Жнецы Грез (СИ)

Наспех домыв посуду, Митяй переоделся в "гуляльные", как их называла мама, шорты и майку и сунул ноги в вечно завязанные кроссовки. Он хлопнул дверью, слетел вниз по лестнице и, прихватив своего "Туриста", вышел на улицу.

На улице пахло предстоящей жарой - солнце, теперь уже июньское, еще не полностью успело испарить росу.

- Даг'ова, Сань! Есть семейник с собой? Тьфу ты! Конечно, есть! Мне тог'моза надо подзатянуть.

- Привет! Ага, держи.

Ребята, как обычно, совершили достаточно длительное приветствие, придуманное ими уже давно. Оно являло собой нелепую комбинацию различных вариантов рукопожатий, хлопков и толчков. Если кто-то из них забывал поздороваться, что, с годами их дружбы, случалось все реже, то виновнику предназначался пинок под зад. Дети! Такие мелочи в их жизнях принимают столь высокое значение, что неясно, как, уже повзрослев, эти дети совершенно забывают о действительно важных вещах.

- Как сам, дг'уг? - осведомился Митька, возясь с ключом.

- Да, как сала килограмм, ага! Батька вчера опять нажрался и за мамкой с топором бегал. В конце концов заперли его в хозблоке - так свиньям в корыто наблевал - даже они пятаки воротят! Уж не знаю, как его сегодня на работе с таким перегарищем и вонищей встретит твой папка. Что радует - просыпается он, сколько бы ни спал, всегда трезвый. Так честно извиняется, обещает "больше ни-ни"... Угу! Максимум три недели и опять пить да буянить!

- Это все скандинавские ког'ни, точно тебе говог'ю! А как же иначе он в Вальхаллу попадет? Надо бухать и г'убить!

Мальчишки рассмеялись и двинулись в путь по широкой асфальтовой дорожке. Друзья давно привыкли смеяться над собой и всем, что происходит с ними и вокруг них. Наверняка, это часть только проклевывающегося в их возрасте юношеского максимализма, столь присущего молодежи постсоветской России. Всей молодежи. Никто из них и не подозревал, что одна из таких попоек однажды обернется сущим кошмаром. Для всей деревни.

Они ехали и болтали о том, о сем. Ехали неспешно. Вырезанные из пластмассы карты лениво стрекотали по спицам, местами обвитым разноцветными проволочками. В торцы рукояток ребята вставили ключи от дома - и ключ всегда на виду, чтобы не потерять, и верные стальные кони при зажигании.

Вррум-вррруммм!

Проплывали мимо одинаковые трехэтажные многоквартирные дома, возведенные специально для офицерского состава. В одном из таких, первом из построенных, Митька и жил. Повернув налево, ребята двинулись вдоль железобетонных плит забора части. Мимо спортзала, в котором Димка часто бывал - отец любил баскетбол и безуспешно пытался привить эту любовь и сыну. Мальчику же нравилась лишь акустика большого помещения. Мимо клуба, в котором проводились культурные мероприятия, контрастируяс дискотеками и их "Руками Вверх", "Вирусом" и прочей "попсой". Троицу друзей большая часть местных меломанов недолюбливала за их необычные музыкальные пристрастия, но были и соратники.

По выходным в клубе даже крутились фильмы, пусть и на допотопном оборудовании. У самого входа стояла афиша с топорно срисованными обложками предстоящих к показу кинолент. На голливудские блокбастеры народу набивался полный зал, и многие даже стояли по стенкам - так хотелось всем быть поближе к западу. А на премьере "Матрицы" люди буквально лежали и стояли друг на друге.

За клубом простиралось характерно вытоптанное футбольное поле. Левее, огороженная сеткой рабицей, как ее все называли, водокачка - высоченный деревянный дом без окон с амбарным замком на двери, регулярно окрашиваемый в белый цвет.

- Знаешь? - начал Димка. - Мне всегда было интег'есно что там, за этой двег'ью?

- Ага... А прикинь, если там какую-нибудь тварь взаперти держат, или пленника? Мне Сеня рассказывал...

- Котог'ый?

- Ну, Жижа! Рассказывал, что три ночи подряд в прошлом месяце в окно видел, как в пол-первого ночи туда приходил какой-то солдатик с сумкой и белой тряпкой за поясом. А выходил с окровавленной!

- Да ладно?

- Я те говорю!

- Завтг'а к Жиже зайдем, побазаг'ить.

- Заметано... - пауза. - А отец так ничего и не сказал тебе?

- А? - не понял Митька. - А-а! Ты об этом... Не-а, не сказал! Да, какая г'азница? Мы то знаем!

Они замолчали. Об одном.

***

Апрельской ночью Дима случайно подслушал разговор родителей. Он терпеть не мог те ночи, когда его чуткий сон прерывался от звуков того, как мама и папа занимались любовью. Ощущение какого-то стыдливого отвращения потом не покидало его до самого утра, не давало уснуть. Митька прекрасно знал, что взрослые делают это. Даже видел часть содержимого той знаменитой кассеты, когда-то взбудоражившей и без того нестабильный гормональный фон потемкинской молодежи. Но это же, черт возьми, его родители! Однако, в этот раз, наверное, проснулся бы даже астронавт в криостатической капсуле.

- Он нас слышал, слышал! - шептала мама, спустя минуту после восторженного финала.

- Да, брось ты! Он щемит, как сурок! - звучал за закрытой дверью в комнату сына уверенный голос папы. - Давай живее дуй в ванну, красотка! Кажется, батальоны опять просят огня.

Шлепок, сдавленный смех и омерзительное почмокивание поцелуя заставили Диму покраснеть и натянуть на голову одеяло. Послышался шум воды, накрыв собой еле уловимый гул голосов в маленьком помещении. Минут через пять счастливые любовники опять переместились в спальню и, судя по запаху, отец закурил.

- Вот так, дорогая! Скоро мы будем дома! - довольно проговорил он. Дима чуть выполз из своего укрытия.

- Постой, постой! А где мы будем жить? - спросила мама с интонацией наивной девочки.

- Я же тебе уже говорил...

- Так скажи еще раз...

Сын почти увидел, как мама водит пальчиком по волосатой груди папы, надувает губки и отчаянно захотел опять залезть под одеяло. Но любопытство, как и во всех случаях незапланированного шпионажа, одержало над ним сокрушительную победу. Отец устало вздохнул, хоть и было ясно, что он и сам повторял бы эти слова без устали:

- Мы будем жить, любимая, в своем родном городе, в своей ЛИЧНОЙ квартире. Потому, что я ее за-*чмок*-слу-*чмок*-жил *затяжной чмок*

И мамино:

- М-м-м... Когда?

*чмок*

- В худшем случае, в сентябре.

"Бре-бре-бре..." - загудело эхо в голове Димы, заглушая:

- О, Паша...

и все, что последовало за этим. Надо отдать им должное - в этот раз они были потише. Но дольше.

Утром следующего дня сын молчал за завтраком и до самого ухода в школу. На задорный вопрос папы: "Эй, чемпион! Чего какой смурной?" он ответил что-то вроде: "Контробаша седня по русскому." и получил ободрительный хлопок по плечу. Мама тоже молчала. И краснела. Все-таки у женщин интуиция развита гораздо лучше, чем у их, иногда таких черствых, сородичей.

Контрольные были в учебных планах на май, и обычный школьный день пролетел где-то далеко от Димы. Посмотрев на его отстраненный вид при встрече, Мэри и Гном переглянулись и кивнули, что означало: "Оставим его пока, пусть думает." - или что-то в этом роде. С того памятного летнего дня, ставшего последним для Байрона и для них, как обособленных

никаких "по отдельности" нет и быть не может, верно?

личностей, минуло четыре года, и их дружба уже давно перешла на уровень возможности почти невербального общения.

После уроков друзья не задержались на школьном дворе, чтобы покидать тарелку с остальными, и отправились домой по тому самому маршруту, но в весеннем антураже. Грязный снег с вкраплениями фантиков и собачьего дерьма, непролазная в обычной обуви слякоть, зеленеющие молодостью проталины, набухшие донельзя почки и ласковое солнце. Таким по-матерински нежным оно бывает здесь только сейчас и в Бабье лето. Зимой капризное светило из года в год пытает нас морозом, летом - доводит до изнеможения жарой. Но все мы - его дети, бывшая его пыль. А родителей, как известно, не выбирают.