Призрак идет по Земле

Показалось или нет, но парень не выдержал и пошел за Катрен. Недалеко от автобусной остановки он догнал ее и попытался завязать разговор. Девушка решительно остановилась, поставила корзинку на землю и, серьезно глядя на Лосса, спросила:

— Почему вы идете следом за мной?

Она хотела быть сердитой и не могла. Смущенное лицо парня — бледное, с большими серыми глазами — вызывало симпатию. Облизав пересохшие губы, Алессандро прошептал:

— Я хочу познакомиться с вами, Катрен!

— О, да вы уже и имя мое знаете? — засмеялась она.

— Вас так назвала соседка, — развел руками Алессандро,

Натянутость и смущение сразу исчезли. Катрен и Алессандро поняли, что их тянет друг к другу чувство, проснувшееся в молодых сердцах.

Так состоялось знакомство. Катрен не позволила провожать себя, но сказала, что бывает на базаре через день.

…Прошло несколько недель. Алессандро и Катрен полюбили друг друга. Девушка приворожила парня не только своею красотой, но и необычайной сердечностью, светлым взглядом на жизнь. Она была сиротой, жила недалеко от Мадрида в местечке Аравака, где у нее был старенький домик и небольшой огород.

Алессандро долго не мог отважиться рассказать девушке о своей «профессии». Но, наконец, осмелился. Ему казалось, что он прыгает в ледяную воду. Опустив голову, Лосе открыл Катрен свою тайну, о которой не знал даже его отец.

Катрен долго плакала, целый вечер сидела молча, смотря, как за окном закат кровавым багрянцем окрашивает небо. У Алессандро упало сердце. Конец! Разве будет эта чудесная девушка любить вора? Вот и потерял он свою первую любовь!

Но Лосе ошибался. Катрен не отвернулась от него. Она горячо доказывала гибельность преступного пути, обещала поддержку, если он бросит свое «ремесло». Алессандро решил навсегда порвать с прошлым. Он поступит в университет, как этого хотела его покойная мать — ведь когда-то он был в классе лучшим учеником. Особенную склонность чувствовал он к математике и физике.

Алессандро выдержал вступительный экзамен. Этот день превратился для влюбленных в праздник.

Вскоре они повенчались. Отец не присутствовал на свадьбе — незадолго до этого он умер, так и не дождавшись счастливых дней.

Алессандро продал свою нищенскую хибарку и перешел жить к Катрен. Почти каждый день ездил в университет, иногда после лекций ходил на товарную станцию, чтобы заработать несколько песет. Но в основном молодые жили на доход от огорода Катрен. Едва сводили концы с концами, но терпели. Мечтали о том времени, когда Алессандро получит ученую степень, о счастливой жизни в новой квартире, о путешествиях…

Но сталось не так, как гадалось.

Кончились деньги, полученные Алессандро за отцовскую лачугу, кончились продукты, запасенные Катрен. У молодой женщины скоро должен был родиться ребенок, она уже не могла ходить на базар и работать по хозяйству. Алессандро стал пропускать лекции в университете, целые дни проводил на станции в поисках какой-нибудь работы. Но работа попадалась все реже и реже. Наступили долгие голодные дни.

Алессандро мучительно искал и не мог найти выход. Помощи ждать было неоткуда — над Испанией нависла мрачная тень диктатуры Франко, под ее гнетом люди перерождались, замыкались в себе, думали лишь о том, как сохранить и устроить собственную жизнь. Липкий холодный страх владел большинством сердец. Только в рабочих кварталах бурлили страсти и зрел протест. Но Алессандро этого не знал, а, может, и знать не хотел. Он думал только об одном — как прокормить семью, достать денег, обеспечить Катрен. Любой ценой! Скоро голод заставил вспомнить старое «ремесло».

Алессандро поймали с краденым чемоданом у вагона поезда Мадрид-Париж. Суд осудил его на десять лет каторжных работ. И вот — концлагерь Вальнера-Пьеха в ущелье меж хребтами Кантабрийских гор. Каждый день — изнуряющая работа в каменоломне, тяжелый сон на голых нарах. Так каждый день. Мало кто выходил из этого лагеря на свободу. Большинство не выдерживало страшных мук и издевательств. Дорога была одна — на тот свет.

И все-таки надо бороться. Как? Он писал в кассационный суд — напрасно! Теперь остается последняя надежда — милость каудильо. [1]

…Алессандро разогнулся, расправил усталые плеча. Взгляд его упал на сутулую фигуру старого Миаса. Он прав, этот вечный каторжник. Надеяться не на что. Остается унижаться, работать, ждать десять лет. Если выдержат тело и душа.

— Послушай, Миас!

— Что тебе?

— А как ты думаешь, каудильо… помилует?

— Ты написал ему? — удивился Миас.

— Еще нет.

— И не пиши. Я не знаю ни одного случая, чтобы он кого-нибудь освободил. Обращаться что к нему, что к богу — одинаково.

— Ясно! — нахмурясь, сказал Алессандро. — Спасибо за откровенность. Значит, у меня одна дорога.

— Ты все-таки решил?

— Да!

— Ну что ж… желаю успеха. Только помни — в этой местности не доверяй никому. За поимку беглецов администрация платит. Население помогает охранникам.

— Я знаю.

— И еще одно — беги только в такую ночь, когда с моря идут тучи. Гроза смоет следы, и собаки тебя не найдут. Перейдешь реку Эбро — там уже легче.

— Спасибо.

— Кстати, видишь — на западе темнеет? Это туча. Алессандро затрепетал от внутреннего напряжения, глубоко вдохнул воздух.

— Туча с моря? — спросил он.

— Да. Если решил — беги сегодня. Отложишь — утратишь силу воли, привыкнешь. Тогда станешь таким же, как я.

На склон горы, где работало около тридцати каторжников, налетел вихрь. В воздухе повисло облако пыли. Багровое солнце быстро падало за горизонт. Темнело.

— Будет сильная буря, — сказал Миас. — Когда-то и я в такие ночи готовился… И ни разу не посмел.

— Кончай работу! — прозвучала над каменоломней громкая команда.

Алессандро рукавом рваной рубахи вытер лицо. Все! Умирать один раз. Идет туча с моря — надо бежать сегодня.

Вдоль каменоломни, принимая инструмент, шел надсмотрщик. Миас и Алессандро сложили кирки и ломы в кучу, присели на камни. Можно было несколько минут отдохнуть.

— Попрощаемся? — тихо спросил Миас. Алессандро молча кивнул головой.

— Если удастся — что будешь делать?

— Дорога для меня одна, — скрипнул зубами Алессандро. — Испания — огромное кладбище, на котором свирепствует банда больших и маленьких убийц. Мне придется либо умирать, либо быть одним из них.

— Снова скользкая дорожка?

— Снова.

— Смотри, поскользнешься — больше не встанешь!

— Не поскользнусь!

Миас сильно сжал локоть Алессандро и поспешно встал. К ним приближался надсмотрщик. Он подозрительно оглядел обоих.

— О чем говорили? Почему мало сделано? — закричал он.

— Столько, сколько и вчера, — смиренно ответил Миас.

— Молчать! Еще раз увижу — накажу!

— Что увидите? — не выдержал Алессандро.

— Молчать! — надсмотрщик побагровел. Коротко размахнувшись, он дубинкой ударил узника по спине. Алессандро вскрикнул, но сдержался. Надо молчать. Сегодня на карту будет поставлено все.

— В колонну! — скомандовал надсмотрщик.

Выстроившись в шеренгу по трое, каторжники поплелись к дороге. Десять рядов. Тридцать узников.

Двадцать охранников и десять собак окружили колонну. Поднимая пыль, каторжники направились к лагерю.

…Туча приближалась медленно, но непрерывно, затягивая непроницаемой пеленой звезды и месяц. Загрохотал гром. Сквозь окна бараков было видно, как в небе зазмеились зеленоватые молнии, четко обозначились железные решетки.

Алессандро осторожно оперся на локоть. Прислушался. Тишину нарушало только тяжелое. дыхание каторжников. Все спали. Можно идти.

Он вытащил из-под подушки узелок с одеждой, проскользнул между соседями. Нагнувшись, пробежал по длинному проходу до дверей. Там на стуле дремал дежурный — один из каторжников. Ему попадет от надсмотрщика, но что поделаешь. Пожалеешь товарища, погибнешь сам.

Тихо, без скрипа, открылись двери. Влажный свежий воздух пахнул в лицо, проник в легкие, опьянил Алессандро.