Сахара

- Франсис, могу оказать тебе услугу. Я знаю одного хаджи, у него здесь, в Ниамей, серьезный бизнес. Твой грузовик явно его заинтересует. Могу его привести.

Печаточник восхищен. Но я тут же предупреждаю его.

- Только смотри, тип богатый, а означает, что тип совершенно продажный и жесткий в делах. С ним не поторгуешься.

- Да ладно! По крайней мере, серьезный человек...

После полудня появляется мой хаджи в широком синем бубу и останавливается перед Ситроеном. На самом деле это сенегалец, алкоголик и бабник, с которым я познакомился в здешнем баре. Там же я и предложил ему подработать. Достаточно найти синее бубу и подойти к Министру. Минут пятнадцать он должен попялиться на грузовик, после чего подозвать меня жестом руки, чтобы поговорить. Только вот говорить он ничего и не должен, и вообще, держаться подальше от всего происходящего. Представление должно быть чисто визуальным.

Со своей ролью парень справляется великолепно. Как только он делает мне знак, я подхожу. Мы разговариваем. Он уходит. Я же возвращаюсь к Печаточнику.

- Он думает. Это хороший знак. Завтра придет снова.

Сцена повторяется несколько последующих дней. Печаточник теряет терпение и силы. Целый день он ничего не делает, даже бриться перестал. Одежда его теперь грязная и измятая. Время от времени он выходит из себя, выступая на пять тысяч франков, на Африку, на всех ее обитателей, после чего возвращается в тень и падает на землю.

Сидя в нашем уголке с Фредом и Аленом, мы наслаждаемся спектаклем. Ален к тому же украдкой подсыпает острые приправы и перец в тарелки Франсиса при каждой еде. Я заплатил слуге Министра, чтобы тот каждое утро включал свой транзистор на всю катушку под окном Печаточника. Все эти мелкие шалости делают наше ожидание еще более приятным. Фред же занимается тем, что беспокоит фрайера:

- Так, мне это уже осточертело. Во Франции у меня куча дел. Будем с Аленом уезжать.

- Бля, не оставите же вы меня одного посреди черномазых?

- Если не удастся продать грузовика - дело твое. У нас нет никаких причин ожидать тебя здесь.

***

Каждое утро, в одиннадцать, мой сенегалец проходит через двор, приглядывается к грузовику, подзывает меня, и мы переговариваемся тихими голосами.

- Ну что, Чарли, мои деньги с тобой?

- Рассчитаюсь, как только сделаешь работу.

После чего я возвращаюсь к группе зрителей и всякий раз сообщаю Печаточнику:

- Все в порядке, он почти что уже решил.

Вскоре парень уже готов. Я передал сенегальцу, что пришел день последнего акта.

По ходу всей этой комедии мой человек хорошенько поработал над собственной игрой. Теперь уже через двор он проходит медленно и с достоинством. Когда же стоит перед Ситроеном - он само воплощение суровости. Как и каждое утро, Печаточник уже на месте, с банкой пива в руке.

- Сегодня он уже решится, Франсис. Верняк!

Сенегалец поднимает руку.

- Вот, гляди, уже говорит.

Стоящий посреди двора мой человек устремляет свой взор в собравшихся. Все замолкают. Даже негритята прекращают свою игру. Сенегалец опускает руку и громко кричит:

- Две тысячи франков!

В тот же самый вечер Печаточник соглашается на первое предложение Министра и отдает свой Ситроен за пять с половиной тысяч франков.

Со вторым покончено.

И ничего особо сложного.

В Африке белый является заранее усмотренной жертвой всяческих махинаций. Уже с самого начала, сознание того, что нельзя и задницу почесать без того, чтобы за тобой не подсматривали, сразу же ставит его в невыгодное положение. Но что самое важное, сюда он приезжает со всеми своими условными рефлексами. Хотя он иногда и допускает мысль, что не каждый чиновник честен, он никак не может понять, что здесь чиновники всегда коррумпированные до мозга костей. Опять же, он уважает власти. До него не доходит, что во всех слабо развитых странах мундир, это наилучший способ воровать совершенно безнаказанно, и что из всех шакалов, которыми он окружен всегда, самым жадным является тот, кому доверено этого белого охранять.

Он просто не в состоянии представить, до какой степени все окружающие желают прибрать в свои руки его бабки. А если прибавить сюда палящее солнце, делающего белого полным тупицей, все это превращает его в идеальный материал, чтобы из него делали фрайера.

***

Прошло пару месяцев.

Толстый Кристиан уже вернулся на лоно семейства.

Я же проехал пустыню во всех направлениях - с севера на юг и с востока на запад. При этом я хорошо узнал три тракта, Мавританию, Гао и Там. От Нуакшотт до Тимбукту и многие другие. Я так наездился по пустыне, что наконец ее миф для меня совершенно развеялся.

Оказалось, что я искал трудностей там, где их и не было. Лишь парочка сумасшедших переездов по пескам одарило меня дрожью, необходимой для насыщения моей жажды приключений. В связи с этим, я переключаюсь на такие аспекты своего приключения с пустыней, которые приносят больший доход.

Теперь я осел в Ниамей, столице Нигера, откуда могу контролировать торговлю автомобилями во всем регионе, и в этом же году принял участие в национальном развлечении: сафари на туристов. Как раз началась демократизация путешествий в Африку и нашествие туристов, к огромному удовольствию туземцев.

Все те, кому удалось выйти целыми после переезда на машине через пустыню, малые и средние пираты, ведущие торговлю между Европой и Сахелем, все они, в конце концов, попадали ко мне. Плеяда работающих на меня загонщиков направляла будущих жертв ко мне.

Какое же это удовольствие утром, только проснувшись, увидать под собственными окнами одну или две машины, хозяева которых жарятся на солнышке, ожидая моего кивка.

***

Метод у меня совершенно простой. Без моего согласия на моей территории не может быть проведена какая угодно сделка. Если же кто-то, несмотря на предупреждение, это правило нарушал, то он терял все, что у него только было. Цены у меня были честными, а помимо того, каждый имел полнейшую свободу попробовать удачи в соседних краях, не далее пары сотен километров от этого места. Но легкое давление, за которым следовало разумное предложение, было достаточным для туристов, которые, измученные дорогой, чаще всего были довольны тем, что все пошло так гладко. Усложненный сценарий, парочка выкрутасов, монтаж сцен и даже, если случалась подобная необходимость, масштабный театр - все это обеспечивало мне постоянную клиентуру в среде подозрительных торговцев, продающих собственные души с той же охотой, что и свои машины. Иногда, исключительно ради удовольствия, я сам усложнял ситуацию. При этом я руководил группой негров, которым каждое утро раздавал их роли: