Полдень 23 век. Возвращение Тойво (СИ)

(Конец введения)

«Ловкач в радужном плащике»

Он вышел на площадь Звезды из ближайшей к Музею Внеземных Культур кабины нуль-Т, но с тем же успехом он мог соткаться из дождя и тумана. Некогда модный радужный плащик, метавизирка через плечо, лицо — узкое, иссиня-бледное, с глубокими складками от крыльев носа к подбородку. Низкий широкий лоб, глубоко запавшие большие глаза, черные прямые волосы до плеч, как у североамериканского индейца.

Индеец оглядел пустынную в утренний час площадь и быстрым шагом пересек ее наискосок. У парадного входа в Музей он замешкался. Двери оказались заперты, но это задержало его лишь на миг. Он оглянулся еще разок, приложил широкую ладонь к массивной створке, и та легко отошла в сторону.

Обладатель немодного плаща в несколько бесшумных прыжков пересек залы основной экспозиции и углубился в спецсектор предметов невыясненного назначения. Автоматика освещения почему-то реагировала на его появление с запозданием, но Индеец прекрасно ориентировался и в кромешной тьме. Он быстро нашел то, что искал в этот ранний час в пустом музее.

Это оказался массивный футляр ярко-янтарного цвета. В сильных пальцах длинноволосого он легко распался на две части, обнажив покрытую белесоватым ворсом внутренность. Среди чуть заметно шевелящихся ворсинок лежали круглые серые блямбы. Трех не хватало. На поверхности блямб были изображены розовато-коричневые, слегка расплывшиеся, как бы нанесенные цветной тушью на влажную бумагу, иероглифы.

Индеец блеснул безукоризненно белыми зубами, закатал рукав плаща выше локтя, поднес руку одному из пустующих гнезд. На сгибе у него было родимое пятно, напоминающее стилизованную букву «Ж» или японский иероглиф «сандзю». От этого пятна к пустому гнезду протянулись серебристо-серые ворсинки, напоминающие те, что выстилали янтариновый футляр изнутри. Казалось, странная родинка излучает тусклый свет, каждый лучик которого извивается, подобно крохотному червю. Из этих червей в ворсистом гнезде сформировалась еще одна блямба. Полюбовавшись новообразованным кругляшом, рисунок на поверхности которого повторял в увеличенном виде родинку на сгибе его локтя, длинноволосый повторил ту же операцию с другими пустующими гнездами. Потом он раскатал рукав, закрыл футляр и осторожно водрузил его на место. Спустя полчаса Индеец как ни в чем не бывало покинул музей через служебный вход.

Примерно через час метавизирку могли видеть уже на космодроме «Кольцово-4». Служба погоды прекратила дождь и развеяла туман. Горячие солнечные лучи дробились о стеклянные грани пассажирского терминала. Очередь к стойке регистрации рейса «Земля — Пандора» двигалась быстро. Перед индейцем оставалось не больше трех человек. Он снял радужный плащик, перекинул его через руку, воздел на переносицу огромные темные очки.

Регистрирующий биодетектор мелодичным звоном отметил еще одного пассажира, состояние здоровья которого не внушало ни малейших опасений. Незначительные отклонения от антропологической нормы, обнаруженные в психофизиологическом профиле, легко объяснялись погрешностями юстировки и не могли служить причиной отказа в совершении подпространственного перелета по медико-биологическим показателям.

Через два с половиной часа длинноволосый покинул рейсовый «призрак» и вышел под ослепительно-синее с зеленоватым оттенком небо планеты Пандора. Возле трапа вновь прибывшего встретил кибер-носильщик, но не обнаружил у пассажира никакой клади. Человек с метавизиркой через плечо налегке проследовал к площадке с глайдерами. Выбрал маломощную, но чрезвычайно маневренную «стрекозу», взобрался на водительское сидение, захлопнул спектролитовый колпак, свечой взмыл в вышину. В считанные мгновения «стрекоза» достигла «потолка» — воздушного коридора, предельно допустимого для личного транспорта на Пандоре, и взяла курс по направлению к хребту Смелых.

Зыбкие луны гуськом взошли над плоской вершиной Эверины, когда «стрекоза» притулилась с краю посадочной площадки, основательно забитой глайдерами и вертолетами. Вечерело. Темно-зеленые сумерки сгустились над горой. Все столики на веранде легендарного кафе «Охотник» были уже заняты. На танцевальном пятачке в ностальгическом «Светлом ритме» устало топталось несколько пар. Охотники-любители вернулись с холмов, точнее — из черных, колючих зарослей, которые подобно грозовым тучам клубились под трехсотметровым обрывом. Пряный ветер шевелил всклокоченные волосы и остужал разгоряченные лица. Кибер-официанты, как заполошные, сновали между столиками. Остро пахло жареным мясом. Стеклянные фляги с «Кровью тахорга» глухо брякали после каждого тоста, возвещаемого зычным голосом.

На Индейца, переминающегося с ноги на ногу, обратили внимание. Законы гостеприимства нарушены не были. Мигом нашелся свободный стул у относительно свободного столика. По обычаям охотничьего братства длинноволосому обладателю метавизирки заказали традиционное меню новичков: гигантские клубни болотных тюльпанов, нафаршированные маринованной печенью тахорга, и пузатую флягу с «Кровью». Все это полагалось, не задавая лишних вопросов, умять в один присест, что новичок и проделал с завидным хладнокровьем и выдержкой.

Вскоре многолунная ночь Пандоры приглушила веселье. Смолкла музыка, танцующие вернулись за столики. Громогласные тосты сменились тихими беседами. Вновь прибывшего расспросами не донимали. Сам он в разговоры не лез, предпочитая слушать других. Длинноволосому повезло. Он оказался за столиком двух завзятых звероловов-любителей, разочарованных, как выразился один из них — статный, косая сажень в плечах, огненноволосый Степан, трансмантийщик по специальности — «малым туристическим набором».

— Разве у Белых Скал охота! — восклицал он. — Это же манеж для ползунков! Электрифицированные джунгли и газировочные автоматы на каждом шагу! И тахорги прикормленные. В них же стрелять совестно, они же ручные почти.

— Ну и что ты предлагаешь, Степан? — флегматично вопрошал малорослый блондинистый Грэг, кулинар-дегустатор.

— На Горячие болота надо лететь, — ответствовал тот. — Там рукоеды водятся. И гиппоцеты — тоже.

— Гиппоцеты — это замечательно, но кто нас туда пустит, дружище? Ты на карту глядел? Это, между прочим, зона Контакта! Комконовцы завернут нас на первой же контрольной точке.

Степан понизил голос до заговорщического шепота:

— А если — в обход контрольных точек?

— Ха! Вы посмотрите на него! — воззвал Грэг к сдержанно улыбающемуся Индейцу. — Контрабандист-любитель… Он полагает, что в КОМКОНе работают благодушные идиоты. Да будет тебе известно, что всякое транспортное средство на Пандоре оборудовано специальными датчиками, которые поднимут тревогу, если какой-нибудь рыжебородый викинг попытается проскочить на своем драккаре куда не следует.

— Дьявол, — пробормотал Степан, сжимая здоровенные веснушчатые кулаки. — Тогда какого черта мы поперлись на Пандору?! Полетели бы лучше на Яйлу…

— Я могу помочь вашему горю, — тихо, но отчетливо произнес длинноволосый.

Приятели воззрились на него, будто на зверя Пэха.

— В самом деле? — осторожно поинтересовался Грэг.

— Да, — ответил тот. — Я сотрудник КОМКОНа, у меня допуск.

— Прогрессор? — уточнил рыжий викинг Степан.

Индеец посмотрел на него исподлобья, кивнул.

— Да, — сказал он. — Бывший. Сейчас я на вольных хлебах. Консультант Большого КОМКОНа… По счастливому совпадению мне тоже нужно на Горячие болота. Там работает мой старый знакомый. Его зовут Джон Гибсон. Он экзобиолог. Я не видел его сто лет…

— И вы возьмете нас с собой? — спросили приятели в унисон.

— Разумеется, друзья. Вместе и поохотимся.

— Как зовут нашего благодетеля? — осведомился Степан.

Длинноволосый ответил не сразу. Он долго смотрел на изумрудную луну, приплюснутым грибом вырастающую на горизонте, потом улыбнулся и сказал:

— Александр. Александр Дымок.

Экскурс в недавнее прошлое