Экспедиция инженера Ларина

Неожиданно Ларин вновь почувствовал головокружение. Дышал он часто, прерывисто. «Спокойнее, спокойнее», — мысленно приказывал он себе. Несколько раз глубоко и медленно вздохнул. Стало легче, но головокружение не проходило. Ничего не хотелось делать. Он смутно видел Соболева. Тот почему-то двоился в глазах, потом совсем исчез из виду.

А Соболев продолжал плавать вокруг Ларина, страхуя его от подводных хищников. Правую руку он держал на рукоятке ножа, а левой цеплялся за сигнальный канат.

Ларин, свесив ноги, сидел на раме и вяло взмахивал руками, пытаясь укрепить раструб рыбонасоса. Соболев подплыл ближе и увидел, что инженер работает в полубессознательном состоянии. Вот инструмент выскользнул из его рук и растворился во мраке. Ларин качнулся и свалился набок. Соболев подхватил его, но выпустил канат, и бессильное тело инженера потянуло его вниз. Но Соболев успел снова схватиться за канат и дёрнул его три раза: условный сигнал к немедленному подъёму наверх. Боцман потравил канат.

Ах, боцман, боцман, неужели вы не чувствуете, что происходит под водой?..

Силы Соболева иссякали. Почувствовав, что канат подаётся, он начал тянуть его вниз. А боцман продолжал травить канат. Соболев готов был плакать от отчаяния.

Саша Поленова стояла рядом с боцманом и с тревогой следила за пузырьками воздуха. Пузырьки страхующего поднимались на поверхность нормально, а второй подводник дышал прерывисто, пузырьки появлялись с большими интервалами. Саша побежала в лабораторию, быстро переоделась. Боцман встретил её в полном недоумении.

— Дали два сигнала, требуют травить канат.

— Два? Может, три? — спросила Саша. — Тяните вверх, Кузьма Степанович. Вы, наверное, ошиблись. Я спущусь к ним.

Соболев увидел Сашу, и ему стало легче. Одновременно он почувствовал, как канат натянулся и его начали выбирать. Саша плыла рядом, поддерживая Ларина. Меньше чем за минуту боцман вытащил подводников. С них сняли маски. Ларина подняли на палубу. Саша наклонилась над ним вместе с судовым врачом.

— Что будем делать? — спросил Усков.

— Без Ларина, пожалуй, ничего не сделаем, — ответил судовой электрик.

На экране телевизора — подводная часть траулера. На ней — рыбонасос. Раструб на месте. Но установка не действует.

— Не исправим? — переспросил Усков. — А как же наше обязательство?

— Не бывает безвыходных положений, — сердито сказал Вершинин. — Я в технике не силён, но могу…

— Тут вам не философия — базис, надстройка, — насмешливо заметил Щербань.

— Что ж, будем ждать выздоровления Ларина, вздохнул Усков. — Это значит, что к октябрьским праздникам не успеем выполнить обязательства.

В каюте капитана установилось гнетущее молчание.

— Я могу взяться за это дело, — небрежно обронил Щербань и, помедлив, добавил: — За особую плату.

Усков обрадовался:

— Вы молодец, Николай Петрович! Я начинаю верить вам. В праздники мы вам дадим премию.

— Зачем премию? — усмехнулся Щербань. — Платите сейчас. Пять тысяч.

— Что? Пять тысяч? — воскликнул Усков. — Знал я, что вы корыстолюбивый человек. Но до такой степени быть жадным…

— Иван Константинович, при чём тут жадность? — Щербань пожал плечами. — Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Ремонт установки Ларина не входит в мои служебные обязанности. А всякий труд требует оплаты. Я прошу совсем немного. Работа ведь рискованная, под водой. Ларин-то за изобретение получит десятки тысяч.

— Просто непорядочно торговаться о деньгах, когда весь коллектив ждёт…

— Что ж тут такого? Я ведь не взаймы прошу, а за работу. Если моё предложение не устраивает — ждите Ларина.

Щербань потянулся за своим кожаным регланом. Усков ошеломленно наблюдал за ним.

— Постойте, — почти крикнул он, когда Щербань взял фуражку. — Я вам заплачу свои деньги.

— Ваши деньги мне не нужны, — возразил Щербань. — Работа должна быть оформлена по существующему трудовому законодательству. Можно подписать соглашение или оплатить по наряду.

«Придётся снестись с начальником флота, — подумал Усков. — Сколько ни возмущайся, а платить придётся, иного выхода нет. В крайнем случае высчитают из моей зарплаты».

— Хорошо, — сказал Усков. — Я согласен платить. Начинайте работу.

В дверь постучались. Вошел Соболев, держа в руках раструб рыбонасоса.

— Знаете, почему установка не работает? — возбуждённо заговорил он. — На этот вот болт подкладывается под шайбой оголённый конец провода и зажимается гайкой. После этого верхний конец болта заливается горячей смолой и покрывается лаком в два слоя. Изоляция надёжная. А здесь, как видите, изоляции нет. Конец болта и провод оголены, а гайка ослабла.

— А у кого вы просили разрешения на подводное плавание? — грозно спросил Усков. — Опять самовольничать!

— Товарищ капитан, вы отдыхали, и мы не решились беспокоить вас.

— Ишь ты, какие все стали заботливые, — усмехнулся Усков. — С кем же вы плавали?

— С Поленовой.

— Та-ак. — Усков пристально посмотрел на Соболева. — А ты можешь устранить повреждение?

— А почему же нет? Могу. Через час установка будет работать. — Соболев сказал это твёрдо и уверенно.

— Та-ак, — ещё раз повторил Усков. — Сколько же за ремонт хочешь получить?

— Мы же не за деньги, товарищ капитан! — обиженно глянул Соболев на Ускова.

— Ясно…

Щербань молча вышел из каюты.

Усков насмешливо бросил ему в спину:

— Соглашения подписывать не будем.

Ларин лежал в постели. Сквозь приоткрытый иллюминатор доносились голоса. Шумела лебедка. В каюту с подносом вошла Саша. Пристальный взгляд Ларина смутил её.

— Вот завтрак принесла, — сказала она, расставляя на столе еду.

Он не сводил с неё глаз.

— Саша…

— Да?

— Спасибо! Спасибо за внимание. Пока я лежал, я всё время чувствовал, что вы тут. А теперь скажите, что со мной было? Никто ничего не хочет рассказать толком, словно я ребёнок.

— У вас было воспаление лёгких. Вы больным спустились в воду и нарушили неписаный закон подводных пловцов.

Ларин улыбнулся: закон подводных пловцов… Не об этом ли он ежедневно говорил своим ученикам? Она повторила его слова.

— Вы злопамятны.

— Просто я прилежная ученица. — Она взглянула на него: — Какая борода у вас отросла…

Он взял с тумбочки зеркало. Чёрная густая борода резко оттеняла бледность лица. Голубизна глаз казалась более глубокой, и от этого лицо было чужим, незнакомым. Ларин долго разглядывал себя. Вздохнул.

— Оброс. — Он положил зеркало на место. — Саша, это вы с Соболевым отремонтировали рыбонасос?

— Вам рано ещё думать об этом. Думайте о чём-нибудь другом. О завтраке, например…

— И о вас. Мне всегда хорошо, когда вы рядом со мной и когда вот так хлопочете, как сейчас.

— Ой, мне надо идти! — Она придвинула к постели столик с тарелками и питьём. — Ешьте. Поправляйтесь. Скоро доктор придёт…

Перед обедом к Ларину зашёл Усков.

— Бреетесь! Значит, здоровы. А славная бородища у вас была.

— Врачи, по-моему, самый вредный народ, — добривая щёку, сказал Ларин. — Наш милейший Сергей Сергеевич ещё три дня хотел продержать меня в постели.

— А что ж, сиделка у вас хорошая, — Усков хитровато подмигнул: — Лежали бы. Впрочем, лежать всё равно не дадут.

— А что?

— Капитаны траулеров хотят обратиться к вам за помощью.

Ларин сложил бритвенный прибор..

— Расскажите.

«Ураган», после ремонта установки, обловив два косяка сельди, поднялся на север, в район, где флотилия из двадцати траулеров промышляла камбалу.

Капитаны судов хорошо знали камбальные банки. У каждого из нтс была своя банка, где он из года в год вёл промысел. Команды за одно траление брали по нескольку центнеров рыбы. Но некоторые суда оказались в пролове. Капитаны их, как только «Ураган» пришвартовался к борту плавучей рыбообрабатывающей базы «Палтус», решили повидаться с Лариным. Но врач не допустил их к нему.

— Говорят, что вся надежда на наши акустические приборы, — заключил Усков.