Тень Земли (Дилогия о Дике Саймоне, Книга 2)

- Столичный кибуц, - пояснил Гилмор, мрачнея лицом. - Для граждан, отбывающих малую сельскохозяйственную повинность. "Светлый путь".

- Путь? При чем тут путь? - Саймон переключил передачу, сбавил скорость и удивленно воззрился на темнокожего учителя. Тот помрачнел еще больше.

- Это название кибуца, мой звездный брат. За ним, на вырубках, - угодья вольных фермеров. Вольных, пока не рыпаются и налоги платят. "Белый", четверть урожая - в казну, "черный", другая четверть - Хорхе Смотрителю, за покровительство и крышу. Все поровну, все справедливо.

- И никаких эксцессов? - осведомился Саймон.

- Почему же. Случались переделы, да все в один карман. И сейчас, и при донецких, и при домушниках.

- Домушники - кто такие? Про них ты мне не рассказывал.

- "Наш дом - Бразилия" - партия власти в давние времена. Правили долго, покончили с Русской Дружиной, а их самих вырезали донецкие в Большом Переделе, лет двести назад.

- А кто вырезал донецких?

- Союз Бандеро, в две тысячи двести восьмом. Крокоди льеры, смоленские и дерибасовские. "Штыков" тогда еще w было, а клинки, "торпеды" и мелочь вроде "плащей" боялись ввязаться в ту свару.

С заднего сиденья, где спал Кобелино, послышалась затейливая рулада. Саймон хмыкнул. Когда автомобиль, рыча и пыхтя, взобрался на холм, он приглушил мотор и встал, оглядывая зеленые дебри Хаоса и уходившую к югу равнину, за которой синел океан. Там была бухта - огромная, с неестественно правильными очертаниями, напоминавшими след чудовищной подковы; несомненно, затопленный кратер на месте прежнего Рио. Новый город лежал вдоль нее широким полукольцом: слева - белые особняки и виллы, церкви и пятиглавый собор, обнесенные древней, но еще внушительной каменной стеной, справа - гавань, железнодорожная колея И набережная, за которой тянулся лабиринт узких, кривых и пестрых улочек. Набережную проложили от площади, служившей, видимо, городским центром; она выходила к морю и отделяла богатый район от порта. Главной ее достопримечательностью являлось массивное здание в пять или шесть этажей, окруженное пальмами, но серое и мрачное, словно гробница. Перед ним цветными жучками мельтешили автомобили и пролетки.

К востоку от особняков и вилл вдавалась в море скала странного синеватого оттенка, с плоской вершиной и круты--ми склонами, будто стесанными гигантским топором. На этом каменном пне стояла крепость - квадратные башни и стены из бурого кирпича, ворота, к которым вела вырубленная в скале лестница, центральная цитадель и вышки на бревенчатых опорах. Сооружение напоминало средневековый замок, но над одной из башен торчали вверх антенны, на вышках поблескивали пулеметные стволы, а кое-где виднелись тонкие журавлиные шеи подъемников. Крепостная скала,. белые виллы, площадь и гавань образовывали как бы внутреннее городское полукольцо, охваченное со стороны суши тремя промышленными районами, - видимо, более поздней застройкой, где жилые касы соседствовали с приземистыми корпусами фабрик, какими-то складами и хранилищами, водонапорными башнями и куполами немногочисленных церквей. Эту внешнюю подкову рассекали покрытые асфальтом дороги: одна, на которой замер сейчас лиловый лимузин, подходила с запада, другая тянулась на север, между дебрями Хаоса и прибрежными холмами. В общем и целом, если не вспоминать о бандитских кланах, переделах, кибуцах, налогах и остальных мелочах, столица ФРБ казалась обширным и процветающим городом тысяч на триста жителей - а может, на четыреста, считая с окрестными фермами и поселениями.

- Синяя скала, - произнес Майкл-Мигель, заметив, что Саймон разглядывает крепость. - Как гласят предания, "Полтава" причалила сразу за ней. Высадили десант, перебили пару тысяч аборигенов, затем построили Форт, гавань и городскую стену. Нынче это Центральный округ Рио. А ближе к нам три новых Восточный, Северный и Западный. - Что теперь в крепости? - спросил Саймон. Учитель, с неприязнью покосившись на громко храпевшего Кобелино, пожал узкими плечами.

- Ничего интересного, брат Рикардо. Стены, башни, гарнизон "штыков". Еще столичные карабинеры, казармы, арсенал. В главном здании - тюрьма, а в подвалах - свалка. Помнишь, я говорил о Старом Архиве? Вот он-то и находится под нижним тюремным ярусом.

- Ничего интересного, говоришь? - Саймон перевел взгляд с крепости на площадь. - А там что? Вроде гробика с пальмами?

- Серый Дом, он же - Богадельня, официальная резиденция Бразильянской Думы и главных департаментов. - Гилмор принялся перечислять, загибая пальцы: Общественного здоровья, Финансов, Продовольствия, Водного Транспорта, Медицины, еще - Топливный и Военный. Там же - Архив и государственный банк. Архив, в котором я служил, тоже в подвале.

-Словом, правительство, - резюмировал Саймон. - И доны там обитают?

- Это никому не известно. Я прослужил в Архиве тринадцать лет, но попадались мне лишь чиновники мелкие паханито да думаки, болтуны из Думы. Вот на этих можно глядеть шесть дней в неделю, с десяти до четырех. Особенно когда они в кассу валят, за песюками.

Он пробормотал что-то непечатное, несообразное с его интеллигентной внешностью и белым, с иголочки, костюмом. Саймон ухмыльнулся, сел и надавил клаксон. Пронзительный вопль повис в воздухе, и храп на заднем сиденье прекратился.

- Куда ехать? - спросил Саймон, не оборачиваясь.

- Ах-ха-а... - раздался сзади сладкий зевок. - Прямо, хозяин, прямо. Там, на въезде, площадь, на ней живодерня стоит, так ты мимо нее газуй, не задерживайся. Третий поворот направо, второй налево, и тормози у баобаба. Здоровый такой баобаб, на Аргентинской улице, у пивной "Красный конь".

Мотор взревел, автомобиль ринулся с холма и, обогнав по дороге неуклюжий дымящий трейлер и несколько груженных сеном телег, подкатил к площади. За ней пригородное шоссе переходило в улицу, застроенную невысокими домами: белые, почти глухие стены, черепичные кровли, узкие окна на уровне второго этажа, крохотные балкончики, увитые зеленью. Справа на площади располагался кабак, слева - живодерня; иными словами, полицейский участок с неизменными воротом и ямой. Яма была пуста, но рядом широки кругом стояли люди, облаченные в синее, и щелкали бичами то и дело поднимая белесую мелкую пыль. В кольце их кто-то метался и исходил криком, жалобным и нестерпимо пронзительным.