Небо в зеленой воде (СИ)

К тому времени я уже пробуждался, вспомнил одну из жизней, но когда выяснилось, что ты мой энергетический близнец, и тоже просыпаешься, не стал признаваться, поняв, что это может сыграть мне на руку. Я обвинил тебя в одержимости бесом и отказался жениться. Пойми это стало лишь весомой причиной для того, чтобы избежать нежеланной матримониальной связи, я не хотел причинить тебе физический вред, я уже знал, что чувствую ту же боль, что и ты, и что мои страдания - неизбежный исход твоих. Рассчитывал, что тебя запишут в сумасшедшие, и я буду свободен, но ты, глупая, бросилась в море.

Он помолчал.

- Думаю, не стоит описывать, какая физическая боль терзала меня, пока ты погибала у подножия скалы, ты и сама все испытала, правда, справедливости ради стоит отметить, что в тот раз все переносилось легче, ты ведь не соединялась со мной своей силой в момент смерти, как в пятнадцатом веке. Но пережил я тебя ровно на девять дней, существование без твоей части энергии осталось столь же невыносимым, как и раньше. Теперь ты понимаешь, что причинять тебе боль не в моих интересах, это равносильно тому же, что делать больно самому себе, хотя огромное желание избавиться от нашей взаимной зависимости не покидает меня вот уже третью жизнь. В двух первых без тебя я не мог подниматься в воздух, двигать предметы, но мое существование протекало свободно и счастливо, и я даже не подозревал, что со мной что-то не так.

Крыть было нечем, не одобряя и презирая, я все же лучше всех в мире понимала его. Ненависть и умиротворение, отторжение и притяжение, рвущаяся наружу огромная сила и жесткий опутывающий поводок одновременно - слишком тяжело нести на плечах, причем не только всю жизнь, но и гораздо дольше, насколько дольше, ни один из нас не знал.

Все изменилось навсегда, навсегда для этой моей жизни точно.

Спускались мы, по предложению Даниэля, не прежним способом, а на приспособленном для сидения подъемнике, который представлял собой удобную двухместную скамейку, двигающуюся по высоко натянутому тросу. Она ползла гораздо медленней, чем канатная тележка, и я продрогла окончательно. Холодные ветер дул прямо в лицо, проникая, казалось, даже под кожу.

- Надеюсь, блондинка не видела милой 'семейной сценки', разыгравшейся между нами? - издевательски осведомилась я, принимая и натягивая протянутые им кожаные перчатки. Руки сразу затерялись в их объемных глубинах, но стало чуть теплее. - Не хотелось бы лишних проблем.

- Нет, мы скрылись из поля видимости как раз, когда ты окончательно решила убить меня. - Он сказал это так равнодушно. Хотя чему я удивлялась? Для него смерть не конец, а лишь начало очередного этапа бесконечности.

- Теперь тебе придется долго и изощренно лгать, чтобы вернуть ее благосклонность, - насмешливо проговорила я, радуясь, что смогла досадить англичанину.

- С каких это пор мы говорим на личные темы?! - Его недовольство ощущалось почти физически, а в голосе снова обнажились металлические ноты.

- Почему бы и нет, после многовекового знакомства? - хмыкнула я, и он усмехнулся в ответ.

- Что-нибудь придумаю. Как тебе версия о кровном родстве и радости обретения потерянной некогда сестры?

Вот теперь я засмеялась. Высказывание звучало настолько нелепо, что я свалилась бы вниз от смеха, если бы не плотный ремень с застежкой, держащий мое тело надежно прижатым к подъемнику.

- Ты себя в зеркало видел? А теперь посмотри на меня. Ты большой высокий и смуглокожий, а я белая и стройная, у тебя черные прямые волосы, а я рыжая и кудрявая. Да никто в жизни не поверит в наши кровные узы.

Поняв буквально эти слова, он стал беззастенчиво меня разглядывать. По телу мелькнуло легкое тепло, как мягкое касание байковой ткани, пузырьки радостно завибрировали.

- Наши глаза компенсируют все несходства. Они даже слишком одинаковые, - заключил он.

Вдруг он задал совсем непредсказуемый и неуместный вопрос, без всякой паузы, переводя разговор на другую тему:

- Почему ты одна?

Я округлила глаза, слегка шокированная нахальством Даниэля, и даже приготовилась продекламировать едкую реплику, но затем передумала, вспомнив, что сама являюсь любительницей нескромных вопросов, что уже ему и продемонстрировала, таким образом позволяя подобное отношение в свой адрес.

- Ну, наверно, потому, что не встретила еще своего блондина, - попыталась я отшутиться, но потом, немного подумав, озвучила недавно открывшуюся для меня истину:

- Здесь нет Тео, и никогда уже не будет. - Кажется, в голосе прозвучало больше грусти, чем я рассчитывала.

- Но Элизы здесь тоже давно нет. Арина совсем другой зверь, она не пожертвовала бы жизнью ради краснолицего нелепого юноши.

- Ты прав, я сейчас другая и не способна даже на малую долю тех чувств, которые погубили Элизу. И это к лучшему.

С одной стороны хотелось побыстрее закончить этот разговор, а с другой, он давал мне возможность удовлетворить собственное любопытство и я как всегда поддалась второму.

- Ну ладно, то, что я влюбчивой вороной была в прошлых жизнях, мы уже выяснили, а как же ты?

Он сделал вид, что не понимает, о чем речь, и придал лицу отстраненное выражение, но я не собиралась отступать.

- Ты познал в прошлом нечто, похожее на всепоглощающую привязанность и самопожертвование Элизы? 'Как же непросто говорить о себе в третьем лице, при том, что я уже вспомнила часть прошлого, но он прав, я больше не Элиза, и приходится себя все время одергивать, что бы не забывать об этом'.

- Помню себя уже несколько столетий, но, честно говоря, о таких чувствах имею весьма смутное представление, почерпнутое, в основном, из книг и из моментов соединения нашей силы в пятнадцатом веке, в те мгновенья все твои ощущения становились для меня будто своими собственными, но стоило половинам разъединиться, и это наваждение спадало. Но вы женщины прекрасны, и ваше общество радовало меня во всех моих воплощениях. Я с Этной уже несколько лет, и, поверь, это гораздо лучше, чем быть одному.

Я толком не поняла своей реакции, то ли мне было наплевать, то ли все же в глубину души опустился неприятный осадок. 'Арина, остановись сейчас же, - одернула себя я, - третий раз наступать на одни и те же грабли более чем глупо. - Мои мысли тут же скакнули в другую сторону. - У такого божественного белокурого создания такое противное имя. Угораздило же родителей назвать голубоглазого ангела именем вулкана', - исходила я желчью.

Мои размышления прервал злой голос англичанина.

- Арина, прекрати сейчас же, я уже все рассказал и повинился, какого черта тебе от меня еще надо? Не заставляй делать тебе больно.

- Это не я, - машинально сорвалось с губ, как у трусливой школьницы, хотя я совсем не представляла, о чем он ведет речь, при этом я уставилась на него, едва ли не открыв рот. Я абсолютно ничего не делала, более того знала наверняка, что внутренняя сила сейчас находится в состоянии полного покоя, но, тем не менее, моего соседа медленно стягивало вниз с движущейся лавочки. Тут я заметила, что в отличие от меня он пристегнуться не захотел, ремень с застежкой болтался с другой стороны подъемника.

Он цеплялся сильными руками за поручни с таким упорством, что костяшки пальцев побелели, только это являлось очевидным доказательством невидимой борьбы, развернувшейся рядом со мной.

Зрелище было весьма странное, будто в спину господина Вильсона толкали, и он не мог сопротивляться, но мы находились одни на высоте, воздействовать на него было некому, разве что мне, но я точно ничего не делала.

Его пузырьки потянулись за моими, но половины не успели соединиться. Шок продолжался несколько секунд, пока я ошарашено разглядывала англичанина, а в следующее мгновенье его спихнуло вниз, что вывело меня, наконец, из ступора. Последовавшая реакция была молниеносна, я попыталась схватить сорвавшегося вниз Даниэля за руку, резко нагнувшись и надежный ремень снова спас меня от падения, но, во-первых, хрупкая девушка никогда бы не удержала такого большого мужчину, а, во-вторых, перчатка англичанина, за которую он схватился, как утопающий за соломинку, соскользнула с моей маленькой руки и стала падать вслед за ним. Все остальное происходило считанные мгновения, но для меня почему-то выглядело как в замедленной киносъемке, непередаваемо долго.