Мир-Цирк. Город Барабу. Песнь слона

Они потратили на обустройство уже два дня, а шатер так до сих пор и не установлен. Видя столь слабого конкурента, "Арнхайм и Бун" привезли свой аттракцион в тот же город восемь часов назад — и уже готовы к параду.

Бансом окинул взглядом забитые томами полки и пробежался кончиками пальцев по блестящим кожаным переплетам, пока не добрался до надписи "Книга "Барабу", том I". Часть книги была заполнена преданиями и воспоминаниями о древней Земле — до того, как цирк вышел в космос, — а часть рассказывала о путешествиях "Города Барабу" и "Большого шоу О'Хары", лучших артистов и номеров во всем Девятом Квадранте.

"Старая труппа, — подумал Бансом, — да уж, было на что посмотреть". Старый "Барабу" начинал парад-алле через четыре часа после выхода на орбиту, используя отделяющиеся корабельные отсеки в качестве челноков.

Бансом покачал головой. На трофейном арванианском линейном крейсере, служащем теперь "Барабу II", остались только два из исходных двадцати боевых посадочных челноков, да и те на Пироэле сломались, и починить их без денег на запчасти надежды не было. Пальцы скользнули по переплетам вниз.

— Скрипториум!

— А-а-а-ах-х-х! — Бансом прижал руку к колотящемуся сердцу, быстро оглядел отсек и расслабился, только увидев интерком, встроенный в переборку над столом Шелема. "Я никогда не привыкну к этому".

— Скрипториум, это судовой лазарет.

Бансом подошел к столу и коснулся кнопки вызова.

— Да?

— Бансом?

— Да.

— Это доктор Ворр. Можешь спуститься в лазарет?

Бансом недолюбливал арванианского врача. Он недолюбливал арваниан вообще, но Ворра в особенности.

— В чем дело, Ворр? Я очень занят.

— Шелем умер. Я уже уведомил Алленби. Шелем оставил тебе письмо.

Бансом опустился в кресло Шелема.

— Я спущусь… спущусь, как только смогу.

— Пожалуйста, прими мои соболезнования.

Бансом кивнул отключившемуся интеркому.

Вернувшись из лазарета, Бансом зашел в офицерскую кают-компанию, как его просил посланный Алленби зазывала. Алленби сидел с бокалом заболонного вина и тер глаза. Он поднял голову и бросил на стол несколько медяков.

— Сюда, Бансом. У нас мало времени. — Алленби указал на койку у стола слева от себя. Бансом убрал медяки и сел. — Ты здоров, Бансом? Ужасно выглядишь.

Бансом кивнул:

— Только этого нам и не хватало… — Он слабо махнул рукой, потом опустил ее на колено. Алленби вздохнул, оба помолчали.

— Бансом, мне нужна твоя помощь.

— Конечно; все, что смогу сделать, Великий Алленби.

Алленби кивнул; он крепко сжал челюсти, глядя на жреца немигающим взглядом.

— Полагаю, ни для кого не секрет, что у нас неприятности.

— Может, кто-то где-то во вселенной и не в курсе, хотя я сомневаюсь в этом, Великий Алленби.

Алленби приложился к бокалу, поставил его на стол и вопросительно посмотрел на Бансома:

— Хочешь?

— Пожалуйста.

Алленби потянулся к полке за койкой и достал бокал и новый кувшин. Наливая, он продолжил:

— Остался лишь один секрет, Бансом: насколько серьезны эти неприятности на самом деле. — Он заткнул кувшин и подтолкнул бокал Бансому. Жрец положил на стол несколько медяков и взял бокал. — Предсказатели увидели это еще до того, как мы покинули Момус, даже до того, как сформировали труппу. Если ничего не предпринять, сомневаюсь, что мы вообще сможем открыться, а если и откроемся, не окажется ли это просто фарсом?

— То есть?

Алленби наклонился вперед:

— Артисты… боятся выходить на манеж…

Бансом невольно расхохотался.

— Прошу прощения, Великий Алленби. — Он бросил на стол два мовилла. Прости, пожалуйста, но я просто не могу себе такого представить. Все наши артисты мастера своего дела, и у них за плечами много лет работы и на манеже, и у придорожных огней.

— И тем не менее это так. Сколько ты видел репетиций?

Бансом сделал глоток, потом пожал плечами:

— Всего несколько после того, как мы покинули Момус, да и те уже больше недели назад. Даже клоуны перестали пускать зрителей, даже если им предлагают плату.

— Понимаешь? Можешь себе представить, что это означает? Чтобы клоуны отказывались выступать за медяки?

Бансом кивнул:

— Теперь понимаю, о чем ты. Все происходило так постепенно, что я даже не задумывался… Но почему? Они же не перестали быть артистами и не стали хуже, чем на Момусе.

Алленби потер подбородок, потом откинулся на койку с бокалом в руке.

— И этот корабль, и Пироэль — странные площадки. И пироэлианцы странные зрители, а теперь еще и соперники в виде "Арнхайма и Буна"… Доктор Ворр сегодня лечил жонглеру Рулиуму сломанный палец на ноге. Рулиум уронил булавы во время репетиции.

— Рулиум? — Бансом открыл рот. — Только не Рулиум!

— Теперь ты начинаешь понимать?

— Да. — Бансом покачал головой. — И да, и нет. Что такое на нас нашло? Нельзя ли это как-то наладить?

— Мы знали, что сильно рискуем, отправляясь на гастроли так скоро, но нужно было трогаться сразу, как только мы получили медяки. Если бы мы еще промедлили, спонсоры начали бы забирать средства. — Алленби пожал плечами. — Тут уж либо отправляться немедленно, либо не отправляться вовсе.

Бансом вспомнил чувства, нахлынувшие на него после наблюдений за приготовлениями "Арнхайма и Буна".

— Возможно, так было бы лучше — не отправляться вовсе.

— Это беспредметный разговор; мы уже здесь и останемся здесь, если не сможем собраться и отработать программу так, чтобы хотя бы покрыть расходы. — Алленби поставил локти на стол и сжал руки. — Я убежден, что эта труппа вполне может заставить толпу раскошелиться. Недостаток массовости и пышности мы более чем компенсируем мастерством и изощренностью. Я распорядился назначить парад-алле сегодня на шестой час пополудни — за целый час до выступления "Арнхайма и Буна".

— Так ведь даже шатер еще не установлен!

— И тем не менее. Уже сейчас каждая свободная пара рук и все рептилии, включая Горбунка, отправляются работать. Думаю, оборудование будет готово вовремя, но от этого мало толку, если на улицы Кукью выйдет унылая, неорганизованная толпа, а не цирк.

— Великий Алленби, ты просил меня о помощи. — Бансом поднял брови и пожал плечами. — Но что я могу сделать? Я всего лишь жрец — простой историк.

— До отправления с Момуса Шелем работал с предсказателями. У него был ответ.

— И какой?

Алленби пожал плечами:

— Я надеялся, что он рассказал тебе.

— Нет.

— Вы ничего не обсуждали?

Бансом пожал плечами:

— Мы практически не разговаривали с самого старта. Он был полностью погружен в работу над рукописью… — Жрец полез за пазуху и вытащил листок бумаги, который дал ему доктор Ворр.

— Что это?

— Доктор передал. Он сказал, что это письмо Шелема ко мне. — Бансом развернул листок, потом испустил вздох разочарования. — Ничего.

— Что там написано?

— Сорок семь: тридцать четыре. Читай сам.

— И это все? Что означают эти числа?

— Ты должен понять, Великий Алленби, Шелем был очень стар, и его разум… ну, вот очень хороший пример. Это явно порядковые номера книги и главы, но история, которую Шелем написал для жрецов Тарзака, начинается с книги сорок первой и заканчивается сорок шестой. Сорок седьмой книги не существует.

— Бансом, возможно, именно ее он и писал.

— Несомненно, но ни один жрец не может выступить с рассказом, не утвержденным остальными жрецами Тарзака. Возможно, в Иконе такое бывает, но…

— Какой период охватывает эта глава?

— Не знаю. Молодой Нуссет — ученик Шелема — должен бы знать. Он копировал рукопись.

Алленби нажал на кнопку пульта, вмонтированного в стол, и вызвал скрипториум. Нуссет отозвался.

— Нуссет, это Алленби.

— Да, великий Алленби?

— Какой период охватывает тридцать четвертая глава в новой книге Шелема?