Это был просто сон... (СИ)

Ирина пыталась оживить растение: чаще поливала, переносила с места на место, пытаясь определить опытным путем, где ему будет лучше. Без толку. Цветок погибал, сомнений в том уже не оставалось.

В инфроме никаких ценных сведений по таким цветам не оказалось. Может быть, опять-таки, Ирина не там искала, а, может быть, профессионалы держали свои тайны при себе… Информ Анэйвалы, в отличие от земного интернета, не торопился делиться засекреченными данными.

Бросать же цветок на произвол судьбы было безумно жалко, и ничего со своей жалостью Ирина поделать не могла.

— Эх, ты, — сказала она горшку. — И что тебе для счастья надобно? Поливаю, на солнышке держу… А ты? Совесть у тебя есть или как?

Если бы цветок мог разговаривать, он, разумеется, сообщил бы, каких конкретно радостей ему не хватает для полноценной жизни. Но кустик молчал. И ронял засохшие лепестки, один за другим.

Ирина вздохнула. Выхода нет. Придется идти на поклон к Алаверношу. Раз вырастил, значит, и вылечить сможет. Нет другого выхода.

Ирина с тоской подумала, что проще, наверное, повеситься на ближайшем дереве, чем попросить о чем-то Алаверноша. "Как я ему в глаза посмотрю? — думала она. — Я ему и так столько неприятностей доставила. А теперь вот еще цветок сберечь не сумела…"

Ладно. При чем тут несчастное растение? Его надо спасти. А со своими эмоциями Ирина как-нибудь справится.

Она упаковала цветок и отправилась в парк искать Алаверноша.

Удивительное дело. Если не хочешь видеть человека, то он постоянно тебе на глаза попадается. А как только этот самый человек тебе понадобился, днем с фонарем его не сыщешь!

"Где же он может быть?" — с раздражением думала Ирина. Она обошла значительную часть парка, заодно наведалась к детским площадкам, где как раз играли сейчас дети из подконтрольных ей групп.

Дети обрадовались Ирине. Мгновенно собрались вокруг, наперебой рассказывали о всяком разном важном. Ирина слушала и улыбалась.

— Любят они вас, Ирина- сказала воспитательница с улыбкой.

Ирина кивнула. Среди ее подчиненных, и коллег из других групп второй такой змеи, как Седдерсву, не нашлось. Ирина давно уже поняла: об уходе Седдерсву никто не пожалел, наоборот, даже порадовались. И правильно. Скатертью дорога. Есть люди, которым даже собственных детей доверять нельзя, не созданы они для этого.

Именно здесь, у детской площадки, к Ирине подошла Клаемь.

— Ясного дня, Ирина гралри, — обратилась она с формальным приветствием.

Ирина давно привыкла к безжизненной монотонности ее голоса, вызванной синтезатором речи. Все эмоции можно было прочесть и по лицу, по выражению глаз… Вот и сейчас видно было — Клаемь явно чем-то подавлена. А впрочем, неудивительно. После всего, что было.

— Я искала вас возле жилых блоков, — сказала Клаемь. — Что вы здесь делаете? Ведь у вас сегодня выходной.

— Решила прогуляться, — объяснила Ирина.

— Понятно, — видно было, что Клаемь не очень-то Ирине поверила. — Не вздумайте дежурить сверхурочно. Застану, — накажу. Я — ваш опекун, имею право.

— Клаемь, — вспыхнула Ирина. — Я действительно просто шла мимо! Я вообще-то Алаверноша ищу…

Она показала несчастный цветок и объяснила, что не понимает причины, по какой сохнет бедное растение.

— Может, Алавернош подскажет, как спасти его…

— Странно, — . Они обычно цветут годами. С чего этот засох, росток ведь молодой совсем… Алавернош у себя дома, пойдемте, провожу. Сами вы дорогу не найдете.

— Хорошо, — согласилась Ирина.

Она помнила, как заблудилась в парке. Как давно это было! Столько всего с тех произошло. Хорошо, что рядом Клаемь, которая знает дорогу.

Парк изменился. Деревья из серебристых стали пурпурно-синими, кусты побурели. Светильники, что стояли частоколом вдоль тропинок, потеряли лепестки и обзавелись крупными, шаровидными плодами. В лан-лейран пришла осень…

— Как там Кмеле? — спросила Ирина.

Клаемь кивнула, оценив вопрос.

— Превосходно. Передавала вам привет.

— И все же…

— Я уже давно ожидала чего-то в подобного духе, — сказала Клаемь. — Так что эти двое меня не удивили. Удивил Арэль Дорхайон.

— А-дмори леангрош? — переспросила Ирина. — Что же он сделал?

— Разрешил им встречаться, но вступать в брак запретил категорически.

— Вы считаете, это плохо?

— Да. Половинчатые решения всегда плохи сами по себе. Вот и здесь надо было идти до конца. Либо запрещать полностью все, либо давать разрешение — и тоже на все, в полной мере.

— Ну, и пусть встречаются, — сказала Ирина. — Кому от этого плохо?

— Этим юным дуралеям, прежде всего, — отвечала Клаемь. — Такой брак слишком неравен… для женщины. Собственно, подобной судьбы злейшему врагу не пожелаешь. И они оба не желают замечать очевидного.

— Но… Они же любят друг друга. Любовь, она способна примирить со многим. Не так ли?

Клаемь вздохнула.

— Как сказать… Кмеле сама не понимает, с чем связывается. Ведь потом, когда ей надоест быть супругой Саттивика, пути назад уже не будет.

— Да с чего вы взяли, что ей надоест? — возмутилась Ирина. — Они любят друг друга и будут счастливы, оба. Почему вы настолько не верите в их счастье?

— Саттивик, тот серьезен, как черная дыра на последней стадии коллапса. Паршивец… достало ведь смелости обратится напрямую к самому а-дмори леангрошу! Зато Кмеле… Сдается мне, Кмеле любит только и исключительно потому, что ей запрещали любить. Теперь любить ей вроде как разрешили, но запретили вступить в брак. Понимаете? Нашей Кмельоме запретили, и теперь она в узел свяжется, но нарушит запрет, — так или иначе. А что будет потом, она не задумывается.

— Да, — сказала Ирина наконец. — Но, знаете, Клаемь, вы их тогда не видели, там, на крыше, тогда, когда мы убегали от бандитов. А я видела. Кмеле — вздорная и взбалмошная девочка, это так, но она прекрасно понимает, что ей нужно. Не беспокойтесь за них. Все у них будет хорошо.

— Мне бы вашу уверенность, — сказала Клаемь. — Поверьте, впервые в жизни я очень хочу ошибиться!

На это Ирина не нашлась, что сказать. У Клаемь огромный жизненный и профессиональный опыт, и Клаемь любит Кмеле, желает девочке только добра, это же видно. И Саттивик Феолэск ей тоже не безразличен. Но добро в понимании Клаемь оборачивается злом для влюбленной пары…

— Мы пришли, — нарушила Клаемь молчание. — Сюда…

Тропинка свернула к живой изгороди. Ирина с радостным удивлением рассматривала вьющееся растение, приспособленное под забор, — у него были крупные резные листья родного густо-зеленого цвета. Из-под каждого листа свешивалась тонкая гирлянда сложного соцветия, похожая на миниатюрный фонарик. В центре каждого бледно-розового "фонарика" находился еще один цветок, теплого желтого оттенка, а синие "фонарики" могли похвастаться белой сердцевиной… Клаемь смело отвела свисающие на дорогу побеги:

— Идемте.

Ирина уже бывала здесь — давно, когда Алавернош вытащил ее и Фарго с берега озера. Но тогда она была слишком потрясена и взволнована, чтобы хорошенько рассмотреть и запомнить увиденное. Ну, что ж, сейчас у нее появился второй шанс…

Небольшой, уютный двор, дорожки — не из гравия, а поросшие тугим ворсом… Вдоль дорожек высокие, гигантского размера колокольчики, — наверное, фонари. И дом-дерево в окружении изящно оформленных прудиков, через которые протянулись резные мостики. Немыслимо! Сотворить такую красоту из растений…

Алаверноша они нашли за домом. Он сидел прямо на траве, задумчиво рассматривая развернутое в воздухе голографическое изображение. Логично было бы предположить, что это какое-нибудь пособие по садоводству, но нет, изображение пестрело графиками, а столбики иероглифов метаязыка Оль-Лейран недвусмысленно складывались в какие-то сложные математические расчеты…

Увидев гостей, Алавернош отключил экран и поднялся. Клаемь сложила руки жестом приветствия. Ей, оказывается, хорошо известен был этот безмолвный язык. "А если вдуматься — ничего удивительного", — сообразила Ирина. — "Ведь Клаемь сама с рождения была обречена на молчание. Не с младенческого же возраста ей поставили синтезатор голоса!"