Камни преткновения

Фома Фомич помог ему подняться и усадил на вертящийся табурет.

- Куда ты такой, небось все кости переломал, - сказал он, с тревогой ожидая, что тот сейчас опять рухнет на пол.

Пострадавший пощупал ребра, подрыгал ногами, покрутил шеей. Нигде ничего не скрипнуло, не хрустнуло и не щелкнуло.

- Похоже, цел, - сказал он со вздохом облегчения.

Фома Фомич глянул на его лицо и удивился - от крови там и следа не осталось, словно то была вовсе не кровь, а вода, бесследно испарившаяся. На пострадавшем был серебристый комбинезон, весь в шнуровках. Такие надевают под скафандр космонавты. Похоже, он и смягчил удар. "Крепкий желудь, однако", - отметил Фома Фомич.

- Отпустите меня, у меня вылет в восемь... - взмолился незадачливый владелец разбитой машины.

- Никто тебя не держит, - сказал Фома Фомич. - Ступай, если руки-ноги целы.

- Да, можешь идти, - поддакнул Иван и прибавил: - Только сперва за витрину расплатись.

Фома Фомич хотел было поинтересоваться именем, фамилией и родом занятий незнакомца, но тот его опередил.

- Степан Разумейко, формально - лаборант в институте нейропсихологии, - вежливо представился он, вынимая бумажник из нагрудного кармана. - Товарищи, отпустите меня, пожалуйста, у меня вылет в космос на другую...

- Врет, таких в космос не берут, - сказал Иван. - Он даже машину водит как пьяный.

Денег у Степана оказалось недостаточно - витрина-то была роскошной, из гомохромного стекла - днем слегка мутнеющего, а ночью играющего цветными переливами.

- Отпустите меня, после полета я обязательно расплачусь, - Разумейко предпринял еще одну слабую попытку к освобождению.

- Удостоверение личности есть? - грозно спросил Иван и обратился к майору: - Фома Фомич, вы свидетель.

Степан протянул ему временный пропуск на территорию космодрома. Иван принялся крутить его против часовой стрелки, разбирая надпись на печати, затем передал майору. Там оказалось все в порядке. Фома Фомич, как и всякий офицер, знал в этом толк и одобрительно хмыкнул.

- Так что будем делать? - спросил Иван, опираясь кулаками о стойку и выжидательно глядя на Степана. - А вдруг не вернешься оттуда?

- Ну, Иван, ты уж слишком! - приструнил его Фома Фомич, но и у него сложилось о Степане мнение, как о человеке жалком и никчемном. Невысокого роста, конопатый, курносый да еще и рыжий. Словом, весь облик Степана, по мнению майора, был крайне несимпатичен. У самого Фомы Фомича было огромное тренированное тело атлета, чем он небезосновательно гордился, поэтому к тем, кто не отличался могучим сложением, относился с известной долей презрения. "Недомерок какой-то, - подумал он, разглядывая Степана. - И клянчит все время вместо того, чтобы действовать решительно. Интересно, какое горе вынудило их администрацию связаться с таким..."

- Ступай с миром, Степан, нет оснований тебе не верить, - сказал Фома Фомич, покровительственно похлопав его по плечу. - Смотри не подведи!

Лицо Степана сосредоточенно напряглось и стало походить на мордочку грызуна, к чему-то принюхивающегося, на лбу проступили капельки пота.

- Нет, не могу, - сказал он наконец. - Вы не хотите меня отпустить.

"Действительно, - признался себе Фома Фомич, - говорю ему одно, а жду обратного. Так и хочется позабавиться над ним, сам провоцирует..."

- Смех берет, как посмотрю, кого туда теперь посылают, - сказал он, умело маскируя застарелую зависть и тоску по несбывшемуся. - Нормальных людей, как видно, в космос уже не заманишь.

- А я вовсе и не нормальный, я - феномен, - ответил Степан.

- Какой такой феномен? - удивился майор.

Личность Степана удачно вписывалась в кредо Фомы Фомича относительно перспектив освоения космического пространства. Но ему действительно стало любопытно, зачем туда набирают таких ничтожеств, которые треплются в баре, когда надо спешить по государственным делам. Если бы он сам в молодости относился к службе так, то не то что майором, ефрейтором ему никогда не бывать.

Степан вкратце поведал о своих способностях и в заключение сказал:

- Поэтому я всегда езжу на работу и по другим делам только ночью, иначе кто угодно может помешать мне. Сегодня, как вы знаете...

Иван тоже внимательно слушал Степана и ему вдруг явилась пакостная идея. "Вот сейчас мы это и проверим..." - решил он. В холодильнике и на складе хранились испорченные продукты и блюда, побывавшие в употреблении.

- Что будем кушать? - с фальшивой угодливостью спросил он Степана.

Степан, разумеется, заказал то, от чего требовалось избавиться Ивану. Перед ним появились какие-то обломки пересохшей курицы, пожелтевшая грудинка, полбанки говяжей тушенки, пахнувшей почему-то грибами, и еще конгломерат из разных салатов, подозрительно отдающий сыром. Иван потыкал пальцем в кнопки калькулятора, пошевелил усами и назвал цену. Степан без промедления протянул ему несколько купюр - все, что у него нашлось, но и этого было много. Иван сделал вид, что хочет вернуть сдачу.

- Не надо, - сказал Степан. - Оставь себе.

- Фома Фомич, вы свидетель, - сказал Иван, трезво оценивая ситуацию. - Он сам навязывает мне свои деньги.

- Прекрати, некрасиво это! - велел ему Фома Фомич, и Иван нехотя вернул причитающееся.

Судьба проданных блюд была Ивану безразлична и мысленно он больше не понуждал Степана налегать на них, поэтому тот решил ограничиться стаканом томатного сока. И уже было поднес его ко рту, как вдруг резко выкинул руку вперед и выплеснул весь сок прямо в лицо Ивану.

Иван опешил и запоздало дернулся назад. Ярость переполнила его, и он чуть не перемахнул через стойку, но в последний момент пожалел посуду. Тогда он кинулся в обход, засучивая рукава. Он намеревался с разбегу и с размаху залепить Степану оплеуху, но промазал и они сцепились.

- Да я тебя за это!.. - кряхтел Иван, пытаясь завернуть Степану руки за спину.

Тут бы Степану и подчиниться чужой воле по своему обыкновению, но он всякий раз вырывался из объятий Ивана, словно был жиром намазан. Похоже, выручал инстинкт самосохранения.

Майор кинулся разнимать их.

- Пусти, Фомич! - бесновался Иван. - Дай мне его! Я его, гада, за это!..

- Ну, хватит, Иван, угомонись! - увещевал его майор, встревая между ними. - Перестань, прошу тебя, он не виноват, это все я! Неужто не понял, с кем имеем дело?

Страсти наконец утихли, наступила видимость перемирия. Иван, вернувшийся из подсобки уже переодетым, волком поглядывал на Степана.

- Опасный ты человек, Степан, - сказал Фома Фомич. - А если бы я приказал тебе убить его?

- Кто знает, - уклончиво ответил Степан. - Ведь он заметил бы это и отменил... Впрочем, если неслышно подкрасться сзади...

- Каков, а? Словно о погоде рассуждает! - возмутился майор, впрочем несильно - он еще испытывал неловкость за случившееся.

"Ничего не поделаешь, видно он и впрямь таким уродился", - подумал майор, невольно соскальзывая в трясину ретроспективы. Ему вдруг вспомнилось, как он когда-то в течение непродолжительного времени служил в должности коменданта гарнизонной гауптвахты при комендатуре. Там он любил пройтись в начищенных до блеска хромовых сапогах по двору, когда его подметали солдаты. Затем он смахивал с сапог слабый налет пыли белоснежным носовым платком и совал его под нос какому-нибудь бедолаге - любуйся, мол, как мы трудимся, что означало - мести вам, соколы, и мести! Вслух он говорил: "Это вам не Сочи и не Гагры, это - гауптическая вахта!" Или, бывало, копают солдаты траншею для телефонного кабеля, он подойдет и отберет у одного из них лопату, сам копнет раз-другой и вернет ее со словами: "Понял, сынок, как надо? Продолжай!" Теперь он вспоминал при случае: "Солдаты меня любили...", и сам в это верил. Сейчас ему нестерпимо захотелось испытать Степана на чем-нибудь таком, с чем тот не справился бы. Ему захотелось нащупать предел его феноменальных способностей.

Только эта прихоть Фомы Фомича обрела конкретные очертания, как Степана словно ветром сдуло с вертящегося табурета. Он угрем скользнул вниз, туда, где содрогались от нетерпения ноги майора, обутые в ботинки, носы которых упирались в пол. На ботинки обильно налипла свежая грязь. Став на колени, Степан поплевал на ладони, потер их друг о друга и принялся шлифовать ими обувку Фомы Фомича.