Профессия - смертник

- Хрям-ням!

Степан понял, что разговора не получится: следовало дождаться окончания трапезы, способной утолить, наверное, заодно и жажду: в листьях должно содержаться достаточно влаги. А ему-то, тоже проголодавшемуся и желающему пить, что делать? Оставалось только с завистью наблюдать, как дра-коница завтракает. Все же Степан не настолько еще оголодал, чтобы пускать слюнки при виде пасущегося травоядного, но очень опасался, что наступит вскорости и такой момент. И мог ли он предположить, что она в своем гастрономическом раже не забудет и о товарище по несчастью? Оторвавшись через какое-то время от процесса, эта бронированная лакомка - ах, сорри - эта красна девица в броне подошла и высыпала ему на колени горсть плодов, выглядевших, как красные стручковые перцы, и скромно предложила:

- Вот, поешьте тоже.

- Это вы такая смелая, - сделал ей Степан комплимент, - а у меня, может быть, метаболизм неподходящий. - На самом деле плевал он на метаболизм, просто, чтобы страстно пожелать съесть перцу, ему надо было не один день поститься. Но потом он подумал о том, какое усилие, должно быть, надо было совершить над собой звероящерице, мало того феминистке, чтобы оказать ему такую любезность. Это заслуживало с его стороны жертв, и Степан махнул рукой: - А, ладно! - Взял один перец. - За прекрасных дам! Как, кстати, вас зовут, уважаемая?

- Ар-р-рл, - то ли прорычала, то ли произнесла она, насколько он понял, свое имя.

- А я Степан. Будем знакомы! - и за неимением жидкости тяпнул стручок, оказавшийся неожиданно сочным. Сразу удивило отсутствие горечи, а наличие, наоборот, приятной кислинки - как часто все-таки форма заслоняет для нас содержание! Вот взять, к примеру, Леночку - его прекрасный мираж, с которой он на самом деле и пары слов-то не сказал. Фея, Пери, и цвета носит все больше персиковые, нежные, а внутри-то, если "на вкус", может оказаться какая-нибудь брюква. А что ж, и очень даже возможно.

Пока Степан поедал в задумчивости дары природной аномалии, Арл, шуршавшая где-то по окрестностям, обнаружила неподалеку источник. Когда он усомнился в безвредности данной прозрачной с виду жидкости - в первую очередь для нежного женского организма, - она сообщила, что успела уже из него напиться. Глядя на ее све жеумытое "лицо", Степан вспомнил старый анекдот, объясняющий, почему женщин с древних времен принято было пропускать вперед, но рассказывать не стал. Заметил только:

- Вы бы поостереглись пробовать тут все подряд. Когда дело не касается травы, лучше меня зовите.

- Это уже не имеет значения, - отмахнулась она. - Хоть мы и остались тут живы каким-то чудом, но, вероятно, ненадолго: эта планета гибнет, причем с потрясающей, катастрофической скоростью. Потому-то вас сюда и забросили: вы слишком опасны для обычного смертника, вы способны внушить благоговейный ужас. Даже здесь, на практически уже мертвой планете, вокруг вас продолжают твориться чудеса.

- Но я же вам, дамы, кажется, оказал услугу, - сказал он. - И чем вы со мною расплатились? Отправили, выходит, на погибель вместо родного дома?

- Невзирая на вашу помощь, вы все равно принадлежите к противоположному лагерю. Нельзя оставлять за спиной такого врага. А отсюда вам уже не выбраться, ведь всему живому здесь суждено погибнуть - вместе с планетой.

- Спасибо за откровенность, - сказал Степан, подумав, что женщины иногда могут быть чертовски умны, но, что называется, задним умом, совсем иначе, чем мужчины. С ними все было бы проще - уж если задумали бы предательски от него избавиться, то для верности решили бы кинуть на планету, где вообще невозможна белковая жизнь, или, чего уж надежнее - в открытый космос! Вот-вот, примерно туда все они, предатели, дружной толпой бы и отправились, разделив участь Экса - честного, в общем-то, и неплохого парня, спасателя, запросто способного убить ни в чем не повинного человека, если того требует инструкция. Женщины поступили мудрее: понятия не имея о природе охраняющих его сил, лишь убедившись, что ракетами, лазерами и Митлами его не взять, они не пошли вразнос, а умыли руки, запулив его туда, где, по слухам, еще можно жить, но уже очень скоро будет нельзя. Пусть, мол, поборется с целой планетой, если сможет, главное - мы-то уже будем ни при чем.

- Ваша подруга угадала, - сказал он. - Я действительно смертник и ищу гибели. Но понимаете, Арл, в чем дело - обреченная планета может совершенно неожиданно стабилизироваться. Тогда мы не умрем, нам просто придется на ней жить. До старости. Если, конечно, не найдется способа ее покинуть.

Она посмотрела на него долго и без выражения - ну не способно было ее "лицо" отражать эмоции! - чуть склонив голову, как лошадь, лучше видящая объект одним глазом. Потом произнесла своим настоящим, низким голосом-рыком:

- Опусти гребень, человек! И ты станешь когда-нибудь горстью пепла.

- Стану, - согласился Степан. И опять вспомнил Верлрока. Вот кто мог, ничтоже сумняшеся, равнять себя с богом. - Но допустим все-таки, - упрямо сказал он, - что она стабилизируется. Тогда мы сможем отсюда выбраться?

- Нет, - припечатала она.

Железобетонная женщина. Мечта поэта. А еще больше - скульптора.

На этой оптимистичной ноте разговор завершился, и они, не глядя друг на друга, разбрелись по участку, ставшему теперь, хочешь не хочешь, их местом жительства, до поры до времени полным открытий. Но когда-нибудь им все тут осточертеет - особенно физиономия товарища по несчастью. Они еще разделят свой участок на два враждующих лагеря, и Арл станет его доставать, разнообразя серые будни составлением коварных планов и многочисленными увечьями, из них проистекающими. А потом они создадут семью и попробуют скреститься. Смеетесь? А зря. То ли еще бывает, когда годами толчешься с кем-то один на один в тесном пространстве.

Но пока еще хватало других занятий - исследовать жизненный пятачок, пробовать все на вкус и удивляться чему ни попадя.

Степан держал в руках какую-то штуку, похожую на затвердевшие мозги прежде оно торчало из земли, и он об это только что споткнулся, - как вдруг взгляд его зацепил что-то, движущееся за пределами оазиса.

Пробираясь меж обломками, к ним, не таясь, шло существо с телом человека и с головой свиньи, обладавшей только вместо поросячьих глазок большими выпуклыми глазищами. Степан повидал уже немало рас, знал, что у людей со свиньями много общего, и сказку о трех поросятах в детстве обожал, но именно такой гибрид явился для него, как ни странно, весьма неприятным сюрпризом. Вот с кем он уже точно не станет создавать семью, даже при условии, что представительница этого племени останется последней женщиной во вселенной.