Последняя загадка тунгусского метеорита

16

Полноватое, одутловатое лицо незнакомца уже не было таким жизнерадостным, как в Москве, оно стало теперь бледно-желтым и казалось влажным. Сальвадор закрыл дверь, присел на корточки и осмотрел гостя. Оружия и вещей при нем не оказалось, только служебное удостоверение сотрудника областной санэпидстанции с фотографией и разборчивой печатью. "Какие хилые пошли санитары", - подумал Сальвадор и еще раз внимательно посмотрел на лежащего. Он оставался неподвижен, и Сальвадор интуитивно почувствовал, что гость уже безопасен и бесполезен. Но делать нечего, в распоряжении Сальвадора оставалось время, запланированное гостем на разборку тумбочки, и гостя следовало оживить. Получение информации было самой важной задачей. Сальвадор с отвращением раздвинул рот незнакомца и принялся делать ему искусственное дыхание - приблизительно так, как когда-то где-то учили, два вдоха и выдоха, потом четыре толчка обеими руками по грудной кости. Скоро Сальвадор понял, что толку не будет. В крашеном белой краской стенном шкафчике оказались полная бутылка водки, сухие куски хлеба и начатая банка с маринованными помидорами. Сальвадор прополоскал рот, вытер водкой губы и с удовольствием отпил два глотка. Закусывал он уже не торопясь и соображая, что с этой минуты терять ему, в сущности, нечего.

17

Терять было нечего, но следовало куда-то идти. Собирая самые необходимые вещи, Сальвадор думал о том, что делать. К родственникам ехать не стоило. В люк теплотрассы лезть тоже не хотелось, и прежде всего потому, что свои бомжи наперечет, а чужого вычислят быстро. Сальвадор быстро перебирал в уме всех своих знакомых, сознавая при этом, что кто-то другой будет через пару часов делать то же самое. Что если рискнуть? Есть один странный человек, и, наверное, это будет на сегодня допустимым вариантом.

18

Странный человек Сальвадора был инженером-конструктором в дохлой конторе, известным своей любовью к природе родного края, по фамилии Таратута. Местная газета печатала его статьи о редких растениях, о птичках, рыбках и других интересных животных, об истории и о минералах. Короче говоря, он занимался тем, что в стране советов называют краеведением. У нас такие люди считаются чем-то вроде дурачков, тем более, что уровень их изысканий невысок. С этим Таратутой Сальвадор познакомился случайно, во время сбора грибов. В сущности, знакомство было шапочным, и как раз поэтому стоило попробовать.

Стол Таратуты находился в отдельной комнате первого этажа. Здание конструкторского бюро было старым и запущенным, на дверях, рамах и подоконнике было уже несколько слоев белой краски. Небольшая, довольно уютная из-за избытка разнообразных и большей частью ненужных вещей комната освещалась ярким желтым солнечным светом из небольшого окна. Подоконник был в снегу, края окна покрывали морозные узоры. За окном по тротуару иногда проходили люди, хрустя снегом, а дальше стояли деревья, покрытые светящимся в утреннем свете инеем. Все в этой комнате было старым, неинтересным и каким-то пожелтевшим. С длинных стенных полок свисали пыльные лохмотья чертежей, грудами были навалены картонные папки. Таратута заведовал патентным отделом, это и был патентный отдел. На этих пыльных полках, в желтых кипах бумаги иногда производился патентный поиск, но сейчас он как раз и не производился, а Таратута сидел за столом у окна в потертом пиджаке, в очках, сосредоточенно водя по бумаге ручкой. Новый, чистый телефон из красной пластмассы казался здесь лишним. Сальвадор вошел, поздоровался и не торопясь положил в угол рюкзак. Таратута с интересом взглянул на Сальвадора, на рюкзак, тоже не торопясь снял очки и предложил Сальвадору сесть напротив стола, на стоящий в укромном уголке между окном и огромным шкафом старый прочный стул. Взгляд Таратуты был внимательным и острым, но глаза его оставались неподвижны в продолжении всего рассказа, он не менял позу и даже не двигал руками, только бывшее вначале неопределенно-добродушное выражение его лица постепенно пропадало. Сальвадор интуитивно чувствовал, что поступает верно, рассказывая все этому человеку. Может быть, в нем говорил навык программиста, требующий создания страховочных копий важной информации. Как и положено, теперь информация копировалась в еще одно место. Впрочем, о талисмане от покоя Сальвадор умолчал.

(Такой же морозный хруст под ногами прохожих за окном и такой же внимательный взгляд бородатого человека в пенсне. Только человек этот молод и окно находится высоко, почти под потолком. Помещение было полуподвальным, и от окна по комнате проходили тени. И город другой заваленный снегом российский губернский город, дома которого ярко раскрашены цветной побелкой и еще новы. В фокусе только лицо собеседника, и два разговора: Сальвадор говорит здесь, а слушает там. "Невозможно сейчас предугадать, что тогда будет, и терпеть нам, в сущности, не так уж плохо. Вера говорит, что они просто свиньи, и нужно отомстить, а мне кажется, мы просто носители разрушительного начала, и никто из нас не знает, чему он служит". И другие неясно различимые бредни. Сальвадор знает, откуда это: в детстве он читал книжки из жизни революционеров, но такого плетения словес там не было. И все же лубочный мир фантазии кажется Сальвадору таким родным и близким, что он с удовольствием перенесся бы туда прямо сейчас).

Человек с внимательным взглядом молчит и смотрит Сальвадору в лицо. Потом он снимает трубку, набирает номер и говорит:

- Вера Павловна, вы не возражаете, если мы с коллегой поработаем у вас с журналами? Сейчас. Да, до обеда успеем.

И он поднимается из-за стола, приглашая Сальвадора идти за собой.

19

Они шли по скрипучим доскам узкого коридора, и Сальвадор все время чувствовал на своем лице так и не изменившийся внимательный взгляд Таратуты. Таратута открыл боковую дверь, и они вошли в неожиданно большую и светлую комнату. Это библиотека конструкторского бюро. Таратута поздоровался с хозяйкой, не представляя ей Сальвадора, и стал носить на стол толстые подшивки журналов. Сальвадор просматривал их с конца. Теперь 1985 год, журнала в подшивке нет. Сальвадор смотрел на обложки, обложку он помнил хорошо. Только что-то долго она не попадается. Взгляд Таратуты не изменяется и не отрывается от лица Сальвадора. Почему на нем нет очков? Пачки журналов пожелтели по краям, их давно никто не трогал. А вот и тот злополучный номер. Всю обложку занимает водная лыжница в купальнике и с округлым животиком. Лыжница без всяких подробностей, равномерно закрашена розовой краской согласно требованиям советского искусства. Впрочем, есть схематично изображенный пупок, как вынужденная дань натуре. Журнал этот за 1973 год. Сальвадор лезет в конец журнала, в раздел "Смесь", где печатают всякие казусы, анекдоты и занимательные истории из жизни великих ученых. Статья была здесь, а теперь ее нет.

20

Или она в другом месте? Сальвадор еще раз внимательно пересматривает весь журнал с самого начала. Статьи, конечно, все равно нет. Значит, то был специальный экземпляр. Нет, слишком, слишком много чудес! Сальвадор слышит усталый голос Таратуты:

- Хорошо. Вернемся в отдел. Большое спасибо, Вера Павловна.

И они возвращаются в пыльный кабинет. Таратута надевает очки, лицо его снова приобретает неопределенное выражение, и он не торопясь говорит Сальвадору:

- Слушайте меня внимательно. У меня есть дача в Клинцах, она почти достроена. Вы сейчас незаметно пройдете туда и будете там сидеть до тех пор, пока я не скажу. Я буду появляться у вас примерно раз в неделю и привозить продукты. От дачи далеко не отходите, ведите себя естественно. Запомните, где она находится.

Таратута подробно описывает место, рисует план на бумажке, но Сальвадору эту бумажку не дает. Сальвадор надевает рюкзак на одно плечо. Рюкзак свисает небрежно, так что Сальвадор не имеет вида целеустремленного туриста. Для полноты картины он еще и расстегивает верхние пуговицы куртки. Идти не так уж далеко, город невелик, хотя длинные выросты окраин тянутся в разные стороны на много километров. Сальвадор решает, что стоит сходить туда, куда велел Таратута. Он пересекает большую магистраль и упирается прямо в здание управления исправительных работ. Отсюда панорама города видна как на ладони. Немного ниже и левее по ходу трассы церковь в черт знает каком стиле с зеленой крышей и золотыми куполами. Напротив спортивный комплекс, ниже мост через маловодную речку, потом универмаг и поднимающиеся на другую сторону ряды многоэтажных домов. Город этот не так уж дорог Сальвадору. Сальвадор, собираясь с мыслями, смотрит на панораму, потом решительно подходит к краю тротуара и начинает ловить машину. В Клинцы никто ехать не хочет, и Сальвадор не спеша отправляется пешком. Преимущество во времени потеряно. Сначала дореволюционный еще скверик, в котором стоит здание облсуда. Потом дореволюционные же корпуса, в которых сейчас фабрика глухонемых. Дальше начинаются частные дома, улицы становятся неровными и неоднородными. Дома, немощеные улицы и сады за заборами тянутся до самой объездной дороги, за которой возвышается аккуратный серый копер урановой шахты. Сальвадор переходит окружную дорогу и углубляется в живописную долину вытекающей из города реки.