Мир-Цирк. Город Барабу. Песнь слона

— Все мы с чем-то расстаемся, отец…

Куулис зажал Лиссе рот рукой:

— Тсс! — прошептал он. — Ну-ка, быстро к северному входу!

Они тихо перебежали манеж и остановились у прохода в трибуне. В зрительском входе замерцал свет факелов. Куулис осторожно выглянул из-за угла. На арену выходили люди… и он узнавал их! Кардик, убийца, осужденный и изгнанный городом Тарзаком, смеясь, хлопнул по спине спутника. Тот, поджигатель Хароман, поднял факел и помахал им над головой.

Мой отец был инспектором этой Арены, а до него — его отец.

Мисор — вор, убийца и главарь банды — шел рядом с приземистым, одетым в черное ворлианцем; вот он засмеялся и хлопнул незнакомца по плечу. Незнакомец улыбнулся.

Эта Арена видела лучших артистов Момуса.

За отрядом безухих арванианских наемников, вооруженных винтовками, шла пьяная банда изгнанников; на их лбах красовались голубые метки приговоров.

На этой Арене родились два наших великих закона.

Вор Даззул.

Джокосин, вор и убийца.

Убийца Васерат и еще множество незнакомых, но все отмеченные голубыми знаками приговоров.

— Ура, Мисор! Ура, Мисор!

Мисор встал в центре Арены и поднял руки, требуя тишины. Банда головорезов притихла.

— Кого Большая Арена признает своим королем?

— Мисора! — Заорала шайка отщепенцев. — Да здравствует Великий Мисор, король Момуса!

Куулис обернулся к дочери. В глазах Лиссы стоял ужас.

— Лисса, ты должна рассказать Алленби.

— Пойдем со мной, отец.

Куулис посмотрел Лиссе в глаза и поцеловал в лоб:

— Я должен остаться. Видишь, что они делают с моей Ареной? — Лисса закрыла глаза и кивнула. — Иди, только оставь мне немножко этих пирожков. Куулис залез Лиссе в рюкзак и набил себе карман огненными шариками. Подняв глаза, он увидел, что Лисса плачет. — Держись, солдатик. Такое случится не раз, прежде чем Момус освободится от захватчиков. Ну, иди же!

Девушка повернулась и быстро пробежала по туннелю. На пыльной, темной улице она остановилась и оглянулась. Отца в проходе уже не было.

Командир арванианского взвода поднялся на невысокий холм, оглядел дорогу на Тьерас, прошептал пароль и спустился в окоп, занятый тремя другими наемниками; двое из них были еще живы.

— Все спокойно, Иас?

Арванианин, сидящий на корточках перед портативным радаром, поднял голову и кивнул:

— Уже больше двух часов, командир. Думаешь, они нападут снова? — Все было тихо.

— Нет. Но не теряй бдительности. Как Т'Дулну угораздило? — Он указал на мертвого наемника.

Солдат, выглядывающий из окопа, вытащил что-то из-за пояса и сунул сидящему за спиной командиру. Это был тонкий нож без рукояти. Когда взводный взял клинок, солдат кивнул на дерево у дороги.

— Этот тип был вон там, рядом с деревом. Он бросил эту штуку.

— Бросил? Да здесь шагов пятьдесят и бросок вверх.

— По-моему, здесь ближе к шестидесяти шагам.

Взводный тихо присвистнул.

— Вы слышали, что произошло в Тарзаке?

— А что?

— Помните того момусианина, Мисора?

Наблюдатель повернулся и сплюнул.

— И что с ним?

— Многопалый и его "Освободительная Армия" устроили церемонийку коронации Мисора королем Момуса, когда местный патриот воспользовался случаем разбросать вокруг что-то вроде зажигательных бомб.

Солдат засмеялся.

— Это правда?

— Клянусь.

— А Многопалый и Мисор?

Взводный пожал плечами:

— Подгорели немного, но еще живы.

Солдат снова уставился на окрестности:

— Жаль. А что бомбометатель?

— Ни кусочка не осталось. — Взводный выбрался из окопа. — Будь настороже, если не хочешь, чтобы такая бомбочка постучалась в двери твоего дворца. — Он встал. — Пришлю сменщика до рассвета.

Оператор датчика указал на мертвого наемника:

— А как с ним?

— Он тебе мешает?

— Нет.

— Мы выступаем утром. Захвати его бумаги, прежде чем закопаешь окоп, и сдай писарю.

Взводный исчез в ночи, а двое часовых избегали смотреть в глаза друг другу. Наблюдатель повел стволом в сторону мертвого метателя ножей. Во время нападения этот человек просто вышел из-за дерева и бросил клинок в окоп, попав Т'Дулне в грудь. А потом он просто потрясенно стоял, даже не пытаясь убежать. Солдат покачал головой, отвел взгляд от мертвеца и снова начал вглядываться в тени.

Предсказательница покачала головой:

— Бесполезно, Алленби. Арваниане не люди; их будущее неясно. Я не вижу их.

Фокусник согласно кивнул:

— Все верно. Они не люди; их разумы закрыты от моей силы.

Алленби посмотрел на две тени, потом повернулся к третьей.

— Ну, Пейнтер?

Тот пожал плечами:

— Если так пойдет и дальше, с нами будет покончено за месяц. К нам присоединяется все больше народу — особенно после того, что произошло в Тарзаке, — но у нас нет времени на обучение и нет снаряжения. — Пейнтер вздохнул. — Могу предложить только последовать на Запад за цирком и начать обучение заново.

— А пленник, Пейнтер? — заговорила предсказательница. — Возможно, имея пленника, мы можем многое узнать об арванианах…

— Нет! — Пейнтер отвернулся от предсказательницы и посмотрел в глаза Алленби. — Арваниане уже сражались в таких войнах, и две попытки захватить пленных стоили нам больше двадцати мужчин и женщин… У нас больше нет времени, если мы хотим еще хоть что-то спасти.

Через несколько мгновений после выхода на орбиту Момуса арванианские наемники под командованием Наавона Дора посадили челноки возле Тарзака, Аркадии, Куумика, Мийры и Риса, основных населенных пунктов и узлов дорожной сети. Несмотря на сопротивление, все пять городов были захвачены, и адмирал Садисс посадил в Тарзаке марионеточный режим и объявил его законным правительством Момуса. Шестой отряд арванианских войск на катерах на воздушной подушке и самолетах-истребителях начал зачистку сельских местностей, отыскивая партизанские отряды. Всего через девять дней остатки Вооруженных Сил Момуса — менее трети от первоначальной численности — сумели бежать в Аноки и спастись под покровом шторма на рыбачьих лодках. На утро десятого дня Наавон Дор объявил, что на Центральном континенте наведен порядок.

Высоко над клиновидным строем катеров на воздушной подушке, несущихся над спокойными синими водами Западного моря, командирская машина Наавона Дора — один из челноков с "Меча" — заложила вираж, чтобы проверить датчиками островок, появившийся на горизонте, когда войска приблизились к почти необитаемому континенту, который мо-мусиане называли Западным. Наавон посмотрел на девственные джунгли, потом вышел из кабины и вернулся грузовой отсек. В большом отсеке помещались командный пункт, медицинская часть и узел связи. Работники командного пункта хмуро сидели за своими пультами, равнодушно корректируя уже отрегулированные настройки. Из задней части отсека доносились рыдания флейты Госса. Наавон подошел к экрану, отделявшему их с Госсом каюту от грузового отсека, и заглянул в дверь. Растянувшись на койке, Госс играл на флейте, пристроив под рукой большой коричневый кувшин.

— Госс!

Великан опустил инструмент и обратил на дверь затуманенный взор.

— Привет, завоеватель! — Госс поднял голову и присосался к кувшину. Закончив, он вытер губы рукавом мундира, потом рыгнул. — Нашли ли мы уже неуловимого неприятеля, о могучий вождь?

— Госс, ты что, ума лишился? Да за такое и казнить можно. Что это за пойло?

Госс встряхнул кувшин:

— Это? Местное средство от укоров совести. Называется "заболонное вино". — Он сделал еще глоток, потом протянул кувшин. — Хочешь глотнуть?

Наавон взял кувшин и принюхался:

— Госс, это убьет тебя раньше, чем мне выпадет шанс подставить твою тушу расстрельной команде.

Госс сел, отобрал у командира кувшин и хлебнул еще.

— Хорошая штука. Помогает забыть, чем мы тут занимались последние десять дней. Жаль только, что весь батальон не может упиться вдрызг: было бы кстати.