Северный ветер с юга

- К нам присоединяйтесь, - предложила Наташа.

- Не люблю бессмысленной ходьбы, особенно в домах отдыха: соберутся всем кагалом, гармонист впереди и поперли... вдоль по Питерской. У людей рабочий день, они в поле пашут или на прополке спину гнут, а тут компания с песнями бродит. Вот когда праздник, то другое дело... Кстати, восьмое марта не за горами, отметить бы надо.

- Ужин будет праздничный, - сказала Наташа, - концерт самодеятельности устроят, вина сухого нальют... Кстати, Эдик, угощайтесь.

- Конечно, - съязвил Эдик. - Лучшим номером будет художественный кашель. А кислятину эту, организм мой не приемлет. С утра разве что, после вчерашнего...

- Зря, - сказала Наташа. - Сама читала в "Неделе", что сухое вино очень полезно для легочников. Целая подборка на всю страницу была опубликована. Кому-то помог кумыс, кому-то барсучий жир, а кому-то сухое вино. Бывает же такое - вместо антибиотиков, три раза в день по стаканчику перед едой - и будь здоров!

- Не знаю, что там "Неделя" пишет, - покачал головой Эдик. - Тут дело индивидуальное по моему разумению. Помните, Наташа, Елисееву из шестой палаты? Ну, смуглая такая.. Вот-вот, в сиреневом махеровом платочке ходила. Ей врачи операцию рекомендовали, она согласилась, уже и день назначили, а она возьми и откажись накануне. Не вам мне объяснять, что наши любимые фтизиатры тоже свой гонор имеют - раз отказалась, значит, лечиться отказывается. Выписали ее тогда за нарушение больничного режима.

- За это не выписывают, - возразил я. - Иначе ей бы бюллетень не стали оплачивать. Мне знакомый художник рассказывал, что, когда он выписался из санатория по собственному желанию, то просто написал заявление, что, мол, отказываюсь от лечения - и все.

- Значит, с нее тоже подписку взяли, - легко согласился Эдик. - Факт тот, что после этого она вообще перестала лекарства пить. И пошла на поправку. Через полгода ее вызвали в диспансер, снимок сделали. Чисто, все зарубцевалось. А ты говоришь...

- Умница, молодец, - задумчиво похвалила ее Наташа. - Значит, поняла, что природа сама справится с хворью или очень верила в это.

Наташа посмотрела на меня и тихо добавила:

- Или кто-то верой своей ей помог.

Я улыбнулся Наташе и смотрел на нее, хотя говорил в это время с Эдиком:

- В этой истории самое замечательное, Эдик, что если бы она хоть что-то принимала бы в это время, ну, например, сок алоэ, то потом всем доказывала бы, что спасло ее именно алоэ.

- Это верно, - Эдик тряхнул редеющими кудрями. - А что мы все время про болячки свои, как старики, а? Слушай, Валерка, Круглов из соседней палаты, чернявый такой, на таракана похож, во отмочил! Написал всем своим, пардон, Наташа, дамам сердца поздравительные открытки с международным праздником Восьмое марта. И сдуру перепутал - все открытки домой отправил, жене. Так что она теперь имеет полную картотеку любовниц своего ненаглядного.

- Ой, что же теперь будет? - испугалась Наташа.

- Так ему и надо, кобелю, - махнул рукой Эдик. - Крути любовь пока встречаешься, а разошлись, чего деньги на открытки тратить?

- Все равно нехорошо получилось, - пожалела Круглова Наташа.

- Он от расстройства даже храпеть перестал во сне, - с серьезной миной сказал Эдик. - Раньше его соседи по палате жаловались, что уснуть не могут, настолько могучий храп у человека, а сейчас уснуть не могут, привыкли, ждут, когда захрапит.

- Ой, я сейчас вам про храп случай один расскажу, - оживилась Наташа. - Гостила я как-то в Одессе у знакомых и решила в Москву через Киев вернуться, так мне хотелось в Киевско-Печерской лавре побывать. Поезд вечером уходит, утром приходит, очень удобно. В купе еще одна женщина ехала, в годах уже, такая, знаете, дамистая: тюрбан, ожерелье, браслеты... И очень она беспокоилась, что к нам в купе пьяные подсядут. Я спросила ее, почему она так боится пьяных. Ну, что вы, говорит, они же лягут спать и начнут храпеть, а я этого не выношу совершенно. И действительно, как по заказу, за минуту до отхода поезда входят двое мужчин, наши соседи.

- Бухие в лоскуты? - усмехнулся Эдик.

- Нет, но под мухой и очень крепенько. Командировочные. Домой в Киев возвращаются. Поставили сразу на стол недопитую бутылку горилки с перцем, грамм сто в ней оставалось, и бутылку пива. Дама наша в панике стала бегать по вагону, хотела обменяться с кем-нибудь местами, но ничего у нее не получалось. Одессит же из соседнего купе сказал ей, что он и без вина храпит так, что все равно весь вагон не уснет. А тут проводник ходит, деньги за постель собирает. И оказывается, что у командировочных уже ни гроша за душой не осталось. Тогда им этот умный одессит из соседнего купе и советует, а вы продайте водку с пивом, может кто и купит за два рубля. Командировочные стали ему же и торговать, но тот отказался и сказал нашей даме, а знаете, мадам, вам имеет полный смысл купить этот гастрономический набор, потому что его хозяева сейчас его опустошат и вот уж тогда точно будут храпеть. Я бы, говорит, просил вас, мадам, приобрести набор не только ради вашего драгоценного сна, пусть все ваши сны сбудутся, но и ради нас всех. Совершите общественно-благородный поступок, это такая редкость и теперь, и что такое в конце концов два рубля, разве это деньги, разве они вас спасут?

- И она купила? - затаил дыхание Эдик.

- Да. Но слушайте дальше. Все ничего пока стелились и укладывались. Но один из командированных, то ли забылся, то ли хмель у него стал проходить - в общем, вылил горилку в стакан и хотел ее выпить. Мадам в ужасе вырвала у него стакан и, сама того не ожидая залпом осушила его до дна. Я не знаю, пила ли она когда-ибудь в своей жизни что-то покрепче лимонада, но вид у нее был настолько задохнувшийся, что командировочный, опасаясь за ее жизнь, срочно дал ей запить пивом. После этого она захмелела, легла на свою полку и захрапела.

- Бывает же, - расхохотались мы с Эдиком в один голос.

- Зато утром, - продолжала Наташа, - они друг на друга смотреть не могли, у всех троих голова трещала с похмелья. А одессит из соседнего купе жаловался, что не спал всю ночь из-за чьего-то храпа...

На обратном пути в санаторий Наташа вела нас с Эдиком под руки, время от времени крепко сжимая мне локоть. К вечеру подморозило и на нас... и на нас...

...злость зимы

не сезон для влюбленных.

Мы идем.

Оседает на шапках иней,

как рисунок хрустальных ваз.

Далеко нам до драм заоконных

и на нас

смотрят звезды из черной сини

влажным золотом удивленных глаз..

День Восьмого марта мы провели с Наташей вместе, я загодя наломал в лесу багульника, поставил розовые прутики в воду, и них вспыхнули нежными звездочками цветы. Наташа радовалась, как ребенок. Она расцеловала меня, восторженно прыгала вокруг, а у меня кружилась голова от весны, от счастья, от любви к ней.

Глава тридцать девятая

Незаметно пролетел март, свили гнезда первые птицы, уже весна вовсю осадила сугробы в лесу. Для меня время летело незаметно еще и потому, что каждый день был освещен радостью встречи с Наташей. Если бы не она, по-иному шел бы отсчет часов на циферблате больничных часов. Как сказал неизвестный поэт из подмосковного санатория

Звенигород, Звенигород, звени... Как бабочки здесь умирают дни, но время тянется хоть всем повеситься, как будто здесь в году тринадцать месяцев...

Я лежал на кровати с книжкой и краем глаза наблюдал за моим сопалатником Лавровым. Что-то его мучило, не давало покоя. Он ходил по палате, невнятно бормотал под свой длинный нос и искоса поглядывал на меня. Потом решительно сел ко мне на кровать.

- Валерий, ты извини, мне надо поговорить с тобой.

Я отложил книгу:

- Слушаю тебя, Алеша.

Мы встретились глазами и я впервые увидел его глаза не в лукавом прищуре постоянной улыбки, а серьезными и задумчивыми. Они одухотворяли его некрасивое лицо, стал незаметным, пропал куда-то длинный нос.