Гостиница Сигма

Режим в госпитале невесомости - как, кстати сказать, и на любом космическом корабле - соответствовал обычному земному ритму жизни. Исходной единицей его служили сутки, состоящие из 24 часов, поделенные на день и ночь.

Физиологи давно, еще со времен первых космических полетов, осуществленных во второй половине XX века, установили, что именно такой режим является наилучшим для человеческого организма, особенно в условиях длительного полета.

Зарика и Борца говорили в госпитале обо всем, но больше всего друг о друге.

- Я открыл тебя, как астроном открывает звезду, - сказал однажды Борца.

Счастливые, они сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели вниз.

Ночь, эфемерная сорокапятиминутная ночь, шла на убыль.

Они посмеялись, глядя, как проснувшийся в клетке попугай - вестник солнца - принялся смешно подпрыгивать, хватаясь клювом за прутья: бедняга никак не мог привыкнуть к невесомости.

- Зари...

- Что, милый?

- Ты обещала рассказать о полете "Альберта", - тихо напомнил Борца.

- Целью полета "Альберта" была звезда Алголь, - ровным голосом начала Зарика.

- Алголь, или иначе - Бета Персея, - кивнул Борца. - Слышал об этой звезде.

- Ты знаешь отчет "Альберта"?

- В общих чертах...

- Кроме машины синтеза да еще карантинной службы, для тебя ничего в мире не существует!

- Неправда, существует.

- Что же?

- Ты.

- Куда мне! - засмеялась Зарика. - Я ведь не машина, а только человек.

Некоторое время они молча смотрели на родную планету, окутанную предутренней мглой, которая быстро редела: через несколько минут спутник-клиника должен был пересечь плоскость терминатора, отделяющую день от ночи. Глубоко внизу, отдаленная от них сотнями километров, угадывалась ночная Атлантика.

Среди волн брызнула горстка ярких огней.

- Корабли? - спросила Зарика.

Борца покачал головой.

- Остров Энергии, - сказал он.

- Не помню такого.

- Не мудрено: когда ты улетала, его еще не было.

- Искусственный остров?

Борца кивнул.

- Его смонтировали недавно. Собрали с помощью белковых роботов, сказал он. - У подножия острова, на дне Атлантики, - подводный город.

Корабль без перехода влетел в день. В черном небе воцарилось мохнатое яростное солнце, потоки света хлынули во все уголки отсека. Борца поднялся и опустил полупрозрачную шторку.

- Персей. Красивое имя, - сказал он, садясь поближе к Зарике. Она не отодвинулась. - Знаешь, Зарика, в детстве я больше всего любил легенду о храбром Персее. Помнишь?

- В общих чертах... - улыбнулась Зарика.

- А еще в гости к Персею летала.

- Расскажи легенду, - попросила Зарика.

- Дело было, как положено в легендах, в некотором царстве, в некотором государстве, - начал Борца.

- Почему в некотором? - перебила Зарика. - Это было Аргосское царство, и правил в нем царь Априсий.

- О женское коварство! - воздел руки Борца. - Ты знаешь легенду о Персее лучше меня, так зачем же заставляешь меня рассказывать ее?

- Мне нравится, как ты рассказываешь.

- В таком случае, продолжаю. Научным прогнозированием в те далекие времена еще не занимались, а царь интересовался своей судьбой. Поэтому призвал он оракула и спросил: "Что сбудется со мною?" Оракул прикинул царскую судьбу и выдал весьма невеселый прогноз: оказывается, в будущем Априсия должен убить его собственный внук, которого еще и на свете нет. Царь решил предотвратить беду домашними средствами. Он заточил свою единственную дочь Данаю в башню. Прошу обратить внимание - башня была выкована из чистой меди. Ни один посторонний не мог проникнуть в башню, и Априсий торжествовал. Но, как выяснилось, слишком рано радовался царь. Дело в том, что сценарий развития событий начертан богами, которые в своих расчетах учли все вероятные увертки хитрого царя. Громовержец Зевс поступил просто: он превратился в золотой дождь и проник к заточенной Данае. В результате у нее родился сын Персей. Он-то и дал название звезде, еще не зная, что к ней полетит красавица Зарика... Ну, а теперь твоя очередь.

- Рассказать о Бете Персея?

- Да.

Зарика прикрыла глаза.

- Как сейчас вижу перед собой эту удивительную звезду, - тихо сказала она. - И не мудрено: "Альберт", выходя из последней пульсации, вынырнул слишком далеко от цели полета - пульсатор у нас был потрепанный, чиненый-перечиненый, и капитан со штурманом решили не рисковать. Так что мы, войдя в трехмерку, шли к Алголю на обычной ионной тяге целых четыре с половиной года.

Борца присвистнул.

- Экипаж немного роптал из-за вынужденной задержки, а я об этом не жалела, - продолжала Зарика. - Все свободное время я проводила в обсерваторном отсеке, у телескопа, который был нацелен на голову дьявола... - Зарика перехватила недоуменный взгляд Борцы и пояснила: - Так переводится название звезды Алголь.

- С греческого?

- С арабского.

- А зачем вы летели к Бете Персея? - спросил Борца.

Зарика задумалась.

- Тут двумя словами не ответишь, - сказала она. - Надо сделать прыжок в глубокую историю.

- История - моя страсть.

- А что ты знаешь, Борца, об этой звезде? - спросила Зарика.

- Видишь ли, звезды - не моя стихия... - замялся Борца.

- Но ты же окончил Звездную академию? - удивилась Зарика.

- Верно, - согласился Борца. - Но я был там, можно сказать, исключением.

- Которое подтверждает общее правило?

- Примерно. Ребята меня прозвали Изобретатель, и недаром: я с первого курса возмечтал о машине синтеза, потом увлекся еще историей, только вот к звездам оставался равнодушным.

- Почему же ты пошел в Звездную академию?

- Ошибся, могу тебе признаться, - вздохнул Борца. - Думал, полюблю звезды. Презираешь?

Зарика погладила руку Борцы:

- Глупый, я люблю тебя. Ну, а что касается того, что тебя к звездам не влечет... - Зарика подумала и закончила: - В конце концов, и Солнце - тоже звезда.

- Хорошо сказано, - задумчиво произнес Борца. - Солнце тоже звезда. К сожалению, иногда люди забывают об этом.

- Знаешь, звезда звезде рознь, - сказала Зарика. - В полете я убедилась: звезды - как люди, каждая на свой манер. Не бывает двух похожих звезд, как и двух одинаковых людей.

- Ты обещала рассказать о Бете Персея, - напомнил Борца.