«Если», 2008 № 11

Не сразу, но я догадался. Судьбоносная для планеты встреча завершилась благоприятно, оттого что меня хорошо подготовили. А поскольку лишь эти семеро могли дать мне нужные указания, они ринулись сюда.

Едва я согласился на инструктаж перед грядущим совещанием, они, сменяя друг друга, принялись за дело. Макартур прочел наставление о достойном поведении офицера вооруженных сил при контактах с иностранными сановниками. Миссис Кеннеди твердила, что шуткам инопланетянина, пусть плоским, непременно нужно смеяться. Рональд Рейган требовал перевоплощения в Перри Мейсона и, стремясь помочь, тщился обучить меня приемам вживания актера в образ. На закуску Кэмпбелл и Хайнлайн попробовали прочесть мне краткий курс всемирной истории.

Подобный сумбур объяснялся просто: эти люди приехали в трех машинах и не имели случая договориться, что именно мне внушать. В довершение всех бед Теллер внезапно хватился, что кофе, который мы пили, — «Санка», без кофеина. Выход из положения нашел Макартур. Приметив, что я начинаю опасно клевать носом, он орал: «Солдат, па-адъем!»

Сперва это помогало, но мои веки неудержимо тяжелели. Когда Эдвард Теллер вдруг оповестил нас, что, похоже, разобрался в квантовой механике путешествий во времени, я честно настроился слушать, однако его слова затерялись в сером тумане, куда я канул.

Моргая спросонок, я переживал миг затмения. Я знал, что меня зовут Эрл Стенли Гарднер, но кто это такой? Неужели известный писатель-детективщик?

Нет. В доме два чулана завалены вышедшими из-под моего пера детективными историями, но никто не рвется их печатать. Подвизаюсь же я преподавателем в юридической школе, и сейчас состоится очередной необходимый, но ужасающе скучный совет профессоров…

Хотя, возможно, сегодняшнее собрание пройдет немного иначе. Мы сидели в ряд за столом для совещаний, у которого не было ни ножек, ни каких-либо других видимых опор. Место справа от меня занимала Агнес Бетелл, декан юридического отделения и отделения аспирантуры. Слева расположились преподаватель журналистики профессор Саймак, который безостановочно курил, как репортер накануне сдачи материала, и профессор физики Теллер. Дальше сидели профессор Макартур (гражданское строительство) и мисс Жаклин Бувье (французский язык). Замыкали группу профессор кафедры военно-морской техники Хайнлайн и преподаватель сценического искусства Рейган.

Я не смог уделить коллегам большого внимания из-за того, что увидел за профессором Рейганом. Там плавало огромное металлическое лицо. Голосом, подобным дальнему грому, это невозможное создание рассказывало анекдот. В первый миг потрясение помешало мне слушать. Вновь навострив уши, я разобрал:

— И тогда ученый заявил: эксперимент с отпиливанием у медведей передних лап и заменой их на человеческие руки не есть жестокое обращение с животными, ибо вторая поправка закрепляет за мной право приручать медведей.

Обычно я откровенно брезгаю всякими хохмами. Однако здесь у меня возникло сильное подозрение, что не засмеяться — мысль чертовски скверная.

По-видимому, к подобному же выводу пришли и прочие, поскольку все мы очень даже весело захихикали. Когда смех затих, металлическое лицо пророкотало:

— Добрый вечер, дамы и господа. Теперь, когда все в сборе, можно продолжить. Я Атигон. Я вызвал вас сюда в качестве экспертной комиссии. На основе вашей единой рекомендации история человечества обретет завершенность.

Мы ошарашенно загалдели, и Атигон сказал:

— Мысль для вас новая… но задумайтесь, и логика подскажет — это единственное, чего можно ожидать.

В принципе, путешествия во времени невозможны ввиду вероятного возникновения парадоксов: замкнутых циклов непредвиденных случайностей, когда причина оборачивается следствием, а следствие — причиной. Но в особых случаях, когда возникновение подобных «колец» исключается, они осуществимы.

Один из таких особых случаев — прибытие инопланетного наблюдателя вроде меня на изолированную планету вроде вашей Земли. Пока я не допускаю стопроцентного вторжения в вашу реальность, предпосылок для возникновения причинно-следственного кольца нет. Нимало не рискуя создать парадокс путешествия во времени, я волен править вашу историю, как автор переписывает роман.

— Так вы собрали нас здесь играть в Господа! — возмутилась Жаклин Бувье. — Вам нужен совет, как изменить историю!

— Нет, — ответило металлическое лицо. — Его уже дали ваши предшественники. Вот почему история человечества буквально нашпигована счастливыми случайностями. Взять, к примеру, вторую мировую войну: немцы сумели бы одержать быструю и легкую победу, если бы не исключительно благоприятная погода, позволившая британцам эвакуировать войска из Дюнкерка.

Рональд Рейган (ни дать ни взять догадливый школяр) поднял руку и с уважением заметил:

— Из ваших слов я понял, что история человечества в нашем представлении — продукт более или менее конечный, не-нуждающийся-ни-в-каких-дальнейших-улучшениях. Но ведь в ней прорва чудовищных явлений! Холокост. Рабство негров. Стихийные бедствия и ненужные войны! Вам не под силу предотвращать их или они по каким-то причинам необходимы?

С тенью улыбки, словно учитель — сметливому ученику, Атигон ответил:

— Необходимы. Боль, страдание — благо; урок суровый, но обязательный для усвоения, неотъемлемая составляющая процесса обучения. — Некоторое время наш хозяин продолжал в том же духе. Его высказывания по преимуществу представлялись мне своеобразной смесью дзен-буддизма с положениями патентного права, но Рональд Рейган жадно слушал, впитывая каждое слово.

Когда Атигон умолк, Рейган спросил:

— В чем же наша задача, Учитель?

— Не пройдет и ста лет, и вашу Солнечную систему навестит корабль с соседней звезды, — ответил Атигон. — Это покончит с изоляцией вашей расы и уничтожит возможность дальнейшего совершенствования истории человечества. А значит, ей необходимо придать законченный вид, но… поймите… Галактический закон гласит: нет безвозмездного блага. За крупные улучшения в истории неизбежно расплачиваются страданием. Чтобы ваши приобретения не были дармовыми, потребуется малая жертва.

— Жертва? — переспросил Хайнлайн.

На стене за столом для совещаний внезапно обнаружился перечень имен: Адольф Гитлер, Гай Фокс, Кристофер Марло, спартанский царь Леонид, Вильгельм Молчаливый, Жанна д’Арк, Флоренс Найтингейл, Исаак Ньютон, Вернер Гейзенберг, Томас Эдисон и Бартоломе де лас Касас, епископ Чиапаса.

— Если один из этих людей умрет молодым, ваш долг погашен, — пояснил Атигон.

— Два вопроса, — протянул Саймак. — Первое: это весь список? Второе: вы сказали, нужна наша единодушная рекомендация. Что если мы не договоримся между собой?

— Список весь, за исключением одной фамилии. Воспроизводить ее запрещает мое программное обеспечение, — ответил Атигон.

Саймак кивнул:

— Когда мы рассказывали анекдоты, профессор Хайнлайн употреблял морские словечки, и это привело вас в легкое замешательство. Имя, которое вы не можете назвать, неприлично?

— Совершенно верно, — подтвердил Атигон. — Отвечаю на второй вопрос: Галактический закон закрепляет за вашей расой определенные права. В том числе право отвергать совершенствование своей истории. Не предоставив мне единой рекомендации, вы осуществите это право. Я вернусь ровно через час. Прошу в указанный срок подготовить решение. Прошу делать взвешенный выбор. В списке есть индивиды, чье изъятие не перечеркнет улучшений, уже внесенных мной в историю человечества. А есть такие, на кого это не распространяется.

И Атигон исчез.

Заседания совета профессоров я ненавижу, в частности, из-за того, что вечно найдется какой-нибудь любитель решать с кондачка, ничего не обсуждая, — чаще всего тот, кто, к своему неудовольствию, смекнул, каков будет итог коллективных раздумий. Сегодня это оказалась мисс Бувье.

Никто и рта не успел раскрыть, а она уже брякнула: