Звездный двойник

— Но он же знает всё! Это с самого начала был его план! Он же столько грязи в стан Партии Человечества приволочёт…

— Забудьте вы о нём, шеф. Тля он, конечно, раз бросил всё в разгар компании, и слова-то другого не подберу. Вы, человек посторонний, и то так не поступили. Но — не шакал же! В его профессии не принято выдавать тайн клиентов, даже если навсегда распрощались.

— Ваши бы слова да богу в уши…

— Увидите. И не волнуйтесь понапрасну, работайте себе спокойно.

Следующие несколько дней прошли тихо. Я уже решил, что Клифтон знал Билла лучше, чем я. О нём никаких вестей не было; кампания близилась к концу и становилась всё напряжённее. На разоблачение — ни намёка. Я начал забывать об инциденте и с головой ушёл в составление речей, выкладываясь целиком и полностью. Иногда мне помогал Родж, иногда я сам справлялся. Мистер Бонфорт шёл на поправку, однако док Чапек прописал ему полный покой.

Началась последняя неделя кампании. Роджу понадобилось слетать на Землю — некоторые дыры издалека не залатать. Голоса уже, в основном, распределились, и работа на местах значила теперь больше, чем изготовление речей. Тем не менее, речи также были нужны, выступления на пресс-конференциях — тоже. Этим я и занимался, а помогали мне Дэк с Пенни. Конечно, с приходом опыта стало легче — на многие вопросы я отвечал теперь, даже не задумываясь.

Роджа ждали назад как раз к очередной пресс-конференции, проводившейся раз в две недели. Я надеялся, он поспеет к началу, хотя справился бы и сам. Пенни со всем необходимым вошла в зал первой и тихонько вскрикнула.

— Ещё в дверях я увидел, что за дальним концом стола сидит Билл, но, как обычно, оглядев присутствующих, сказал:

— Доброе утро, джентльмены!

— Доброе утро, господин министр, — отвечали многие.

— Доброе утро, Билл, — добавил я, — вот уж не думал вас здесь встретить. Кого вы нынче представляете?

Воцарилась тишина. Каждый здесь знал, что Билл ушёл от нас, а может, его ушли. Он же, ухмыляясь, ответил:

— Доброго утречка, мистер Бонфорт. Я — от синдиката Крейна.

Я уже сообразил, для чего он здесь, но изо всех сил постарался унять тревогу и не дать ему порадоваться моим испугом.

— Что ж, неплохая компания. Надеюсь, они вас оплачивают по заслугам. Итак, к делу. Вначале — письменные вопросы. Пенни, они у вас?

С этим я разделался в два счёта, ответы были обдуманы заранее; потом, опустившись на стул, сказал:

— Ну что ж, джентльмены, будем закругляться? Или ещё вопросы?

Задали ещё несколько вопросов, и лишь однажды мне пришлось ответить: «Разъяснений не будет». Любому уклончивому ответу Бонфорт предпочитал честное «нет». Поглядев на часы, я заметил:

— На сегодня — всё, джентльмены.

Но не успел подняться с места…

— Смайт! — крикнул Билл.

Я выпрямился, даже не взглянув в его сторону.

— Эй, «мистер Бонфорт»! Самозванец! Я к тебе обращаюсь, Смайт!

Билл был зол и кричал в полный голос.

На сей раз я взглянул на него с изумлением, как и полагалось важному политическому деятелю, которого оскорбили на людях. Билл ткнул в мою сторону пальцем; лицо его цветом напоминало свёклу:

— Ты самозванец! Актёришка! Обманщик!

Представитель лондонской «Таймс», сидевший справа от меня, шепнул:

— Сэр! Может, мне за охраной сбегать?

— Не нужно, — ответил я, — он, похоже, не опасен.

Билл нехорошо заржал:

— Ага, так я, по-твоему, не опасен, да?! С-час поглядим!

— Так я сбегаю всё же, сэр, — настаивал «Таймс».

— Сидите, — резко ответил я. — Довольно, Билл. Уйдите лучше по-хорошему.

— Ага, сейчас; разбежался!

И он взахлёб принялся излагать основные детали всей истории. О похищении, равно как и о своём участии в подмене он ни словом не обмолвился, зато ясно дал понять, что увольнение его впрямую связано с нежеланием способствовать нашим махинациям. Подмена, по его словам, вызвана была болезнью Бонфорта, а сама болезнь — скорее всего — нашими происками.

Я слушал терпеливо. Большинство репортёров попервости сидели с видом сторонних наблюдателей семейного скандала, однако вскоре некоторые начали делать заметки в блокнотах, либо вытащили диктофоны.

Когда Билл замолк, я спросил:

— Билл, у вас всё?

— А тебе мало?!

— Достаточно. Весьма сожалею, Билл. Это всё, джентльмены. Теперь мне пора работать.

— Минуту, господин министр! — попросил кто-то. — Опровержение будет?

— А возбуждение судебного преследования за клевету?

Первый вопрос я решил обсудить позже.

— Нет, никакого преследования. Не хватало на старости лет судиться с больным человеком!

— Кто, я больной! — Билл так и взвыл.

— Успокойтесь, Билл. Что касается опровержения — не понимаю, что мне следует опровергать. Я видел, некоторые из вас делали записи, однако сомневаюсь, что ваши издатели опубликуют такую дичь. А если и найдётся такой издатель — от моего опровержения весь этот анекдот станет только ещё смешней. Вы, может, слышали о профессоре, потратившем сорок лет жизни на то, чтобы доказать: «Одиссею», вопреки общему мнению написал вовсе не тот самый Гомер, а другой древний грек, оказавшийся просто тёзкой великого слепца?

Раздался вежливый смех. Я тоже улыбнулся и пошёл к выходу. Билл бегом обогнул стол и ухватил меня за рукав:

— Шуточки шутить?!

Представитель «Таймс» — Экройд, кажется, — его оттащил.

— Спасибо, сэр. — Обращаясь к Корпсмену, я добавил:

— Билл, чего ты хочешь добиться? Я, как мог, старался уберечь тебя от ареста!

— Зови охрану, зови, если хочешь, обманщик! И поглядим, кого из нас скорее посадят! А как тебе понравится, если у тебя возьмут отпечатки пальцев?!

Я вздохнул и мысленно подвёл черту под своей жизнью.

— Кажется, это уже не шутка. Джентльмены, пора с этим кончать. Пенни, милая, будь добра, пошли кого-нибудь за дактилоскопом.

Я понимал, что утоп. Но — чёрт возьми! — если даже ты тонешь на «Биркенхеде» [37], стой у штурвала до последнего! Даже негодяи стараются умереть красиво.

Но Билл ждать не желал. Протянув руку, он сцапал стакан с водой, из которого перед этим я пару раз отхлебнул.

— К дьяволу дактилоскоп! Этого хватит.

— Я уже говорил вам, Билл: следите за языком в присутствии дамы! А стакан можете взять на память.

— Верно. Ещё как возьму!

— Отлично. Берите и проваливайте. Иначе я в самом деле вызову охрану.

Корпсмен наконец убрался. Остальные хранили молчание.

— Извольте, я представлю отпечатки пальцев любому из вас!

Экройд поспешно ответил:

— Да к чему они нам, господин министр?!

— Как это «к чему»? Вам ведь нужны доказательства!

Я продолжал настаивать — Бонфорт поступил бы точно так же. К тому же — нельзя быть «слегка» беременным или «малость» разоблачённым. И ещё я не хотел отдавать своих друзей в лапы Билла — хоть этим-то я ещё мог им помочь.

За дактилом посылать не стали. У Пенни нашлась копировальная бумага, у кого-то из репортёров — «долгоиграющий» пластиковый блокнот, так что отпечатки вышли превосходно. Я распрощался и покинул зал.

Стоило нам дойти до приёмной, Пенни тут же упала в обморок. Я донёс её до своего кабинета и уложил на диван, а сам сел за стол — и уж тут-то дал своему страху отдушину!

Весь день не могли мы прийти в себя. Пробовали заняться делами, но посетителей Пенни под благовидными предлогами отваживала. Вечером предстояло ещё выступать по стерео, я уж всерьёз подумывал отменить выступление. Однако в «Последних Новостях» за весь день ни слова не было о той злосчастной пресс-конференции. Я понял: репортёры тщательно проверяют отпечатки; рисковать не хотят — всё же премьер-министр, необходимы самые серьёзные доказательства. Тогда я решил всё же выступить — не зря ж речь писал, да и время уже отведено. И даже с Дэком я не мог посоветоваться — он поехал зачем-то в Тихо-Сити…