Небо в зеленой воде (СИ)

Когда Даниэль приблизился ровно настолько, что отпали более вероятные предположения о причине его поздней прогулки, например, свидание под луной со своей пассией или одинокий перекур на морозном воздухе, я сделала странную вещь. Дотянулась энергетическим щупальцем до господина Вильсона, а затем выстроила пузырьки перед ним непобедимой невидимой стеной. Он мог их преодолеть, впитав, как губка своим телом, причем только он, никто другой в мире, но не стал этого делать. Мой жест был не бесполезной попыткой защититься или поугрожать, а указывал на крайнее нежелание его видеть. Безмолвный диалог, доступный лишь нам двоим.

Он все понял, слишком быстро, даже быстрее, чем я ожидала, немного помедлил, будто над чем-то раздумывая, и стал удаляться в обратную сторону.

Я откинулась на подушке, глядя в потолок, и в очередной раз подвергла себя мазохистской пытке нескончаемых вопросов без ответов.

.

В поисках ответов

Парила я в непонятном месте, где-то между небом и землей, парила уверенно, как будто опиралась на твердую почву. Далеко внизу под босыми ногами серебрилось нечто вязкое и прозрачное с мелкими искристыми бликами. На плечи давило странное воздушное пространство, оно не было привычного нежно-голубого цвета, а резало глаз насыщенно малахитовым оттенком. Пространство сотрясалось от громогласного, уже знакомого голоса, он снова звал меня настойчиво, зло, раздраженно, как потерянного непослушного ребенка. Я закрыла руками уши, пытаясь защититься от нестерпимого звука, и стало ясно, что сотрясаюсь лишь я одна, и от голоса резкого, въедливого, бесполого нет спасения - он громыхает прямо в моей голове. Само небо звало меня.

Сероватая прозрачная масса внизу всколыхнулась и стала подниматься широким столбом мне навстречу. Я смотрела на нее застывшими от ужаса глазами, безуспешно стараясь отодвинуться. Ближе, ближе, ближе... Ее прикосновение к коже было ледяным и омерзительным, а когда она обвила мое тело, голос заорал в голове на верхней ноте, но слов разобрать я не сумела. Я дергалась, но сдвинуться с места не могла, с таким же успехом пыталась бы освободиться кукла, подвешенная на крючок старого сундука после детского спектакля. Затопив меня почти полностью и поднявшись к лицу, вязкая серость медленно влилась в мое сжавшееся испуганной судорогой горло, тело в сопротивлении забилось, но это мало помогало. Я задыхалась от липкой ледяной субстанции скользившей уже внутри и впитывающейся в мои внутренности, а голос взорвался в голове раздирающей болью.

Распахнутые глаза уставились в назревавшее за окном утро, вокруг снова был мой номер - замысловатые торшеры, классическая мебель, без обволакивающей слизи и кричащей зелени, но пробуждение не принесло облегчения. Я продолжала задыхаться, ощупывая горло руками и пытаясь сдавленно кашлянуть. Ничего не выходило, легкие будто стиснуло жуткой тяжестью. Казалось, что кошмар все еще продолжается, я выпала уже по эту сторону сна, но его жесткие объятья потянулись следом, перемещаясь в мою реальность.

Я дергалась и металась как свободолюбивый дикий зверь с накинутым ненавистным поводком. Пыталась сбросить с груди невидимые тиски, но они сжимались с каждой секундой все сильнее. В итоге упала с кровати, но меня продолжало давить, словно гигантским прессом. Обезумевшие пузырьки носились по телу как ошпаренные, они знали, что я умираю, знали гораздо лучше, чем я сама. Заставив себя немного успокоиться, я собрала их отовсюду: из взбрыкивающих ног и закостеневшей шеи, и слабых ни на что не годных человеческих рук, обернула ими еле дышавшие легкие и попыталась скинуть невидимый груз с их помощью, но моя сила лишь слегка ослабляла давление, не принося видимого облегчения, она была не в состоянии освободить меня.

Еще крохотное мгновенье, и я бы задохнулась, но другие пузырьки вовремя ворвались в бренную оболочку моей души, заструились, смешиваясь с кровью, добавляя мощи моим собственным пузырькам, сливаясь с ними. Я почувствовала объединенную силу отчетливо и резко, она завибрировала и заколотилась во мне, вырываясь наружу, меня трясло как при обряде экзорцизма, пока давление на грудь не ослабло.

В прихожей хлопнула дверь, а я с наслаждением закашлялась, понимая, что пульсировавшая во мне объединенная энергия разорвала тиски, сдавливающие легкие.

Задаваться вопросом о том, кто ко мне пожаловал, даже в голову не пришло.

'Что ему запертые двери!' - обессилено подумала я, скукоживаясь в комок на полу и не желая открывать глаза. Пока я пыталась отдышаться, он двигался почти бесшумно, как кот на мягких подушечках лап, но я не нуждалась в слуховых и зрительных подтверждениях его приближения. Его сила действовала быстрее его тела, и это к лучшему, иначе... Думать о том, что бы случилось иначе, не хотелось.

Щупальце энергии Даниэля обволокло меня мягко, ненавязчиво, образуя невидимый кокон вокруг, принося с собой уют и спокойствие. Меня приподняло в воздухе, а затем аккуратно опустило на скомканное одеяло.

Касания силы были похожи на тончайший шелк, прогретый под лучами живительного солнца, на поцелуй нежных губ, пахнущих клубникой, на беззаботный сон грудного младенца в объятьях любящей матери, ничего лучше в мире не существовало. Совершенная нежность. Физические прикосновения не шли ни в какое сравнение, они теперь казались слишком грубыми и шершавыми.

Веки почему-то потяжелели, господин Вильсон подошел к кровати вплотную, но глаз я так и не открыла. Смесь соединенных пузырьков вливала в меня расслабленность и сонливую леность. На этот раз англичанин служил для меня не успокоительным, а скорее снотворным.

- Поспи, - властно приказал он. Резкость командного голоса прокатилась по телу неприятным отторжением, но по сравнению с ужасающим оскалом смерти, который показали мне минуту назад, все выглядело таким мелким и незначительным, что я просто подчинилась.

Последняя мысль догнала противной неприятностью: 'Лежу в коротких ночных шортах и майке перед посторонним мужчиной, а самое страшное, что я жуткая мерзлячка, и на ногах напялены полосатые шерстяные носки, связанные бабушкой'. - Что ж женщина есть женщина, будь она при смерти или даже в аду, если встретится зеркало, она обязательно в него заглянет.

Сонное парение еще не осознанных образов прервалось моей трансформацией где-то на полпути между явью и миром грез. Уснуть по-настоящему я так и не успела, но бегущему свободному потоку все равно, не нужен сон, не нужен отдых, вечное движение и вечная жизнь, вот в чем счастье и смысл этого многогранного существования между веками и судьбами. Я снова понеслась свободной рекой в неизвестные дали, но на этот раз наслаждение от сбрасывания ненужной скорлупы тела и вихрящегося неугомонного водного бега прервалось довольно быстро. Я не просто выстроилась по крупицам и возродилась в очередном прошлом теле, а, в буквальном смысле, вынырнула из довольно теплой влаги мутного водоема.

Солнце, как и в прошлый раз, слепило глаза. Пахло плесенью и пылью.

Мое уверенное сильное гибкое тело проделало несколько нырков и затем отточенными движениями направилось к берегу. Ощущение физической развитости было в новинку, я никогда не отличалась любовью к спортзалам, и с удивлением констатировала, что здесь могу плавать как мастер спорта. Гибкость и натренированность мышц воспринимались с удовлетворением.

Посторонние мысли безмолвствовали, хотя в этот раз я к ним подготовилась. Поначалу пыталась внутренне прислушиваться, затем насторожилась, а в конечном итоге даже успокоилась, заключив, что, возможно, все же сплю.

Жилистые загорелые руки мелькали перед глазами, кожа желтовато-коричневая, определенно не принадлежала европеоидной расе, хотя я могла ошибаться. Плещущееся тело подплыло к песчаному берегу, покрытому редкими чахлыми кустарниками, пыльный воздух задыхался иссушающей жарой. Тихие и даже несколько вялые слова, возникшие в голове, развеяли миф о безмятежном красочном сне.