Стервятник

Когда Стервятник снова занял место в экипаже, там вполне ощутимо пахло кровью.

Кравиус не обманывал его. Небольшая и хорошо защищенная от бури гавань в глубине залива действительно приютила двухмачтовый корабль. Несмотря на поздний час, команда из десятка человек была готова к отплытию. Селение Блиндар, лежавшее неподалеку, было погружено во тьму.

Для Люгера осталось тайной, кому принадлежали гавань и корабль. Во всяком случае, было очевидно, что команда предана аббату безраздельно. Неизвестно, чем удерживал Кравиус в повиновении этих мрачных и нелюбопытных людей - большими деньгами, шантажом или страхом перед адским пламенем. Никто из них не заинтересовался Люгером, Ястребами или хотя бы целью таинственного плавания.

Корабль отчалил тотчас же после того, как аббат и его спутники поднялись на борт. На выходе из залива паруса поймали усиливающийся ветер и тот тоскливо запел в натянувшихся снастях. Деревянный корабль скрипел и стонал, как старик, которого против его воли гнали в дальний опасный путь, в то время, как он мечтал лишь о покое.

Огромный черно-рыжий кабан, неизвестно как очутившийся на безлесном каменном берегу, вдали от своих собратьев, стоял неподвижно, обратив к океану клыкастую морду, словно хотел рассмотреть что-то в серой пелене, стелившейся над волнами. Его бока тяжело вздымались после долгого бега, оказавшегося бесцельным. Ледяные соленые брызги летели в него, но зверь не замечал их. В нем ощущалась тупая уродливая сила. Маленькие желтые глазки были мутными, как луна, отраженная в грязной луже. Длинный свежий шрам, начинавшийся от ключицы, пересекал его горло. Эту рану, нанесенную мечом, не могла скрыть даже густая жесткая щетина.

Когда кабан увидел на горизонте едва различимую тень удаляющегося корабля, дрожь прошла по его мощному телу. Он поднял морду к свинцовому небу и захрипел, переполненный неутоленной злобой.

В эту самую секунду Стервятник, стоявший на высокой корме корабля, испытал внезапное помутнение рассудка. Черный липкий туман возник перед глазами и скрыл от него далекую узкую ленту берега. Шатаясь, как пьяный, он сделал несколько шагов в сторону борта. От гибели в волнах его спасло только то, что несущее смерть влияние неведомого врага было слишком недолгим.

Когда туман рассеялся, Люгер обнаружил себя вцепившимся в деревянное ограждение борта. Все еще шатаясь, он отправился в свою каюту...

Корабль превратился в точку и, наконец, исчез из виду. Кабан развернулся и, тяжело стуча копытами по камням, медленно побежал в сторону невидимых южных созвездий.

25. ПЕПЕЛ

Люгер получил в свое распоряжение одиночную каюту, в которой, кроме койки, стола из мраморного дерева, черного шкафа и древних стульев из гладкого материала, не гниющего в воде, нашлось место чудом сохранившейся части доисторического глобуса, изготовленного до Катастрофы, астролябии, чучелам морских тварей и рыб, а также залежам пыльных книг и навигационных карт со множеством таинственных пометок.

Каюта Кравиуса, находившаяся рядом, была гораздо роскошнее и вполне соответствовала его размерам. Даже каждому из Ястребов нашлось бы по отдельной каюте, но они предпочли поселиться вместе. Слуги принцессы Тенес не испытывали нужды в удобствах и спали прямо на жестком деревянном полу. Впрочем, один из них всегда бодрствовал.

В своем временном убежище Люгер обнаружил также окованный металлом сундук, оказавшийся почти пустым. Корабль был, словно плавучая гостиница, - он никому не принадлежал достаточно долго и его некому было обживать.

На дне сундука Стервятник нашел только лиловый цветок, давно высохший и рассыпавшийся в пыль, как только он дотронулся до него. После этого сундук стал новым жилищем его гомункулуса. Люгер осторожно опустил все еще непрозрачный сосуд в темное чрево сундука и закрыл крышку. В следующую ночь должно было наступить новолуние. В эту ночь он собирался узнать, не посмеялись ли над ним лилипуты из Гикунды.

Люгер надеялся на то, что хотя бы гомункулус сможет указать ему путь и примерное направление поисков. Сам он до сих пор не представлял себе, что будет делать в далекой, враждебной и совершенно незнакомой ему Морморе.

Все еще терзаемый воспоминаниями о липком тумане, заклеившем мозг и едва не лишившем его рассудка, он, не раздеваясь, лег на койку и постарался думать о чем угодно, кроме кошмаров, реальных, вымышленных и посылаемых извне.

...Безумное напряжение последних дней, с которым он так свыкся, что уже почти не замечал, постепенно отпускало его. Страх за свою жизнь самое сильное из человеческих чувств - слишком долго заглушал все остальные. Люгер вдруг осознал, что до сих пор блуждал в лабиринте, темном, зловещем и не имеющем выхода. Этот лабиринт почти убил его любовь к Сегейле и превратил его в механизм, тупо бредущий куда-то, покорный чужой воле... Таким лабиринтом был Элизенвар, такими же оказались Фирдан и замок Крелг. Теперь он впервые двигался куда-то, пусть к страшной и преступной цели, пусть в компании извращенцев и убийц, но само движение вселяло какие-то, пусть призрачные надежды... Так идут к далекой звезде, горящей над горизонтом, зная, что никогда не достигнут ее, и все же идут, потому что оставаться без движения еще мучительнее и сносный выход только один - самоубийство.

Воспоминания о Сегейле, которых он боялся последнее время и потому загонял их в самые глухие уголки сознания, теперь стучали в его двери. Он позволил им выйти на свет божий и они овладели всем его существом. Люгер лежал и вспоминал все: ее глаза, улыбку, очертания губ, ее поцелуи, страстные и сладостные, гладкость кожи, упругость живота, теплоту лона; то, как она занимается любовью, то, как вечерний свет увязает в ее ресницах, то, как она засыпает в его объятиях и тогда ее нежное дыхание касается его щеки. Щемящая тоска захлестнула его и он ощутил горячую влагу на своих веках...

А потом пришел покой, мягкий неземной покой. Нелепо, но Стервятник вдруг стал абсолютно, непоколебимо спокоен, словно никто и ничто не могло отнять у него его женщину и жизнь; все совершалось в другом мире, где уже не было зла и смерти.