Завещание Малого Льва

Леда посмотрела на нее внимательно и уже без улыбки.

— Вот и я не хочу.

Домой она пришла, когда уже стемнело. Сняла шубу, прошла в гостиную, включила свет. На столе стоял огромный букет фиолетовых шеорских колокольчиков, из чего сразу стало понятно, что Льюис уже побывал дома, не застал ее и куда-то скрылся.

Дома он бывал редко: нашел себе занятие. Точнее, занятие нашло его само. Была шеорская дыра, были ученые ивринги из прошлого и он — единственный Прыгун, который что-то понимал в физике, кроме Грэфа. Но если Грэф рисковать своей драгоценной персоной не собирался, то Льюис серьезно намеревался пройти по стопам Сиргилла и залезть в дыру.

Скирни старалась об этом не думать и не изводить себя тревогой, тем более что ничего не могла изменить. К счастью одного его не пускали, а второго такого безумца пока не нашлось.

Она стояла, задумавшись перед букетом, размышляя о том, что в Хаахе сейчас жаркое лето, цветут эти колокольчики, дуют ветра, клубятся оранжевые закаты… и какую разную-разную жизнь проживают они с Льюисом, несмотря на то, что они муж и жена. И как это странно, непонятно и вместе с тем неизбежно, что они до сих пор вместе. Потом кто-то сзади обнял ее за талию и стал осторожно целовать в висок.

— Ты здесь, — улыбнулась Скирни, — почему не позвонил?

— А что, ты пришла бы раньше?

— Пришла бы.

— Не ври. Я же знаю, что моя жена — самая занятая женщина во вселенной.

— Ну, прости меня…

— Не только простил, — сказал Льюис довольно, — но и вымыл посуду, полил цветы и нарезал миску салата. Ты, как всегда, пирожками из буфета питаешься.

— Да, — согласилась Скирни, она была совершенно счастлива в эту минуту.

По идее, это она должна была встречать мужа прибранной квартирой и праздничным обедом. А у нее даже робот стоял отключенный.

— А нас накормят на приеме, — сказала она себе в оправдание.

— Когда это будет! Впрочем, чем позже, тем лучше. Как ты считаешь?

Льюис говорил и целовал ее то в плечо, то в шею. Он соскучился по ней на Шеоре и не скрывал этого. У него были загорелые руки, бронзовое обветренное лицо и выгоревшие как лен волосы. Скирни никогда не думала о нем, как о красавце, но сейчас с особой остротой это заметила. От этого почему-то на секунду стало больно. Потом она оказалась у него на руках, а чуть позже — в спальне.

Там стояли наполненные фужеры и ваза с фруктами. Там лежали две подушки на кровати, а край одеяла был откинут. Всё было замечательно. Всё было как в сказке. Оттуда она и сбежала в ванную и вернулась уже в своем белом халате, глухо запахнутом на теле и туго затянутом поясом.

Льюис взглянул разочарованно, но ничего не сказал. Он уложил ее с собой рядом, осторожно целуя то лицо, то губы, то пальцы рук. Скирни ненавидела себя в этот момент: и за то, что с ней было когда-то, и за то, что происходит с ней сейчас. Но она ничего не могла с собой поделать. Как только он пробовал снять с нее халат, даже чуть-чуть распахнуть его, она вся деревенела. Это пугало его настолько, что он забывал сердиться.

— Ну что ты, Скирни, не переживай. Секс — это всего лишь энергия.

И она получала его энергию, она наслаждалась ею, хотя и не заслуживала такого блаженства. Потом лежала, тихо гладя его льняные волосы и смахивая свои слезы со щек, и не понимала, за что он ее такую любит?

— У вас там жарко в Хаахе, да?

— Нет, дожди без конца.

— А ты такой загорелый.

— Это я в пустыне поджарился. Разгоняю пески вторую неделю. Как Сиргилл это сделал за пару часов — не могу даже представить.

— И… много тебе осталось?

— Да всё уже разогнал. Расчистил ракушку, расплавил дорожку. Можно заходить.

Скирни все-таки испугалась, у нее сжалось сердце.

— Но, надеюсь, ты один туда не пойдешь?

— Знаешь, если тот зубец, который Сиргилл подсунул, треснет, то там и двое не спасут, и четверо. Какая, собственно, разница? А если не треснет, то я ничем не рискую.

— Но Директория запретила тебе!

— Запретила, — Льюис усмехнулся, поворачиваясь к ней лицом, — ну и что?

Почти то же самое говорила сегодня Сия. Запретили ей выходить из палаты, ну и что? Что вообще можно запретить Прыгуну?

— Ты же обещал, — сказала Скирни упавшим голосом.

— Да успокойся ты, — вздохнул он, — конечно, обещал. Вот Рыжий вернется, тогда и полезем. Прямиком в другую вселенную.

— А он захочет?

— Этот — куда хочешь полезет. Это же Рыжий!

Льюис сказал это с таким обожанием, что Скирни даже заревновала.

— И ты с ним — куда хочешь полезешь. Да?

— Да, — не задумываясь, ответил Льюис.

— А ты хоть помнишь, чем это кончилось в прошлый раз? Или нет?

— Ну, Скирни…

— Ладно, — вздохнула она, — ты тоже успокойся. Я прекрасно понимаю, что мой муж — Прыгун. И еще, говорят, самый красивый мужчина во вселенной. Ты ведь тоже много от меня терпишь, правда? Я… я тебе даже борща сварить не могу. За что ты меня любишь, Льюис? Никак понять не могу.

— За пирожок, — сказал Льюис сразу.

— Какой пирожок? — растерялась она.

Он сел и взял ее за руки.

— Ну, тогда на рынке. Помнишь? Я шел по вашему рынку, голый и голодный. Все меня гнали. А ты протянула мне пирожок. С мясом, между прочим.

Скирни вспомнила и рассмеялась.

— И это было последнее, чем я тебя накормила!

Странно, что для него всё это было только два года тому назад. А она прожила за это время долгую жизнь, свою главную жизнь, полную событий, открытий и встреч. Было тихо, смеркалось, к окну лепились большие, пушистые снежинки. Они сидели на кровати, взявшись за руки как дети.

— Мне главное — что ты есть, — сказал Льюис, — что ты моя, и мы с тобой наконец-то в одном времени. Понимаешь?

— Понимаю, — вздохнула она, — только не пропадай больше.

Скирни очень боялась, что Сия может явиться во дворец, поэтому решила предупредить Леция сразу же, как только его увидит. Увы, подойти к нему было непросто. Он стоял с Ибрагором и другими золотыми львами и с огромным интересом что-то выслушивал. Гости из безвременья были в золотисто-оранжевых одеждах, почти все рыжеволосые, рыжебородые, хотя сам Ибрагор был белый. Одна женщина была просто огненно-рыжей, вторая — белокурой, а третья, самая высокая, все-таки черной с синими продолговатыми глазами.