Червоточина

Но подремать ему, конечно, не дали. Заметив, что единственный в компании мужчина выпал из беседы, его быстро растолкали. Зоя Валерьевна предложила перейти в комнату. Не для того, разумеется, чтобы он удобно прилег там на диванчике, а чтобы продолжить разговор. Но уже не о цветах, общих знакомых и ассортименте городских магазинов, а тот самый, ради которого они в первую очередь и собрались.

Вспомнив о деле, Бессонов сразу очухался. И разозлился на себя, как он вообще мог об этом забыть!.. Как ему, оказывается, мало нужно, чтобы тревога о сыне отошла на второй план, – всего лишь налопаться пирогов! Стыдно…

Прошли в комнату. Бессонов сел на диван рядом с супругой, Зое предложил кресло, стоявшее сбоку, возле журнального столика, – так они оба могли видеть гостью. Стоило покинуть кухню, как благодушное, расслабленное состояние оставило всех. Лица жены и подруги стали сосредоточенными и напряженными. И та, и другая молчали, глядя на него. Нужно было решить, с чего начинать.

Геннадий Николаевич кхекнул, прочистив горло, и решил для начала снять напряжение.

– Ну, что? Как я погляжу, мне можно желание загадывать – меж двух Зой сижу!

Дамы и впрямь заулыбались, но глаза их остались серьезными.

– А загадай, Гена, – сказала вдруг жена, – хуже не будет.

Гостья, спрятав улыбку, кивнула. И он загадал. Понятно, что именно.

А потом стал рассказывать Зое о случаях, произошедших вчера в мире, которые показались им с женой странными. Гостья внимательно слушала, то округляя глаза, то покачивая головой. Видно было, что происшествия ее тоже заинтересовали. Но когда Бессонов спросил, может ли она определить, связаны ли какие-нибудь из этих случаев с их делом, Зоя Ивановна поджала губы и, помолчав с полминуты, растерянно глянула на него:

– Даже не знаю, что и сказать… Можно погадать на картах, но я не уверена в результате.

– Но ты ведь гадала о Соне с Ничей – и сказала, что точно знаешь, что они живы!

– Так ведь Соня – моя дочь! У нас с ней крепкая связь. Я и без карт чувствую, когда она в беде, когда ей плохо. А когда гадала о вашем сыне, ты был рядом, а у тебя – с ним такая же связь. Даже если ты ее не чувствуешь так уж явно, она все равно есть. Но все эти места, о которых ты рассказал, они мне совершенно чужие. Нигде из них я не была. Так что…

– Я был! – встрепенулся Бессонов. – На Черном море. Мы вместе с Зоей и Колькой ездили раз пять. – Он посмотрел на супругу, и та закивала:

– Мы даже в том самом месте были, которое вчера в новостях показали. Коля там еще рапана поймал, помнишь? Вот этого. – Зоя Валерьевна поднялась, подошла к шкафу и достала из-за стеклянной дверцы розовую раковину.

– А вот это – очень хорошо! – потерла ладони гостья. – Давай ее сюда!

Геннадий Николаевич с приятным удивлением отметил, что женщины уже на «ты», и устроился поудобней, наблюдая за действиями Кокошечки.

Зоя Ивановна бережно приняла ракушку и положила ее на столик. Достала из сумки знакомую Бессонову колоду и принялась, что-то невнятно приговаривая, раскладывать свой магический пасьянс. Закончив, стала внимательно разглядывать карты и наконец обвела взглядом хозяев.

– Да, похоже, там то же самое. Карты говорят, что люди, оставшись там же, где и были, оказались очень далеко. И все они живы. Кроме тех, кто…

– Которых сразу убила молния, – подсказал Бессонов. Зоя кивнула.

– Так что же это такое? – всплеснула руками Зоя Валерьевна. – Куда они все-таки попали? Неужели и правда в параллельный мир? Но такого же не бывает!

– Откуда мы знаем, что бывает, а что нет, – вздохнул Геннадий Николаевич. – У природы столько еще тайн, что ученым на века работы хватит. И то я сомневаюсь, что им когда-нибудь все загадки удастся разгадать. Мне сейчас другое интересно стало: если все эти случаи произошли в разных местах в один день, то в одной ли природе тут дело?

– Ты хочешь сказать, что это дело чьих-то рук? – повернулась к нему жена. – Но такое-то уж точно никому не под силу!

– А Богу? А… дьяволу? – без тени иронии спросил Бессонов.

– С каких это пор ты стал в них верить?

– Поверишь тут!.. Но стреляли-то по колесам настоящей пулей. Вряд ли высшие силы снизошли бы до такого примитива. Так что, думаю, здесь все-таки люди замешаны.

– Молнию в море тоже люди пустили? – невесело улыбнулась Зоя Ивановна. – Нет, Гена, тут не все так просто. И люди тоже могут быть орудием в чьих-то руках.

– Ладно, – хлопнул по бедрам Бессонов. – Этот спор нас все равно ни к чему не приведет. Ты лучше свою историю расскажи, – кивнул он жене.

Зоя Валерьевна побледнела и съежилась, словно ей стало холодно. Бессонов поставил себя на место супруги и тоже невольно поежился: увидеть совсем рядом пропавшего сына и тут же снова его потерять – ощущение не из приятных. Но жена сумела превозмочь минутную слабость и, хоть и дрожавшим поначалу голосом, стала рассказывать о странном Ничином посещении.

Зою Ивановну этот рассказ явно взволновал. Она даже встала с кресла.

– Я ведь говорила, что они живы!..

– Но что это было? И почему он снова исчез? Может, мне все-таки это привиделось?..

– Сейчас… – сказала гостья и снова открыла сумку.

На сей раз она достала оттуда проволочную биолокационную рамку, зажала один ее конец в кулаке и медленно пошла по комнате.

– Я его видела… – начала Зоя Валерьевна, но Бессонов положил на руку супруги ладонь.

– Погоди, пусть она сама.

Не то чтобы он не верил Зое, но все-таки еще раз хотел убедиться, что подобное «гадание» имеет под собой реальную основу, что это не ошибка, не случайность, не шарлатанство, в конце-то концов, пусть даже и неосознанное.

А Кокошечка, внимательно глядя на подрагивающую в руке рамку, подходила уже к двери в соседнюю комнату. Геннадий Николаевич увидел, как рамка стала вращаться.

– Можно?.. – протянула Зоя пальцы к дверной ручке.

– Да!.. Конечно… – одновременно кивнули Бессонов с женой.

Зоя Ивановна открыла дверь и шагнула в комнату. И сразу остановилась.

– Здесь… – сказала она. – Дайте мне какую-нибудь вещь Николая!

Геннадий Николаевич подскочил и завертел головой. Что же тут есть Колькиного?.. Может, опять подойдет раковина?..

Супруга отреагировала быстрей. Она метнулась на кухню и принесла кружку сына.

– Годится?

Гостья кивнула и взяла в свободную руку кружку. В другой продолжала вращаться проволочная рамка.

Зоя Ивановна закрыла глаза и замерла на несколько минут. Потом обернулась, и Геннадий Николаевич мысленно ахнул – настолько измученным было Кокошечкино лицо.

– Да, ваш сын был здесь. Причем дважды. Но… не совсем здесь… Не в этой именно комнате, но на этом самом месте.

– Это как же так? – нахмурился Бессонов, а Зоя Валерьевна лишь прижала к лицу ладони и замотала головой. Гостья потупилась.

– Я даже не знаю, как и объяснить правильно… Но вот представьте, что ваша комната – это вагон. И к ней вот с этой стороны двери прицепили другой вагон. В нем-то и был Николай. А потом вагон отцепили. Примерно так.

– Но как же… Как тут… вагон?.. – вновь замотала головой Зоя Валерьевна.

– Я ведь говорю – это условно, для примера. Хотя именно такой образ у меня и возник. Во всяком случае, когда ваш сын был здесь во второй раз.

– Но я его видела только однажды…

– Значит, потом он не смог открыть дверь. Или… не захотел.

Рамка в Зоиной руке повернулась еще раз и остановилась.

8

Нича, как и в прошлый раз, приходил в себя постепенно. Первой дала знать о себе боль – она монотонно пульсировала в голове. Затем он услышал всхлипывание. Потом открыл глаза и увидел плачущую Соню. Она стояла на коленях перед диваном, на котором лежал он сам.

– Что случилось? – приподнялся на локте Нича.

– Ой, Коленька! – бросилась ему на шею Соня и заплакала еще сильней. Мокрая и горячая Сонина щека прижалась к его лицу, и голова, кроме того что болела, начала еще и кружиться. Но это ощущение было настолько приятным, что Нича даже перестал дышать.