Журнал «Если», 2001 № 7

— Привет! Извини — задержался, партсобрание… Давно ждешь?

— Да не очень… Вот, изучаю пока «Призывы ЦК КПСС к 80-ой годовщине», как раз дошел до призыва нумер 34: «Советские ученые! Укрепляйте лидирующие позиции советской науки», или как он там…

— Ладно, ладно язвить… Давай сюда свой аусвайс и обожди еще с минуту.

Биохимик Поль — университетский однокашник и кореш еще со времен школьного биологического кружка при Зоомузее — был теперь большой шишкой в Институте молекулярной биологии — членкор, шеф ведущей лаборатории (от замдиректорской должности хватило ума отмотаться), а главное — выполняя кучу военных программ, обладал немалыми возможностями по административно-партийной линии… Во, ты глянь: уже делает знак от вахты — давай, мол, сюда, можно; ну, дает! (У нас ведь нынче в стране очередное осеннее обострение — на сей раз на предмет бдительности: чтоб пройти в соседний закрытый институт — а они теперь все закрытые, — надо, чтоб наш первый отдел две недели переписывался с ихним: почему, да отчего, да по какому случаю. Или вот так: два слова на вахте от уважаемого человека… Воистину, «Если б в России законы действительно выполнялись, жизнь тут была бы положительно невозможна»…)

По коридору навстречу им валила густая толпа сотрудников — в конференц-зале только что закончилось под магнитофонный «Интернационал» юбилейное партсобрание (присутствие беспартийных, с чем последние пару лет было послабление, вдруг опять сделали обязательным). Поль сразу шарахнулся в боковой коридор, но был замечен и настигнут энергичной дамой специфически-профкомовской наружности; на лице институтского вседержителя сразу проступила печать покорной безнадежности, однако дело обошлось парой бумаг, которые он с видимым облегчением и завизировал прямо на подоконнике. До Вычислительного Центра они уже добрались беспрепятственно.

Дело, приведшее Виктора к молекулярным биологам, было, с одной стороны, пустяковым, а с другой — довольно щекотливым. Некоторое время назад ему понадобилось провести некие расчеты из области многомерной статистики. Ничего сложного в них не было, можно обойтись и ручным калькулятором, но объем данных был достаточно велик, и работа, по прикидкам, затянулась бы месяца на два; для хорошей же ЭВМ (вроде «Хьюлет-Паккарда» 80 года) там дела было минут на двадцать «чистого машинного времени» — плюс, понятное дело, неделю на подготовительные операции. Каковые подготовительные операции он успешно и проделал в ВЦ Института океанографии (в собственном его институте ЭВМ не было вовсе).

И вот, буквально за день до назначенного ему «машинного времени», в ВЦ океанографов нагрянул КГБ: выяснилось, что предприимчивые программисты распечатывали прямо на казенных печатающих устройствах Мандельштама и Стругацких. Весь ВЦ загремел под фанфары; помимо обычных в таких случаях статей «Антисоветская агитация» и «Хранение и размножение антисоветской литературы» ребятам навесили еще и «Незаконное частное предпринимательство», а поскольку по новому Кодексу срока не поглощаются, а плюсуются, на круг им вышло лет по десять… Чудо, что Викторовы перфоленты и прочую хренотень не загребли при обыске как вещдоки — выцарапать их потом было бы весьма проблематично…

Однако неприятности на этом не кончились. Под эту историю немедля был издан приказ по всем институтам: усилить контроль за множительной техникой, в том числе, отдельной строкой, — за печатающими устройствами. А первые отделы, рассудив, что кашу маслом не испортишь, попросту опечатали все ВЦ — до особого распоряжения. Поскольку работать-то все равно надо, опечатанными ВЦ, конечно, потихоньку пользовались, но делая вид, что ничего такого нету, и чужих, понятно, не пускали на порог. Виктор совсем уж решил было плюнуть и обсчитать свои данные вручную, когда чистым случаем, на встрече курса, узнал от Поля, что они-то своим ВЦ пользуются вполне легально: «Витюша, у нас в плане стоят такие спецтематики от Минобороны, что ежели нам вдруг понадобится вырыть котлован на Красной площади, они только козырнут и спросят — Мавзолей сдвигать в сторонку надо?»

В институтском ВЦ Поль перекинулся парой фраз с длинноволосым программистом запуганно-неарийской наружности и со скучающим на стуле в углу дежурным особистом. Далее все обошлось со сказочной легкостью: бутылка коньяку — и через двадцать минут Виктор держал в руках распечатку со своими результатами (забавно, но мелочная коррупция и поголовное раздолбайство под дланью Железного Юрика расцвели так, что про времена пофигиста Лени теперь в один голос говорили: «И ведь порядок в стране был!»). С интересом оглядел машинный парк; насколько он мог судить, ЭВМ тут были из самых современных, какие вообще можно отыскать в Союзе: молекулярные биологи, похоже, обставили свой ВЦ, что называется, «под падающий шлагбаум» — перед самым 86 годом, когда Рейган врубил эмбарго на поставки в соцлагерь вычислительной техники.

— Ну чего, заглянешь к нам в лабораторию? Там небось уже накрыли и откупорили — по случаю славной годовщины.

— А давай! Есть повод…

В лаборатории все было, как водится: лабораторный стол, застеленный фильтровалкой, винегрет в круглых кристаллизаторах и клю-квовка-«Несмеяновка», разливаемая из бутыли для дистиллята в химические мерные стаканчики. Благородное дворянство вполголоса беседовало:

— …Какой эксперимент закладывать, голубь?! Забыл, что мы завтра всем сектором отбываем на три дня?.. На родимой Сетуньской овощебазе картошечка в овощегноилищах уже перешла в жидкое агрегатное состояние — пора фильтровать, а как тут без биохимиков?..

— В Штатах говорят: «Неизбежны только смерть и налоги», а у нас — смерть и овощебазы; а вот интересно — как с этим обходились при Сталине? Или тоже зэки работали?

— …Вот-вот — якобы анекдот: «Некоторые злопыхатели утверждают, будто советская наука отстала от американской на двадцать лет. Это, товарищи, неправда. Она отстала навсегда…»

— Да уж, не знаю, как там всякая ядрена-физика, но в биотехнологиях-то мы точно отстали навсегда: своих реактивов должной чистоты нет, что называется, по определению, работать на привозных — это изначально повторять зады за американами… ну а теперь, после эмбарго, вообще полный привет — впору специальность менять. Виктор… Сергеич, — не путаю? — вам там у себя, часом, безработный дэ-бэ-эн не требуется?

— Ближе к лету, — хмыкнул Виктор. — Коллектором на Тянь-Шань. Сто десять, плюс высокогорные, плюс природно-очаговые — там чума. Идет?

Да-а, размышлял он, подставляя мерный стаканчик, да, ребята попали… Это нам хорошо — нужны голова и руки плюс старый добрый цейссовский микроскоп… ну, еще деньги на вертолетные заброски. А они ведь, и вправду, посажены на иглу с импортным оборудованием и реактивами, без этого хоть лоб разбей и наизнанку вывернись — нормального результата не добьешься. Первый раз их тряхнуло в 86-м, после Пешаварского кризиса, но тогда эмбарго было частичное, да и со временем приспособились закупать кое-что через третьи страны. А вот с 90-го, когда ввели в войска в Польшу (на пару с ГДР-овскими немцами; это ж надо было додуматься, а?) и весь мир сказал нам дружное и громкое «п-фэ!..» — настал полный даун: большая-пребольшая Северная Корея «с опорой на собственные силы»… Вон Поль говорит: все их супертематики — это уровень студенческих работ в Штатах или во Франции.

— …Мало того, что у них там чуть не у каждого собственная ЭВМ прямо на столе, так они теперь все эти ЭВМ объединили меж собой в единую систему, — азартно заливал какой-то вьюнош. — Представляете: сидишь ты, скажем, в Париже и напрямую переписываешься с другом в Лондоне, ну, получается вроде как телеграмма, только не выходя из дому…

— Да ну, Алеша, — отмахнулся изящный джентльмен в эспаньолке, смахивающий на Арамиса, — легенды это… Атлантида, летающие тарелки… теперь вот — единая сеть ЭВМ, соединяющая каждого с каждым. Ты просто вдумайся: нужно строить отдельную кабельную сеть — и чего ради? Чтоб твой парижский лентяй мог телеграммы посылать, не выходя из дому? Абсурд…