Дороги Малого Льва

— И наивен ты по-прежнему, — усмехнулась она, — ты бы еще спросил, сколько мне лет! Разве женщинам задают такие вопросы?

— Сколько тебе лет, я знаю, — буркнул он, — ты на два года меня моложе.

— Что ж… подходящий возраст для красивой женщины!

Рохини сама разлила вино по бокалам. Вино было его любимое «Поцелуй розы».

— Давай выпьем за встречу, Лью. Когда-то это должно было случиться.

— Это уже случилось, — напомнил он, — ты меня уже видела недавно.

— Я? — изумилась мадам, отпивая из бокала, — тебя?

— Конечно. У нас в саду, — твердо сказал он.

— Ошибаешься, мой дорогой. Я тебя не видела.

— Тогда что ты там делала?

— Ничего. Я вообще не была у вас в саду.

— Однако, тебя там видели.

— Видели?

— Да. Именно так.

— С кем?

— Одну.

— Ну, так значит, я там просто гуляла.

— Олли! — сказал он нервно, — что ты, черт возьми, задумала?!

— Ешь, — мило улыбнулась она, — это твой любимый бифштекс. И соус.

— Вижу.

— Так оцени мое гостеприимство и не лезь с идиотскими вопросами, дорогой.

— Тогда нам говорить просто не о чем, — хмуро сказал Льюис, — лучше я пойду.

— Как пойдешь? — тут же забеспокоилась мадам, — куда? Зачем? Нет-нет, не уходи, Лью. Прошу тебя.

— Я не собираюсь играть в твои игры, Олли. Ты сама заметила, что я честный и наивный. Я такой и есть. Прямо спрашиваю и прямо отвечаю. По-другому не могу.

— А я мерзкая, порочная женщина, — виновато заморгала она длинными ресницами, — и тоже не умею по-другому.

— Вообще-то умеешь, — напомнил он.

— Вообще-то да, — кивнула она.

Уходить действительно было глупо. Тем более, что кое-что выяснить все-таки удалось. Это Олли. Она знает его прекрасно, помнит его вкус, сама когда-то кормила его в общежитии, и она искренне не хочет его отпускать. Но эта Олли предпочитает напускать тень на плетень и строить из себя знатную даму.

— Я пришел к тебе как к старому другу, — сказал он уже мягче, — интриги не для меня. Я в них ничего не понимаю.

— Это правда, — вздохнула она.

— Я даже хотел позвать тебя в наше общежитие. Или в наш интернат. Для тебя это что-то значит, или нет?

— Льюис Оорл, — посмотрела на него из-под черной челки мадам Рохини и четко произнесла, — я пойду с тобой куда угодно.

На каникулах студенческий городок почти пустовал. От знакомых тропинок в лесу защемило сердце. Здесь он когда-то бегал один и с приятелями, бродил среди ельников, рвал малину, сочинял свои юношеские стихи.

— Ты жила в пятнадцатой комнате, — вспомнил он, — вместе с Мерлин, а я в двадцать восьмой.

Мадам в своем шикарном белом костюме смотрелась на фоне студенческой простоты и пестроты довольно неуместно. Особо сентиментальных чувств у нее тоже не возникло. Да и чего можно было ожидать от этой женщины? Она прошла через смерть, через суд эрхов, через безвременье. Что ей какие-то воспоминания глупой юности?

— Ты жил в двадцать шестой, — сказала она.

— Только последний год. Потом мы улетели на Пьеллу.

Комендантша, как ни странно, была все та же. И, как ни странно, узнала его сразу же.

— Льюис! — ахнула она, — ты?!

— Я, тетя Ирма.

Он почти не изменился, разве что посуровел немного. Зато Оливию уж точно было не узнать.

— Ну, надо же! Наш космический мальчик вернулся! А это кто с тобой?

— Не узнаете? — улыбнулся он, — это же Олли. Оливия Солла.

Великолепную мадам Рохини прямо передернуло от этих слов.

— Олли? — прищурилась комендантша, — толстушка Олли, ты говоришь?

— Она, конечно.

— Батюшки! Девочка моя! Какая красавица стала!

— Здравствуйте, — сдержанно сказала Олли.

— А вы… вы, что же, поженились?

— С чего вы взяли?

— Да уж больно пара подходящая. И всегда вы вместе ходили, сколько я помню.

Мадам насмешливо и снисходительно посмотрела на наивную старую женщину, которая и сама была из прошлого и жила в прошлом.

— Замуж я пока не собираюсь, тетушка Ирма. Это уж точно!

Льюису эта мысль тоже показалась дикой. Когда-то Олли была ему как сестра, а теперь она вообще неизвестно кто.

— Можно мы тут походим? — спросил он.

Разрешение было сразу получено.

— Вот старая вешалка, — проворчала Олли в коридоре, — все помнит!

— Работа у нее такая, — усмехнулся Льюис.

Он узнавал и не узнавал свой старый дом. Полы перестелили, стены перекрасили, двери поменяли на новые. Все что осталось прежнего в его двадцать шестой комнате — так это вид из окна. Вид на волейбольную площадку и лес.

— Тут я стихи писал, — сказал он, — сидя на подоконнике. Вот так.

Олли встала рядом, пронзительно глядя на него.

— Теперь не пишешь?

— Не до того.

— Ты счастлив?

— Счастья нет. Точнее, его всегда мало. Когда-то я страдал оттого, что я не Прыгун. Теперь я Прыгун, монстр, которого все вежливо сторонятся. И что? В этом счастье? Я страдал без отца. Теперь у меня есть отец. Мы прекрасно ладим, но в семье все равно черте что. Риция, Одиль… с ними столько проблем…

— Но это проблемы Ольгерда. И он их заслужил. А ты вполне можешь жить своей жизнью.

— Ты с ума сошла, Олли. Я никогда его не брошу.

— Почему?

— Надо объяснять? Он мой отец.

— Когда-то, — усмехнулась Оливия, — ты считал своим отцом Грэфа.

Льюис нахмурился.

— К чему ты о нем вспомнила?

— А почему бы о нем не вспомнить? — с упреком уставилась на него подруга детства, — разве не с ним мы тут пировали, в этой самой комнате? Раз уж мы здесь, давай вспомним и о нем.