Хроники Кадуола

При жизни Тибальта над его грандиозным планом потихоньку посмеивались и даже открыто издевались, но со временем презрение сменилось уважением, и в конце концов Санселад стали считать шедевром гения, в равной степени наделенного воображением, энергией и неисчерпаемыми финансовыми возможностями.

Заветы и директивы Тибальта чтили на удивление долго, хотя временами истолковывали достаточно свободно. К примеру, Киприанова слобода, каковой диктатором-зодчим было предначертано стать средоточием ремесленных мастерских и училищ, недорогих ресторанов и общественных собраний, превратилась вместо этого в прибежище художников, музыкантов, бродяг и мистиков, уютно устроившихся посреди тысяч кафе, бистро, студий, небольших лавок, торгующих всякой всячиной, и тому подобных заведений. В конечном счете Санселад приобрел известность как место, где можно истратить миллионы и прожить на гроши, делая все, что заблагорассудится при условии соблюдения определенных приличий — и даже без оного.

2

До Шиллави Уэйнесс ехала наземным транспортом по сельской местности, усеянной небольшими фермами и деревеньками — здесь ничто не менялось испокон веку. Из Шиллави подземный поезд на магнитной подушке доставил ее за два часа на центральный вокзал Санселада.

Она села в такси и направилась в рекомендованный дядюшкой Пири отель «Марсак», находившийся на окраине престижного района Гульденери, в двух шагах от Киприановой слободы. Отель «Марсак» оказался беспорядочным нагромождением старых флигелей, трех ресторанов и четырех золоченых танцевальных залов на крутом берегу реки Тэйнг. Уэйнесс внезапно очутилась в окружении привычной изысканности, не нарочитой, а воспринимаемой как нечто само собой разумеющееся — что-либо подобное было бы трудно найти на любой другой планете Ойкумены. Ее провели в номер с высоким потолком и стенами, покрытыми бледно-бежевой эмалью. На сером мозаичном полу расстилался мягкий марокканский ковер, оживлявший интерьер черными, темно-красными и сине-фиолетовыми узорами на коричневом фоне; на столиках с обеих сторон кровати красовались букеты свежих цветов.

Уэйнесс переоделась в строгий темно-коричневый костюм, символизировавший деловой характер ее намерений, после чего спустилась в вестибюль. Пользуясь городским справочником, она узнала, что управление фирмы «Мисчап и Дурн» находилось в особняке Флавиев у Аликстрийского сквера, на другом конце Гульденери.

После полудня прошел уже час, и Уэйнесс закусила в гриль-баре на набережной, любуясь на медленно текущий Тэйнг и пытаясь определить наилучший план действий.

В конце концов она решила вести себя просто и решительно — представиться в управлении фирмы «Мисчап и Дурн», попросить провести ее к господину Баффумсу и вежливо задать ему несколько вопросов, ничем не показывая, что они имеют большое значение. «Это почтенная старая фирма, пользующаяся высокой репутацией, — убеждала она себя. — Почему бы они отказали мне в такой мелочи?»

После обеда она прогулялась по Гульденери до Аликстрийского сквера — английского парка, окруженного четырехэтажными зданиями, построенными в строгом соответствии с эстетическими предписаниями Тибальта Пимма.

Фирма «Мисчап и Дурн» занимала второй этаж особняка Флавиев, с северной стороны сквера. Уэйнесс поднялась по лестнице и оказалась на дворике под открытым небом, озелененном папоротниками и пальмами. На настенном табло перечислялись различные конторы и отделы фирмы «Мисчап и Дурн» — управление исполнительного директора, отдел кадров, бухгалтерия, отдел оценки имущества, отдел биржевых операций, отдел инопланетных активов и несколько других. Уэйнесс направилась в управление исполнительного директора. Дверь сдвинулась в сторону, как только она к ней прикоснулась. Уэйнесс зашла в большое помещение, судя по меблировке предназначенное примерно для восьми служащих — но теперь в нем находились только две женщины. Молодая секретарша с продолговатым лицом сидела за столом в центре помещения. На табличке объявлялись ее имя и должность: «Гильджин Лип, помощник исполнительного директора». Гораздо дальше, справа, за большим прилавком, уставленным ящичками, справочниками, инструментами и оптическими приборами, сидела, погрузившись в изучение коллекции каких-то небольших предметов, приземистая седая особа, широкоплечая и грузная.

Гильджин Лип была лет на десять старше Уэйнесс и сантиметра на три выше ее — с привлекательно угловатой, спортивно тонкой фигурой и плоской грудью, лишь намекавшей на принадлежность к прекрасному полу. Ее сине-зеленые, как море, глаза, широко открытые, казались невинными и бесхитростными, но когда она прикрывала веки, ее лицо приобретало комически игривое и лукавое выражение. Тем не менее, ее физиономия под коротко подстриженным ежиком пепельно-белых волос с чем-то вроде шалашика на макушке, скорее располагала к себе. «Странное существо! — подумала Уэйнесс. — С ней придется вести себя осторожно». Гильджин Лип разглядывала Уэйнесс с не меньшим интересом, приподняв брови и будто говоря: «Это еще что такое?» Вслух, однако, она произнесла: «Я вас слушаю? Здесь управление фирмы «Мисчап и Дурн» — вы уверены, что не ошиблись этажом?»

«Надеюсь, что не ошиблась. Мне хотелось бы получить некоторую информацию, которую вы, возможно, не откажетесь предоставить».

«Вы что-нибудь продаете или покупаете? — Гильджин Лип протянула брошюру. — Здесь перечислено имущество, предлагаемое нами в настоящее время; может быть, вы найдете что-нибудь, что привлечет ваше внимание».

«Я не покупательница, — сокрушенно вздохнула Уэйнесс. — Я всего лишь пытаюсь проследить судьбу имущества, которым вы занимались примерно сорок лет тому назад».

«Гм. Кажется, вчера мне кто-то звонил по этому поводу?»

«Да. Надо полагать».

«К сожалению, с тех пор ничего не изменилось — кроме того, что я постарела на целый день. А Нельда уже не стареет — тем более, что она красит волосы».

«Ха-ха! — язвительно отозвалась пожилая Нельда. — Если бы я красила волосы, зачем бы я выбрала цвет мыльных помоев?»

Уэйнесс не могла оторвать глаз от удивительного рта Гильджин Лип — тонкого, широкого, розового и находящегося в постоянном движении; она то складывала губы бутоном, то поднимала один уголок рта, одновременно опуская другой и прищуриваясь, то опускала оба уголка рта, широко раскрывая аквамариновые глаза.

«Так или иначе, — заключила Гильджин Лип, — Бабник Баффумс как был бабником, так бабником и остался».

Уэйнесс взглянула на дверь в дальней стене помещения, очевидно служившей входом в персональный кабинет господина Баффумса: «Почему он, как вы выразились, одержим секретностью?»

«А ему больше нечем заняться. Фирма преуспевает сама по себе, и директора строго-настрого запретили Баффумсу вмешиваться. Так что он проводит время, любуясь своей коллекцией произведений искусства…»

«Ты это называешь искусством? — прервала ее Нельда. — Я это называю по-другому».

«Бабник изредка принимает важных посетителей, а иногда даже демонстрирует свою коллекцию, если надеется шокировать покупателя — или покупательницу».

«Как вы думаете, он согласится выполнить мою просьбу, если я ему объясню, что мне нужно и почему?»

«Вряд ли. Но вы можете попробовать, конечно».

«Предупредила бы девушку, что ли», — неприязненно заметила Нельда.

«А о чем тут предупреждать? Баффумс достаточно безвреден, хотя бывает довольно-таки невыносим».

Уэйнесс с сомнением разглядывала дверь кабинета исполнительного директора: «В чем именно проявляется его невыносимость, и как часто она проявляется?»

«Ни для кого не секрет, что Бабник чувствует себя неудобно в обществе красивых девушек. Он их боится и пытается замаскировать страх развязностью. Но иногда на него что-то находит…»

«Когда он съест слишком много сырого мяса», — вставила Нельда.

«Вполне приемлемая гипотеза, — не стала спорить Гильджин. — По сути дела, Бабник Баффумс непредсказуем».