Последняя загадка тунгусского метеорита

7

Как и следовало ожидать, Сальвадора в институт _н_е_ пустили. Полупустой троллейбус от метро "Университет" довез его за шесть институтов от начала проспекта. Сальвадор прошел мимо чахлых березок в низенькую калитку из мрамора и толстого стального проката и не спеша направился по расчищенной дорожке к красивому бело-голубому зданию на невысоком цоколе, похожему на соты. Над ступеньками уныло свисала небольшая телекамера, не подающая признаков жизни. В безлюдном, чистом и светлом фойе скучающий вахтер предложил Коле сначала позвонить по внутреннему телефону. Сальвадор набрал 557 и узнал, что Альтшуллер здесь не работает. Набор 266-557 через город к успеху не привел, а список подразделений или хотя бы фамилий возле телефона отсутствовал. Спросить было не у кого, а вахтер стоял и смотрел в упор с явным недоброжелательством. Сальвадор повернулся и пошел вниз по ступенькам, ловя спиной провожающий его взгляд. Уже на середине дорожки он оглянулся. Вахтера не было, но на фоне стены ясно выделялся красный светлячок горящего светодиода - телекамера уже была включена. Приятного мало. И нет никакого желания звонить с какого-нибудь другого телефона и снова добираться до этого Альтшуллера. Очень может быть, что заметка предназначалась совсем не для праздных читателей, а для служебных целей сотрудников какого-то ведомства. Но зачем тогда такой интригующий сюжет? Может быть, изобретатели сюжетов оттачивают свое литературное мастерство? Во всяком случае, надо было переходить к другим делам. Сальвадор пошел на другую сторону проспекта Вернадского и стал ждать троллейбуса на остановке, состоящей из стеклянных блоков в черной металлической раме. С завыванием подъехал троллейбус, откуда-то набежал народ, и в задней двери образовалась давка. Как свободный и независимый человек, Сальвадор не стал давиться, а подождал, пока втиснутся все желающие, и уже потом аккуратно, но плотно пристроился на оставшемся пространстве нижней ступеньки. После закрытия дверей с одной стороны будут не морды, а спины, а с другой стороны троллейбусная дверь с узкими, обтянутыми по краям резиной окошками, и чуть-чуть свежего морозного воздуха - тонкой струйкой в щели между стеклом и резиной. Однако этот маленький уют был, как это часто бывает, нарушен бесцеремонностью ближних. Когда дверь уже стала закрываться, кто-то еще заскочил на площадку сзади Сальвадора и уверенным руководящим движением груди и живота пропихнул его выше в салон. Сальвадор обернулся и увидел возбужденно-доброжелательную морду, после чего повернулся в другую сторону.

Через пару остановок Сальвадор вышел на слякотную, бестолковую площадь между двумя вестибюлями станции метро "Университет". Вестибюли имели вид круглых красных пудрениц - в таких картонных пудреницах раньше продавали пудру "Красная Москва". За одной из коробок приткнулся киоск "Академкнига" из белой пластмассы и алюминия. Там Сальвадор купил книжку для самолетного чтения и отбыл в аэропорт Быково в грохочущем аквариуме метро, а потом на электричке среди веселого царства ярко освещенных заходящим солнцем сосен и старых огромных деревянных дач, которые тянутся вдоль всей железнодорожной ветки до самого Раменского, за пятьдесят километров от Москвы. Электричка остановилась, и Сальвадор вышел на небольшую уютную площадь, окруженную магазинчиками и киосками. Он, не спеша, пошел по засыпанной снегом короткой улице к виднеющемуся недалеко зданию аэровокзала, предвкушая удовольствие от трехчасового спокойного чтения интересной книжки среди ярко-синего неба и золотых вечерних облаков. Такое яркое, чистое, стратосферное небо Сальвадор видел еще только на картинах Сальвадора Дали и на одной рекламке компьютеров, где корпус микросхемы был изображен парящим в облаках. Мимо проехал автобус, а в нем лохи, которые едут за умеренную плату шестьсот метров от электрички до аэропорта, причем среди них в окне виднелась радостная морда троллейбусного попутчика. Дальше все происходило так, как хотелось: рейс не был задержан, и вылетели еще засветло. Унеслась назад фигурная церковь за оградой аэродрома, ушли вниз девятиэтажки Жуковского. Сальвадор подождал еще некоторое время и принялся за чтение книжки. Единственное, с чем не повезло - место попалось не у иллюминатора.

8

Перхоть. Голова соседа спереди с редкими волосами на белой коже покоится на замусоленном чехле кресла. Высота пять тысяч метров. За окном зима. На эту высоту индийские мудрецы поднимались пешком и предавались медитации среди снегов без пищи, почти без одежды, а потом возвращались в города, и достойнейшие из них получали имя "Гуру" - "Учитель". На картине такой мудрец сидит на вершине горы среди растаявшего вокруг снега, с бронзовым обнаженным телом. Еще лучше, когда красный наглый майор нажирается колбасы, апельсинов, залезает в воняющую керосином трубу и проносит среди звезд свое набитое калом брюхо.

9

Предусмотренная последовательность событий: сначала пороховой заряд разрывает оболочку и отбрасывает расположенные близко предметы. Открывается выпускной клапан, и давление выбрасывает в воздух аэрозоль. Простой механизм, похожий на замедлитель центрального затвора фотоаппарата, вырабатывает задержку около секунды. Затем питание подается на запал детонатора.

10

В вечернем свете под ровный гул моторов неортодоксальные мысли Сальвадора текли спокойно и неторопливо. Ярко-оранжевый солнечный зайчик перемещался по стенке. Винтов не было видно, лишь по серебристой поверхности крыла иногда пробегали влажные тени тумана. Открылась дверь пилотской кабины через один ряд кресел от Сальвадора, из двери вышел пилот в синей форме и направился в хвост самолета. Дверь осталась открытой, и Сальвадор мог видеть пульт - до отказа заполненные циферблатами и кнопками панели и залитое оранжевым светом остекление кабины. Вдруг раздался хлопок, и пилотская кабина наполнилась дымом. Человек с перхотью на голове дернулся вперед, но упал в дверях, и сразу остекление и циферблаты исчезли вместе с мелькнувшими в воздухе обломками. Сальвадор успел миновать лохмотья обшивки прежде, чем самолет перешел в пике. Так начался его свободный полет.

11

Странное чувство комфорта охватило Сальвадора, когда он очутился в жестоком морозном воздухе. Он знал, что осталось несколько секунд до того, как воздушные потоки нальются силой, сорвут с него одежду и выжгут холодом глаза. И все же чувство свободы и даже какого-то покоя было таким сильным, что он захотел посмотреть на небеса. Самолета уже нигде не было видно, и Сальвадор откуда-то знал, что на него не следует терять время. Облака были и сверху, и снизу, снизу их было больше, они были расцвечены оттенками оранжевых и красных тонов и лежали в спокойном вечернем свете, похожие на поверхность земли. Они почти не приближались, и Сальвадор совершенно отчетливо осознал, что ничего в этом небе не может принести ему вреда, когда он с небом один на один. Эта мысль была сумасшедшей, и еще совершенно детская мысль крутилась где-то на краю сознания: сознание своей необычности, как в те дни долгих одиноких зимних скитаний по подмосковным лесам без всякой нормальной цели и смысла, и невозможности хоть что-то найти для себя среди людей и вещей. И еще одна, более разумная истина звучала: о том, что каждый убитый считал себя бессмертным, но все они были неверными, и их надлежало изгнать из сознания, а правильной была та, первая. И вдруг все они исчезли, внезапно возник свист в ушах, как будто его сразу включили, и мозг стал работать ясно и четко. Раз уж ты здесь, старайся до конца. Два главных врага: декомпрессия и мороз. Он подтянул ноги к животу, придавив пальто еще и локтями, и плотно закрыл лицо руками, опустив голову. Оказалось, что еще можно смотреть между пальцами, не раскрывая широко глаза. Он понятия не имел, сколько времени займет падение, но надеялся, что еще успеет сориентироваться. Казалось, он сам превратился в компьютер. Его обрадовало, что земля приближалась медленнее, чем он думал сначала. С одной стороны, упасть нужно как можно быстрее, иначе успеет выделиться растворенный в крови азот, с другой стороны уменьшить скорость при ударе. Вокруг уже ничего не было видно, мимо проносился туман - те самые нижние облака, и вот они внезапно закончились, и далеко внизу стал виден темно-зеленый лес, постройки и заснеженные поля закатных цветов. Сальвадору каким-то образом удавалось не вращаться, он летел, лишь слегка меняя положение, и одежда все еще не была сорвана. Страх пришел на одно мгновение, когда Сальвадор впервые увидел разницу: только что сараи были неподвижны, и вот стали стремительно увеличиваться, бросаясь прямо в лицо. Но опять включился компьютер, и Сальвадор понял, что разрушенная ферма стоит на вершине холма, каким-то образом (или это ему показалось) сумел сдвинуться в воздухе, развернуться к склону холма лицом, сгруппироваться, как при спортивном упражнении "кувырок" и изо всех сил напрячь мышцы.