Всего один шаг

— А что это за техника, которая не может найти дорогу домой самостоятельно? Нам такая не нужна.

М-да… Логично, нечего возразить.

— Ну иди уже, делай, раз напросился, — смеётся Биан.

Солнце уже село, и закат заливает полнеба светлым золотом, предвещая на завтра хорошую погоду. Я стою на крыльце старого скита, вдыхая запахи земного леса. Лето, вот и опять здесь лето. Как давно это было… Да было ли?

Прохладно, однако… Надеть, что ли, термокостюм? Да не хочу, обойдусь. Я уже привык к отсутствию одежды, и она меня стесняет, как водолазный скафандр…

Я внезапно поворачиваюсь и быстро возвращаюсь в дом. Водолазный скафандр, говоришь? Удобства предпочитаете, господин биоморф? Вот я тебе покажу удобства!

В кладовой всё на местах, и мой скафандр тоже лежит, свёрнутый и отчищенный. Удобная вещь эти «домовые», массу времени экономят… Вот только пироги-ватрушки печь их не научили.

Я влезаю в прохладное шелковистое нутро скафандра, продеваю крылья в зацепы механических усилителей. Острые передние кромки моих крыльев блестят металлом. На голову я одеваю прозрачный пузырь шлема. Привычно уже тестирую готовность всех боевых систем.

Вот так вот, как говорит папа Уэф. Да, перестраховка. Но я обещал Ирочке вернуться, и я это сделаю. Хватит быть балбесом, надеющимся на удачу и «авось». Ни одного лишнего шанса «зелёным» я не дам.

Дедова «Нива» стоит, приткнувшись в углу двора. Дверца открывается без всяких усилий, и ключи зажигания торчат в замке. Но, как я понял, эти ключи чистая бутафория. Угонщик машину не заведёт ни при каких обстоятельствах.

Действительно, едва я захлопнул дверцу, как на лобовом стекле зажглись значки и надпись по-русски.

«Вход разрешён. Выбрать цвет/номер»

«Папа Уэф» — взываю я. — «Это сильно крутая тачка, однако. Тут парализатора нету? Мало ли…»

Шелестящий бесплотный смех.

«Вот парализатор не догадались поставить. Но я подумаю. Вообще-то это Кио Петру Иванычу повозку уделывал, от души. Всё у тебя? А то я работаю»

«Да вроде всё. Извини, что отвлёк»

Я разглядываю светящиеся значки на ветровом стекле. Мда, рядовому деревенскому трактористу тут было бы нелегко… А впрочем, тракториста это чудо техники, очевидно, просто не идентифицирует. Входа нет, и точка.

Кстати, вот интересно… Я открываю «бардачок», и обнаруживаю там белые карточки — не то картон, не то пластик. Понятно…

Я тыкаю пальцем в список цветов, выбираю «свой», и машина приобретает знакомый тёмно-зелёный колер. Выбираю номер, тоже «свой». Одного взгляда на «бардачок» достаточно, чтобы удостовериться — вместо белых квадратиков лежат полноценные документы на данный автомобиль. Я листаю — цвет кузова… номер…номер двигателя… Всё ясно, дальше можно не глядеть.

Некоторое время я развлекаюсь, меняя цвета и госномера. Номерные знаки, талон техосмотра на ветровом стекле и документ в бардачке послушно отражают изменения реальности. Да-а… Вот интересно — у Геннадия тоже подобная машина, или это специзделие исключительно для Петра Иваныча Дымова?

Ладно, хватит баловаться. Я до упора выдвигаю вперёд водительское кресло, но всё равно ноги едва достают до педалей — авто не рассчитываются на детей младшего школьного возраста. Крылья неприятно сковывает спинка сиденья. И видимость как в танке, чего ж это кресло у деда такое низкое… А, поехали!

Двигатель заводится с «полпинка», урчит мягко, почти неслышно. Ворота скита распахиваются, пропуская экипаж, и вот я уже неспешно качусь по колдовской дороге, одной из ступеней маскировки базы. Вообще-то самой дороги из-за капота я не вижу, но по опыту прошлой жизни догадываюсь, что она есть.

Сумерки в лесу сгущаются, но фары я не зажигаю — какой смысл, если дороги всё равно не видно. Интересно, а как я преодолею лужу-ловушку? Ответ приходит сам собой — ничего сложного, надо просто всё время представлять себе, что едешь по мокрому асфальту. Всё по асфальту, по асфальту… Хватит, проехали вроде. Где-то тут уже бревно-шлагбаум должно быть…

Сильный удар сотрясает машину, но скафандр купирует удар, и меня даже не бросает вперёд, на руль. Так. На месте бревно, значит.

Я выхожу из машины, осматриваюсь. Здоровенное бревно выглядит вполне нетронутым, чего не скажешь о машине. Правда, ехал я где-то под тридцать, зато и тормозить даже не пытался. «Нива» печально глядит на меня выбитыми фарами, укоризненно сморщив нос. На транспортном коконе тебе только летать, водила…

Горестно вздохнув, я вновь сажусь за руль, и шлагбаум с шумом и треском поднимается, услужливо освобождая дорогу. Что было не поднять его заранее? Болван…

На повороте я останавливаюсь, и только тут до меня доходит — ветровое стекло цело. Ни трещинки. И мотор работает, как работал, и руля машина слушается уверенно.

Я выбираю в меню на светящемся стекле «домой», и выхожу, аккуратно захлопнув дверь. «Нива», сейчас очень похожая на бульдога со сморщенной мордой, трогается с места и, скребя по днищу молодой порослью на заброшенной лесной дороге, самостоятельно уходит по направлению к кордону.

«Иваныч…» — я вызываю в памяти образ старого лесника. Ответ приходит немедленно.

«Рома?» — и я ощущаю, как старика охватывает радость. Мне тепло и щекотно внутри…

«Иваныч, я тебе машину перегнал. Принимай там»

«Ну? Вот спасибо»

«Спасибо скажешь, когда увидишь. Я её об шлагбаум твой приложил»

«Сильно?»

«Прилично»

«Ну и пёс с ней. Это ж не лошадь, что ей… Починим. Ты погоди, я вот на базе буду послезавтра. Как Ирка-то?»

И ни малейшего огорчения я не ощущаю в чувствах деда.

Шелестящий бесплотный смех.

«Это местные аборигены, Рома, как нас Уэф правильно обзывает, за повозку свою да разные цацки-шмотки родного брата удавить готовы. Будем считать, что ты мне должок вернул, за тот замок поломанный. С процентами, стало быть»

— Вставай, Рома. Вставай…

Голос ласковый, очень мягкий. Глубокое бархатное контральто…Я отрываюсь от подушки-думки, трясу головой, садясь на полу по-турецки.

— Ну и здоров ты спать, зятёк. Айда на утреннюю разминку! — надо мной стоит мама Маша. Я вскакиваю.

— Здравствуй, Рома, — она целует меня знакомым Ирочкиным поцелуем — лёгкий, щекочущий. — Я не смогла вчера встретить, извини…

— Да ну что ты, мама…

Уже очень давно я не видел, как глаза мамы Маши смотрят, будто прицелы. А с тех пор, как родила моя Ирочка, она относится к своему любимому зятю — мне то есть — исключительно нежно. И я теперь уже без запинки зову её просто «мама». Вот так вот.

— Всё, Рома, давай, все ждут!

Я вслед за мамой Машей выхожу в холл, где уже стоит в ожидании вылета сборная команда.

— Доброе утро, — здороваюсь я со всеми. А это что?

Домовой верноподданно протягивает мне мой скафандр, вкупе с прозрачным пузырём шлема. В глазах Уэфа прыгают знакомые огоньки.

— Ты отчаянный парень, Рома. Спать без скафандра — на такое мало кто может решиться!

Хохот, обвальный хохот. Мои коллеги тоже веселятся вовсю, так всех рассмешил мой вчерашний поступок.

— Да-а, Рома… — Биан вытирает слёзы. — Как говорят тут аборигены: «Обжегшись на молоке, дуют на воду?». То ты бесстрашно бросаешься в одиночку на биоробота «зелёных», то в пределах охранного пояса базы гуляешь в боевом скафандре. Который раз убеждаюсь — ход мыслей человека предсказать невозможно. И биоморфа в том числе.

— А дедову машину он разбил, чтобы врагу не досталась. Это уже стратегия! — добавляет Юайя с невинным видом. И снова все хохочут. Но мне не обидно, вот что. Потому как я ощущаю — нет в этом смехе злорадства, и никто не считает меня дурнем-недотёпой, тем самым возвышая себя. Просто ангелы народ весёлый.

— Всё, полетели!

Наша крылатая ватага со смехом высыпает на крыльцо и взмывает разом, отчего во дворе старого скита поднимается маленький ураганчик. Пыль столбом! Но мы уже выше любой пыли.

«Маскировка!»