Стервятник

К полуночи он заперся в своей каюте и достал из сундука заветный сосуд. Ни одно движение воздуха не колебало пламени зажженных им черных свечей. Изредка было слышно, как стонет за перегородкой Кравиус, которому снились самые недобрые сны. На всякий случай Люгер завесил плащом иллюминатор. Теперь он испытывал лихорадочное возбуждение, как будто шел на опасное, но заманчивое дело.

Слот откупорил залитое сургучом горлышко и налил в сосуд некоторое количество крови. Вначале ничего не произошло и он почувствовал нечто вроде разочарования... Спустя несколько минут стекло сосуда посветлело с одной стороны и стало ярко-красного цвета, словно раскаленный металл. Затем красный цвет перешел в молочно-белый и мутное стекло начало приобретать прозрачность. На поверхности темного сосуда образовалось небольшое окно, за которым слабо шевелилось что-то.

Еще через минуту Люгер, жадно глядевший в сосуд, в ужасе отшатнулся от него. Существо, которое он увидел за стеклом, оказалось невообразимо безобразным. У него не было рук и ног; безглазая и безносая голова торчала мучнисто-белым рыхлым шаром над обильно политой слизью и спермой горкой плоти лилово-розового цвета. Голова была перерезана щелью огромного безгубого рта. Рот гомункулуса распахивался, как пасть жабы, - он требовал еще крови...

Это существо казалось куском сырого мяса и, тем не менее, в каком-то смысле, было живым. Стервятника поразила мысль о том, что ужасное создание является частью его собственной плоти. Было нечто чудовищно противоестественное в этом слиянии мертвых ингредиентов, оживленном недоступным людям колдовством.

Слепая голова судорожно дергалась во мраке своего заточения и, сжалившись над ней, Люгер налил в сосуд еще немного крови. Кровь облила гомункулуса и Слот увидел, что тот вовсе не пьет ее, - вся поверхность его бесформенного тела покрылась пузырями, розовой пеной, глубокими трещинами и порами, впитывая в себя падающую сверху живительную жидкость.

Напитавшись кровью, обитатель черной бутылки стал похож на раздувшийся мешок. Горлышко сосуда пахло так, как мог пахнуть двухнедельный труп. Оцепенев от отвращения, Люгер смотрел на то, что было каким-то извращенным зародышем или же почти ребенком - оплодотворенной его семенем мертвой материей. Он едва удержался от того, чтобы выбросить сосуд в океан и покончить таким образом с этим кошмаром. Но нельзя было изменить прошлое - и будущее настойчиво взывало к настоящему и требовало ответа.

Поэтому Стервятник задал первый вопрос. Его собственный голос показался ему чужим и хриплым. Было одновременно смешно и жутко разговаривать с существом в бутылке, тем более, что он не знал, как вообще общаться с ним. Люгер успел произнести только:

- ГДЕ НАХОДИТСЯ...

Его остановила внезапная перемена, произошедшая внутри сосуда. Он увидел лилово-фиолетовый цветок, стремительно растущий и распускающийся рядом с гомункулусом, как будто чужая кровь воскресила и его. Стебель и пять лепестков этого цветка были слишком мясистыми и имели неестественный для растения оттенок, - потом Люгер понял, что это вовсе не растение.

Цветок превратился в ладонь, а его лепестки раскрылись и стали извивающимися пальцами без ногтей и суставов. Стервятник услышал ни с чем не сравнимый звук, от которого волосы зашевелились на его голове, - низкий вой, доносившийся будто из самой преисподней. Гомункулус раскрывал свою безгубую пасть и в ужасе бился о стенки сосуда. Фиолетовые пальцы обхватили его в том месте, где бесформенное туловище переходило в уродливую голову, и стали сжиматься, выдавливая кровь и слизь изо рта и пор своей кошмарной жертвы. Не успевая удивляться мрачной абсурдности происходящего, Люгер наблюдал за удушением и агонией своего обреченного помощника. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять - чье-то колдовство опять вмешалось в ход событий и оно оказалось сильнее того, которое помогало Стервятнику.

Чуть позже, приходя в себя, он еще пытался как-то облегчить печальную участь гомункулуса - вставил ланцет в горлышко сосуда и нанес им несколько уколов неумолимо сжимающимся пальцам. Но инструмент был слишком коротким и горлышко слишком узким: на фиолетовую руку, растущую прямо из плоти, заполнявшей дно сосуда, эти уколы не возымели никакого заметного действия.

Пасть гомункулуса превратилась в пещеру, из которой фонтаном била кровь, заливая стенки бутылки густой малиновой пеленой. Стекло быстро темнело, превращая сосуд в беспросветную могилу. Из него все еще доносились сдавленные крики гомункулуса. Люгеру оставалось одно - разбить бутылку. Он сбросил ее на пол и ударил по ней мечом. Она взорвалась с оглушительным треском, разбросав по каюте жидкую грязь, а Слот нанес еще один удар по фиолетовой руке, пригвоздив ее к полу.

Но все уже было кончено. Гомункулус превратился в зловонное озеро, освещенное слабеющим трепещущим пламенем черных свечей. Кое-где над его поверхностью торчали, как острые скалы, сверкающие осколки разбитого сосуда. Рука-убийца вновь сжалась в увядший цветок, стебель которого был рассечен лезвием меча. Цветок почернел и сгнил на глазах у Стервятника.

В ту ночь он отчасти постиг тщету человеческих усилий и даже ограниченность сверхчеловеческих сил. Слишком многое оказалось напрасным... Перед ним было неизвестное и пугающее будущее, полное смертей и опасностей, грозящих отовсюду. Он так и не получил ответа на свои вопросы.

Свечи давно погасли и Люгер долго сидел в темноте, несмотря на то, что тлетворный запах разлагающихся останков распространился по каюте. Плеск волн, шум ветра и еле слышные стоны Кравиуса, доносившиеся из-за переборки, не нарушали его оцепенения. Он плыл по темной реке времени, у которой не было ни устья, ни истоков.

Только один раз его покой был нарушен. Люгер услышал новый звук, раздавшийся снаружи, - шум крыльев взлетающей птицы. Так же, как и Кравиус за несколько часов до этого, он был немало озадачен этим. Если бы не смерть черного лебедя, которую Стервятник видел своими глазами, он испытал бы страх. Теперь же он принял, как неизбежность, наступившее время мрачных чудес.