Цена воды (СИ)

И вот его Лета готова была сейчас растерзать.

* * *

Вездеход резко остановился, взметнув тучу пыли и рассеяв вокруг песчаную мелкую крошку. Медленно отстегнувшись, женщина нажала кнопку записи на браслете. Выдохнула.

Страх выходил дрожью и жарким потом по спине. Пот тут же высыхал и раздражал кожу под гидрокостюмом.

- Ирвин Джонс!! - дверца вездехода лязгнула по обшивке, женщина выпрыгнула на песок и пошла навстречу поджидавшей её толпе. Сама. Вопреки отчаянному страху.

Она сорвала маску с лица и снова крикнула:

- Ирвин Джонс!! Какого чёрта здесь происходит! Это хранилище - собственность метрополии! Каждый, кто вошёл сюда - преступник!

- Лета Ванко, при наступлении чрезвычайной ситуации руководство колонии имеет право воспользоваться запасами терраформирования. Это прописано в Уставе Колонии.

Маленькая Лета вынуждена была задирать голову, чтобы смотреть в лицо управляющему. Она упёрла руки в бока:

- Чрезвычайной ситуации не наступало, Ирвин Джонс!

Управляющий развёл руками и оглянулся по сторонам, словно призывая толпу действовать. И толпа вняла:

- Мы две недели...

- Дети...

- У меня муж...

Лете пришлось кричать. Горло пересыхало, и кричать становилось неприятно до боли:

- Не было никакой чрезвычайной ситуации! Я только что опустила на поверхность четыре километра льда. Десять процентов, по Уставу - ваши. Но Ирвин Джонс, - палец почти упёрся в широкую грудь управляющего, - очень хотел саботировать программу переселения. Зачем?

Зачем ты не разрешал опустить лёд? Зачем ты прекратил разработку и поиск новых подпочвенных льдов?

Чтобы люди, обезумев от жажды, пошли вскрывать то, что им не принадлежит? Чтобы они выпили своё будущее? Выпили и уничтожили сейчас то, что стало бы лесами, полями, реками для них и для их детей?

Толпа снова заволновалась, как единое животное, потревоженное в самой своей сути. Из толпы выпихнулась женщина, толкнула вперёд ребёнка:

- Он хочет пить. Почему ты не даёшь ему воды? Ты смотришь, как наши дети умирают от жажды, не позволяя им использовать воду, которая у тебя есть.

- Вода не моя! Этой водой метрополия планирует питать оазис, который уже через пару лет можно было бы открыть для посещения.

Но голос старшего специалиста терраформирования потонул в слитном гудении многоликой и многочеловечьей тучи. Толпа сдвигалась теснее вокруг одинокой фигурки.

Лета уже не боялась. Она отстаивала будущее этих людей от сегодняшних аппетитов.

- Вы можете выжить без этой воды. Завод уже работает, уже сейчас в куполе...

Женщина с ребёнко толкнула его почти в Лету:

- Он хочет пить сейчас.

Мальчик оглянулся на мать и попробовал вывернуться из её руки.

Лета сглотнула совсем сухим горлом и:

- А зачем вы тащили его по пустыне днём? Зачем?..

И вот тогда прилетел первый камень. Лета его не видела. Просто что-то ударила сзади, в голову. Она схватилась за затылок, обернулась:

- Вы что?..

* * *

Её забили бы до кровавого месива, но управляющий милостиво остановил людей.

Лета могла видеть, как мимо неё проносят пластиковые булькающие пакеты, нагружая своё несбывшееся будущее в вездеходы.

Люди радовались, переговаривались оживлённо. Словно дождались праздничного дня.

Болело, казалось, всё. Лета осторожно передвинула ногу, стараясь не морщиться и не шипеть от боли. И то и другое получалось совсем плохо. То ли сломана, то ли просто отбили.

Хотелось плакать. Но за годы здесь, Надежда отучила лить слёзы. От них на пересушенной коже оставались красноватые, раздражённые и долго заживающие дорожки. Плакать хотелось, вот только где взять слёз?

Лета медленно, бережно к избитому телу, попыталась подняться. И поняла, что не сумеет. Добраться бы до вездехода. Она оценила взглядом путь до него и поняла, что сейчас это почти столько же, сколько до метрополии.

Три метра бесконечности.

- Тёть, давайте, я помогу?

Голос звучит глухо из-под маски, без которой на Надежде мама не разрешает выходить на улицу.

- Я... - сухое горло только хрипит, язык высох и будто распух. Хочется отложить немного языка куда-нибудь, освободить от него рот, чтобы говорить. Пока она справлялась со всем этим, мальчик подлез под её руку и скомандовал:

- Опирайтесь и прыгайте!

Лета бы рассмеялась, если б не было бы так больно.

Грузовики отъезжали, увозя воду к куполу колонии, люди уходили или уезжали с машинами, а они ковыляли к вездеходу.

Боль понемногу сконцентрировалась в ноге, в голове и где-то внутри. Видимо, рёбра. А может, ещё что.

Такую, сконцентрированную боль терпеть оказалось чуть легче, чем разлитую по телу.

Вездеход приближался, у мальчика ожил переговорник:

- Тим, ты где? Мы уезжаем?

- Я останусь. Не волнуйся, мам!

В ответ раздалось что-то на высоких, почти визжащих тонах.

- Не волнуйся, мам, я останусь пока.

Когда они доковыляли до вездехода, подъехал портовый, раскрашенный в цвета колонии, из него выскочил Майк. Увидел Лету, мальчика возле неё, и побагровел лицом.

Лета прямо видела, как краска наползает на скулы и проступает пятнами на щеках и на лбу. Майк так и не надел после полёта маску, и теперь его ждут неприятные дни, когда кожа будет отмирать и чесаться.

Лета почему-то думала обо всём отстранённо, будто висела над ситуацией, будто не она была тут, а кто-то другой, о ком она читает со страницы.

Она не поняла, что это предвестники обморока.

* * *

Ощущение реальности возвращается как-то частями. Звук. Попытка открыть глаза. Снова какой-то шум. Прикосновения, нарушающие личное пространство.

Лета отпихивает чужие руки и натыкается на что-то мягкое, вроде одеяла. Открывает глаза. Майк заворачивает её и пытается взять на руки.

Она хрипит пересохшим совсем горлом:

- Что?

Тот смущается:

- Тебе надо ко врачу. Я вколол обезболивающее... - он тыкает в приколотый на грудь пустой тюбик, продолжает что-то говорить. Лета видит и слышит ещё людей.

Они ходят, хрустят битым крошевом теплиц и перегородок. Хранилище разгромлено.

Растение повалены, многие растоптаны, выдернуты из горшков и со своих мест в гидропонной системе. Нарушен трубопровод, поэтому на полу, под ногами - лужи воды.

Лужи! На Надежде! Это настолько потрясает, что Лета забывает обо всём. А потом вид напрасно разлитой воды вызывает нестерпимую жажду. До боли.

Майк будто понял её, пихнул ей в руки порцию. Лета быстро - шарик за шариком, пьёт. Желеистые оболочки по привычке собирает обратно.

Вода. Без воды этого хранилища они отброшены на десяток лет назад. Ещё десять лет работы. Ещё десять лет жажды и упорного, по крупинкам, выстраивания новой экосистемы этого сухого мира.

Если снова не захотят сожрать своё будущее сейчас.

Лета проваливается в сон. Ей снова снится дождь.

Майк улыбается. Маленький хранитель воды этого мира спит, и не знает, что бойцов, готовых сражаться за мир и дождь в этом мире, сегодня стало больше.