«Если», 2008 № 11

— Паршиво, — подал голос Рональд Рейган, — и потом, Сэмми Дэвис-младший — мой друг. Я не допущу, чтоб он не родился.

На миг я ощутил, что потерпел поражение. Перри Мейсон неизменно добивался оправдания своих клиентов, а вот мне не удалось спасти Кристофера Марло для мисс Бувье. Мейсон раскрыл бы тайну фамилии, которую Атигон не назвал по причине ее неблагозвучия, и…

Ну конечно! Ответ лежал на поверхности. С внезапной улыбкой я объявил:

— Имя, которого нет в списке, — Томас Краппер [1]. Его стараниями мы получили смывной бачок! Сохранить великие пьесы Марло можно. Надо только пожертвовать…

Мой голос мало-помалу замер: я увидел, что Макартур мотает головой.

— Когда я впервые просмотрел список, меня поразило, какой он короткий, — взял слово генерал. — Почему там нет никого вроде Гутенберга? Да вот почему — хотя в истории пруд пруди тех, кто совершил нечто значительное, почти в каждом случае то же самое мог бы сделать и кто-нибудь другой.

Он примолк, пыхнул своей кукурузной трубкой и добавил:

— Томас Краппер не изобретал смывной бачок. Он лишь убедил людей принять это новшество. Когда в оккупацию Японии я служил в штабе Паттона, я узнал, что уломать людей на нечто подобное иногда невообразимо трудно. Исходя из собственного опыта, а также из того факта, что Краппер в списке, я отказываюсь считать смывной бачок чем-то неизбежным. Хотим сохранить пьесы Марло — жертвуем бачком.

Я уныло кивнул, соглашаясь с выкладками Макартура; неохотно выразила свое согласие и мисс Бувье. Хотя нас обоих удручало, что Марло придется отправить на заклание, мы не могли присягнуть, что любой другой выбор лучше. Остаток часа промелькнул в болтовне о великом множестве никак не связанных пустяков. Я спросил Кэмпбелла про первую часть собрания, которую пропустил. Он ответил, что все это время они знакомили Атигона (оказалось, тот схватывал все на лету) с концепцией юмора.

Пройтись на этот счет я не успел: обстановка изменилась. Мы вновь сидели в ряд перед огромным металлическим лицом. Голосом, подобным дальнему грому, наш хозяин изрек:

— Пора дать мне совет. Если общее согласие достигнуто, он будет принят.

Он/оно зачитал список, и все проголосовали за Марло. Я сидел последним и, когда настал мой черед, сказал:

— Хотелось бы сперва задать несколько вопросов, если вы не против. Каким именно страданием человечество заплатит за раннюю смерть Марло? И если Марло не напишет свои пьесы, как мы узнаем, что чего-то лишились?

— Вопрос правомерный, — пробасил Атигон. — Я устрою так, что Кристофер Марло напишет несколько пьес, а потом его зарежут в драке.

— Далее, — сказал я. — Справедливо ли мое подозрение, что программа обязывает вас отвечать на все правомерные вопросы?

— Да.

— Представим себе следующее развитие событий: Марло в поножовщине только ранили. Все поверили, что он убит, а он выкарабкался, жизнь вел тихую и неприметную и создал все свои великие произведения, однако писал «в сундук», где его труды и пребывают в безвестности по сей день. Вы в состоянии обеспечить такой поворот истории? Достаточная ли пытка — почти на четыре столетия лишиться гениальных творений Марло? Можете ли вы скрытно доставить нам сундук с рукописями Марло? Вы согласны?

— Да, да, да и нет.

Сдерживая улыбку преждевременного торжества, я спросил:

— Почему?

— Чересчур хлопотно.

— А разве на вас не распространяется Галактический закон? — вопросил я. — Вы получили в дар от человечества самое дорогое, что у нас есть, — чувство юмора. И, коль скоро безвозмездного блага нет, не обязаны ли вы вернуть землянам свой долг ценой небольших хлопот?

Атигон вдруг спохватился. На кратчайший миг его лицо напомнило мне физиономию взрослого, которого обвел вокруг пальца малыш. В следующую секунду улыбка инопланетянина стала немного печальной и самую капельку неприятной.

— Мне понятны земные нормы скрытной доставки. Сундук с полным собранием утраченных произведений Кристофера Марло прибудет к вам согласно обычаю.

— При таком условии я тоже отдаю свой голос за Марло, — объявил я, когда окружающее уже расплевалось у меня перед глазами.

Я очнулся. Хайнлайн и Кэмпбелл по-прежнему сидели в моей гостиной, но остальных не было видно. Неужели мое выступление изменило историю так, что они здесь вовсе не появлялись?

И даже не рождались на свет?

Угадав мои страхи, Хайнлайн улыбнулся и сказал:

— Макартур спит в комнате для гостей. Теллер с Рейганом читают в кабинете. Миссис Кеннеди рассердилась на всех нас и укатила в своем лимузине. Не думаю, что нас скоро пригласят на обед в Белый дом.

— Почему? — спросил я. — Сознавайтесь, правое крыло, вы устроили травлю?

— Я бы это так не назвал, — сказал Кэмпбелл с чуть виноватой улыбкой. — Мы помогли миссис К. взглянуть на происходящее под более верным углом. Она полагала, что вы — и мы, остальные, — спасли мир от катастрофы. Но ведь доказательств ноль. Кто же нам поверит?

— Но мы правда спасли мир! — возмутился я.

— Эрл, — промолвил Хайнлайн с укоризной, — мы встретились с тем, кого большинство верующих сочли бы дьяволом. На этой встрече мы всерьез обсуждали убийство ученого-лауреата Нобелевской премии и католического епископа, но взамен постановили укокошить великого писателя, благо он «голубой».

— Вы передергиваете! — возразил я.

— Политические репортажи всегда передергивают, — бодро заметил Кэмпбелл. — И потом, подумайте, каким боком нам вышел бы достоверный отчет об этой встрече! Мы отказались от реальной возможности предотвратить вторую мировую войну, холокост, рабство негров. Да, по веским причинам — но не рассчитывайте, что это убережет нас от народного гнева.

Кивая, я сказал:

— И вы, парни, выставили дамочку на посмешище, потыкав во все это носом.

— Да, — признал Кэмпбелл, — а куда деваться? Она и без того дулась на нас за то, что мы всех зазвали сюда для «бессмысленной накачки», и долдонила, будто нанятая: встреча прошла ужасно, мы профукали шанс предотвратить холокост и рабство, и чего ради — чтобы сохранить сундук с рукописями, которые никто никогда не захочет прочесть!..

— Минуточку! — не стерпел я. — Почему «бессмысленной»? Я знаю, герой-спаситель мира из меня не получился, но, по-моему, благодаря вашим наставлениям я выступил не без пользы.

— Выступили вы чудесно, только наши наставления тут ни при чем, — сказал Хайнлайн. — Оно и понятно. Атигон извлек всех нас из одного временного канала, а вернул в другой. Выходит, тот вы, что отправился на встречу, и тот, что получил инструкции, — разные люди.

— Вероятно, поэтому Атигон выдергивал нас по очереди, в разные ночи, — поддакнул Кэмпбелл. — Сперва он обмолвился, что породить парадокс путешествий во времени — причинно-следственное кольцо — нельзя, а после старательно создал впечатление, что мы ненароком можем сделать именно это. Не поймай мы его на слове, вся наша суета в конце концов оказалась бы зряшной.

— Макартур считает, хороший способ вводить подчиненных в курс дела, — прибавил Хайнлайн.

Для меня это была китайская грамота, и потому я не горел желанием обсуждать путешествия во времени. Я предпочел узнать:

— Джон, что это вы говорили про сундук с рукописями, которые никто никогда не захочет прочесть?

— Вспомните! — велел Кэмпбелл. — На встрече мисс Бувье сказала, что без великих произведений Марло дети будут расти, не способные читать по-настоящему сложные книги, припоминаете?

— Да, и что же?

— Как в воду глядела, — вздохнул Кэмпбелл. — В том, другом временном канале люди, по-видимому, гораздо образованнее нас. Изда-теля-то я наверняка найду, но весь этот сундук не принесет такой прибыли, как очередной роман о Перри Мейсоне.

— Другое дело, если бы удалось доказать, что это писанина Марло, — прибавил Хайнлайн, — но у нас только кипа бумаг. Радиоуглеродный анализ подтвердит, что они действительно той поры, но нет никаких документов, нет вообще ничего, что объясняло бы, как они попали из Англии в…