам неизвестно, к сожалению. - Опять перевёл глаза на Сорокину и добавил тихо: - Ирина тоже в городе.

- Что?! - лицо Людмилы, и так бледное в тусклом освещении, побелело ещё сильнее. - Как в городе? Почему?!

- Вчера вечером она поссорилась с отцом и сбежала из посёлка. Председатель обнаружил это слишком поздно, уже ночью. Тебе не хотел сообщать, думал, что сегодня сам слетает за ней, вернёт. А тут... Её личный комм отключен. Ты можешь сказать номер своего домашнего?

Вместо ответа Сорокина метнулась к терминалу связи, не садясь в кресло, включила, набрала номер. Застыла, уперев взгляд в чёрный экран. Альментьев осторожно подошёл, стал за её спиной. Они загораживали большую часть экрана, и чтобы видеть изображение, Люку пришлось привстать. Новость ошеломила. Переворот в городе, вырвавшиеся на свободу маньяки... Нет, это звучало слишком ирреально, чтобы быть правдой!

Экран ожил, в нём появилось незнакомое лицо. Рыжеватая щетина на щеках, небрежно выбритый, голый череп, мутные выпяченные глаза с набухшими веками. Людмила отшатнулась невольно:

- Кто вы такой?!

Губы незнакомца растянулись в плотоядную усмешку.

- Кто я? Можешь звать меня Бак. Прозвище Живодёр не слишком благородно звучит, как думаешь? А ты, как я понял, мамочка?

- Что ты делаешь в моей квартире, урод? Где моя дочь?

- Доця? Здесь, не волнуйся! Под присмотром опытных дядей становится женщиной. И ты хочешь развлечься? Вали к нам, весело будет!

Людмилу передёрнуло, затрясло.

- Где моя дочь, ублюдок?!

- Чё орёшь? Ща покажу твоё дитё.

Несколько секунд экран оставался пустым. А затем в области фокусировки возникло лицо девочки. Разбитые губы, бегущая из носу красная струйка, ссадина на виске, закатившиеся глаза. Рука, покрытая густой рыжей шерстью, бесцеремонно тряхнула её за волосы.

- Гля, кто к нам пришёл!

Девочке наконец удалось сосредоточить взгляд на экране. Губы её болезненно дрогнули:

- Мама...

- Ириша!

Сорокина пошатнулась. Альментьев поспешно придержал её за плечи, но она отбросила его руку, подалась к экрану, на котором вновь скалился бритоголовый.

- Ты, тварь! Сейчас же отпусти мою дочь! Если тронешь её ещё хоть...

- Тю-тю-тю! - оборвал её собеседник. - Убоинка стращает Бака Живодёра? Это что-то новое! Доцю твою оприходуем в лучшем виде, не сомневайся. А потом и тебя в работу возьмём. До встречи, козочка!

Он подмигнул и выключил комм.

Секунду Людмила стояла неподвижно, глядя на потухший экран. А затем быстро шагнула к дверце встроенного в стену шкафа, будто забыв об Альментьеве, сбросила на пол халат. Сказала, не оборачиваясь:

- Я лечу в город.

Люк тряхнул головой, прогоняя оцепенение. Отбросил в сторону одеяло, вскочил с кровати.

- Я с тобой!

Альментьев попятился к двери.

- Может, не надо пороть горячку? Что вы сделаете вдвоём? Я сообщу Петру, он соберёт отряд...

- Да, сообщи. Но я лечу туда немедленно. Ты же видел, что они творят?! Ублюдки! - на миг она сорвалась на визг. Но тут же взяла себя в руки: - Передай Петру, что встретимся в городе.

- Хорошо! - Альментьев поспешно выскочил в коридор.

- Твари, гнусные твари... - Сорокина продолжала бормотать ругательства.

- Люда, наших нужно предупредить!

На ходу стараясь попасть ногой в брючину, Люк допрыгал к терминалу, включил внутреннюю связь. Мюррей ответил мгновенно.

- Что там за пожар у вас?

Вдаваться в подробности Люк не стал, времени не было. Пол и не требовал подробностей, понял всё с полуслова. Лицо его окаменело.

- Ясно. Значит так - в город летим втроём. Встречаемся через пять минут у флайера. Всё.

Как он объяснялся с Ивон, непонятно, но к машине прибежать успел первым. Перехватил Людмилу, пытавшуюся добраться до штурвала, затолкал на заднее сиденье, предусмотрительно забрав из пределов досягаемости бластер. Та не возражала, бубнила что-то неразборчивое под нос.

Мюррей выжимал из машины всё, что мог, и к городу они успели задолго до полудня. Солнце едва поднялось над кромкой плато, едва дотянулось лучами до скрытой в выступах скалы площадки. Той самой, откуда они улетали несколько месяцев назад.

Решётчатая калитка на входе в технический туннель была заперта изнутри на щеколду. Слабое препятствие! Мюррей, не задерживаясь, срезал задвижку. Внутри туннеля всё оставалось по-прежнему: вонь, тусклые фонари, покрытые скользкой плёнкой стены, чавкающая жижа под ногами. Людмила то и дело порывалась вперёд, пока, поскользнувшись, не шлёпнулась в грязь. С запором на внутренних воротах пришлось повозиться: они представления не имели, что ждало по другую сторону, поэтому резать замок бластером не решились.

В жилом квартале стояла тишина. Болезненная, невозможная тишина. Лишь мерное журчание воды в фонтане посреди сквера, шорох транспортной ленты, да фоновый, уже подзабытый гул самого города, функционирующих систем жизнеобеспечения, нарушали её. И ни одного человека не встретили они на всём пути до квартиры Сорокиной.

Мюррей отобрал у хозяйки пластину магнитного ключа, сунул Люку: "Открывай ты! И не торчи в проёме, сразу - в сторону!" Как только индикатор поменял цвет, и дверь заскользила в паз, удобнее перехватил бластер, ринулся в проём.