Млечный Путь №1 (1) 2012

– Но это невозможно!

Профессор выпустил огромный клуб дыма и окинул молодого человека взглядом, полным жалости и удивления. Страуту показалось, что Аристотель и Лейбниц, Левенгук, Паппенгейм и Галль – все дружно глядят на него с жалостью и удивлением.

– Вы сказали – невозможно? – уточнил профессор Шванк. – Напротив, мой дорогой мальчик, нет ничего проще, чем сменить свои убеждения. В наши дни, когда хирургия достигла высокого уровня, никаких трудностей это не представляет.

Страут в полном изумлении уставился на своего уважаемого наставника.

– То, что вы называете убеждениями, – продолжал выдающийся ученый, – определяется ментальным строением, зависящим от случайных обстоятельств. Скажем, вы позитивист, идеалист, скептик, мистик, кто-то еще – а почему? Да потому, что природа, предрасположенность, сочленение костных элементов сделали ваш череп толще в одном месте и тоньше в другом. Черепная стенка слишком давит на ваш мозг в одном месте – и вы высмеиваете воззрения вашего друга доктора Беллглори. Она стесняет развитие тканей мозга в другом месте – и вы отрекаетесь от философии позитивизма. Уверяю вас, герр Страут, мы открыли и классифицировали уже большую часть физиологических причин, определяющих и ограничивающих наши убеждения, и вскоре сведем всю эту систему к чисто научным деталям.

– Допуская, что все так и есть, – вставил Страут, чья голова кружилась под комбинированным воздействием «Аффенталера», табачного дыма и ошеломляющих идей профессора Шванка, – я пока что не вижу, как это может мне помочь. К сожалению, кости моего черепа давно уже не такие пластичные, как у младенца. Так что вряд ли вам удастся переформатировать мой интеллект с помощью давящих повязок и бандажей.

– Ах так! Вы задели мое профессиональное самолюбие! – воскликнул Шванк. – Доверьтесь-ка лучше моим рукам.

– И что тогда?

– Тогда, – воодушевленно ответил профессор, – я переформатирую ваш интеллект в соответствии с необходимыми требованиями. Как, спросите вы? Ну, скажем, удар по голове сдвинет осколок кости, который надавит на серое вещество головного мозга и, скорее всего, лишит вас памяти, языка и некоторых других способностей. Что дальше я сделаю? Я подниму часть кости и уберу давление. Как раз там, где физическая структура черепа ограничивает вашу способность понять и принять ту философию, которую ваш американский теолог считает совершенно необходимой для своего зятя. Убрав давление, я подарю вам очаровательную жену, а науке – великолепный и бесценный опыт. Вот что я предлагаю вам, герр Страут!

– Другими словами… – начал Страут.

– Другими словами, я должен сделать вам трепанацию, – вскричал профессор и вскочил со стула, не в силах больше сдерживать свое нетерпение.

– Ладно, герр профессор, – медленно произнес Страут после долгой паузы, во время которой силился понять, действительно ли на лице у нарисованного Галля появилось выражение победного триумфа. – Ладно, герр профессор, я согласен на трепанацию. Сделайте мне операцию сейчас же… сегодня же вечером.

Профессор слабо воспротивился такому безрассудству:

– Нужно соответствующая подготовка…

– Это займет не больше пяти минут, – возразил Страут. – А то ведь завтра я могу и передумать.

Такое предположение заставило профессора немедленно взяться за дело. Он спросил:

– Вы позволите пригласить моего неоценимого коллегу по университету, герра доктора Антона Диггельмана?

Страут кивнул.

– Делайте все, что необходимо для успеха эксперимента.

Профессор Шванк позвонил.

– Фриц, – обратился он к явившемуся по звонку глуповатому на вид слуге, – сбегай через сквер и попроси доктора Диггельмана немедленно прийти ко мне. Передай, пусть захватит свой хирургический набор и серный эфир. Если найдешь доктора, можешь больше не возвращаться.

Повинуясь внезапному импульсу, Страут схватил лежавший на столе у профессора лист бумаги и написал несколько слов.

– Вот, – сказал он, вручая слуге золотую монету в десять марок. – Завтра утром отнеси эту записку в отель «Принц Карл»… Не забудь: завтра утром!

В записке было написано:

...

«Бланш! Когда вы это получите, наша проблема будет так или иначе решена. Вскоре под руководством моего друга профессора Шванка мне сделают трепанацию черепа. Если с помощью операции интеллектуальная преграда для нашего союза будет удалена, я последую за вами в Баварию и Швейцарию. Если же результат операции будет иной, вспоминайте иногда добрым словом вашего несчастного

Дж. С.

Людвигплац, 10.30 вечера».

Передав сообщение доктору Диггельману, Фриц тут же поспешил к ближайшему кабачку. Золотая монета кружила ему голову. «Вот уж поистине добрый человек и настоящий джентльмен! – подумал он. – Десять марок за доставку письма в отель «Принц Карл» завтра утром! Это же целая тысяча пфеннигов! Кружка пива – пять пфеннигов, значит, это аж две сотни кружек!» Такая радужная перспектива преисполнила его радости. «Как же выразить такому щедрому джентльмену свою благодарность? – задумался он. И сообразил: – Я не стану ждать утра! Отнесу письмо прямо сейчас, сегодня же вечером! Тогда он точно меня похвалит! Скажет: “Фриц, ты проворный парень. Ты сделал даже лучше, чем тебе было велено!”»

III

Страут без пиджака и жилета лежал на раскладном кресле. Профессор Шванк стоял над ним, держа в руке конус, свернутый из газеты. Основание конуса было плотно прижато к лицу Страута, так что открытыми у него оставались только глаза и лоб.

– Делайте глубокие, ровные, ритмичные вдохи, – успокоительно говорил профессор монотонным голосом. – Так верно, так верно… так… верно… так… так… так!..

С каждым вдохом Страут втягивал все новые и новые порции приятного, покалывающего холодка эфирных паров. Сначала дышать было трудновато: после каждого вдоха словно мощная струя воды окатывала его мозг. Постепенно это ощущение стало приходить уже в начале вдоха. Потом эфир полностью подчинил себе его дыхание, грудь расширялась и опадала уже помимо его воли. Эфир как бы дышал за него. Страут с восторгом отдался его воздействию. Наплывы стали ритмичными, а перерывы все короче. Его индивидуальность полностью погрузилась в этот поток, несомая его мощными приливами и отливами. «Через секунду я отключусь», – подумал Страут, и его сознание утонуло в этом водовороте.

Профессор Шванк кивнул доктору Диггельману, тот ответил ему кивком.

Доктор Диггельман представлял полную противоположность добродушному шарообразному профессору Шванку. Он был маленьким тощим старичком, весил не более ста фунтов и носил черный парик, слишком большой для его головы. Глубоко сидящие глаза под мохнатыми бровями и резкие морщины, соединявшие уголки ноздрей и губ, придавали ему постное, сардоническое выражение. Молчаливый и старательный, по кивку профессора он открыл саквояж с набором хирургических инструментов и выбрал скальпель с острым кривым лезвием и еще один стальной предмет, похожий на огромный спиральный бур с рукояткой. Убедившись, что они в полном порядке, доктор засучил рукава и подошел к бесчувственному Страуту.

– Примерно по средней линии, как раз за стыком коронального и сагиттального швов, – с энтузиазмом прошептал профессор Шванк.

– Да-да, я знаю, знаю, – ответил Диггельман.

Но только он собрался срезать скальпелем с темени Страута мешавшие операции каштановые волосы, как дверь распахнулась и в комнату без стука ворвалась молодая леди в сопровождении служанки.

– Меня зовут Бланш Беллглори, – переведя дух, обратилась она к ученым мужам. – Я пришла, чтобы…

И тут она обратила внимание на неподвижного Страута в раскладном кресле и блестящую сталь в руке у доктора Диггельмана. Вскрикнув, она бросилась к ним.

– О какой ужас! – воскликнула она. – Я опоздала! Вы уже убили его!

– Прошу вас, успокойтесь, – вежливо произнес профессор. – Что же тут ужасного? Наоборот, благодаря этому нас посетила такая очаровательная молодая леди.