Сокровища града Китежа<br />Невероятное, но правдивое происшествие с предисловием издательства, прим

Так промучились мы весь день. Солнце клонилось к западу и падало за горизонт, когда, усталые и голодные, мы возвратились к месту стоянки.

Это был первый день исследований.

Луна ныряла в тучах, как утлый челн в разбушевавшихся волнах, и призрачные блики танцевали над болотом и озером. Над лагерем стоял мерный храп утомившихся за день людей. Две молчаливые фигуры бесшумно поднялись, осторожно обошли полупогасший костер и потонули в потемках.

Ночь моргала лунным глазом. В неверном свете скользили ноги. Шурша, скатывались и с легким всплеском падали в воду комья земли. Озеро лежало неподвижное, черное и загадочное. Туман клубился над водою седыми хлопьями.

— Дитя мое, дайте руку, у меня подгибаются ноги!

Две тени слились в одну. Угли костра скрылись в ночной тьме. Лагерь остался позади.

— Что же делать? Ведь этому несчастному, тупоумному негоцианту нужны доказательства: реальные, ощутимые!

— Да, дорогой учитель, — они ему нужны…

Мятущиеся души присели на берегу и уставились ищущими взорами в ночную тьму. Жюлль медленно отламывал кусочки грунта и бросал их в воду. Ветер играл кудрями ученого и освежал разгоряченный мозг. Тишина нарушалась только всплесками воды. Трижды прокричала болотная птица. Все было таинственно и поэтично, — недоставало только русалок и водяного. Но вот блеснули в потемках глаза Туапрео и он воспрянул, как лев, учуявший добычу.

— Вперед, дитя, за мною!

Поднялся ветер. С головокружительной быстротой помчалась луна, зарываясь в обрывки туч.

По спящему лагерю бесшумно скользили две тени. Они застыли на мгновенье и склонились. Медленно поднялась третья тень, и вот — три призрака, крадучись, отошли в сторону и зашептались. Голос Оноре Туапрео был уверен и спокоен.

— Вы поняли?

Иван Федорович основательно почесал затылок. Это специфическая русская особенность, — в затруднительных случаях жизни они всегда скребут затылок.

В воцарившейся тишине слышно было, как расталкивает луна тучи и с трудом пробирается по намеченному пути.

— Ну? — не выдержал Туапрео и эхом отозвался Жюлль:

— Ну же!

Иван Федорович безмолвствовал. В таинственной тишине ласковым шелестом прошуршали ассигнации и затихли в широкой ладони Ивана Федоровича. Четко повторил Туапрео:

— Вы поняли?

— Ну, ладно, товарищи капиталисты, — это пойдет по фонду амортизации.

От конфуза луна запряталась, и воцарилась кромешная тьма. Под ее покровом три тени пришли к соглашению, пробрались на свои места и слились с грудой спящих тел.

16

Мы уже с час, так же как и вчера, безрезультатно бороздили озеро в различных направлениях. Иван Федорович был суров и задумчив. В торжественной тишине он промерял глубину и орудовал гидрантом. Дэвид Бартельс с напряженнейшим вниманием следил за всеми его действиями и, очевидно, нервничал. Я и профессор томились и тоже нервничали.

Тень решимости пробежала по лицу Ивана Федоровича и он зловеще уронил:

— Спускаюсь!

Лодки застыли в неподвижности. Люди затаили дыхание. Правое колено Оноре Туапрео начало неистово подпрыгивать, выбивая тревожную дробь. Дэвид Бартельс беззвучно барабанил пальцами по скамье.

Иван Федорович глянул на нас, на воду, на солнце, перекрестился — и одел скафандр. Спустили лесенку. В торжественной тишине Иван Федорович погрузился в воду. Над макушкой скафандра булькнула вода и опять воцарилась тишина.

— Я… я… Да посторонитесь же вы, черт побери! Я должен видеть!

Покрасневший от возбуждения Дэвид Бартельс пробрался к борту и склонился над водой, упорно глядя на то место, где исчез Иван Федорович.

Контрольный канат в руках рабочего разматывался быстро и бесшумно.

Вот он замедлил свой бег, остановился, натянулся, ослаб, снова натянулся. Тишина на озере нарушалась только нашим тревожным дыханием. И я, и учитель, да и все в лодках вытягивали шеи, чтобы увидеть эту трепещущую, живую веревку, последнюю ощутимую связь с исчезнувшим Иваном Федоровичем.

Лодка накренилась. Дэвид Бартельс, перегнувшись за борт, сверлил глазами спокойную гладь воды, словно мог что-то увидеть в ней.

— Ах, да что же он там копается! — истерически выкрикнул Оноре Туапрео и в нетерпении рванулся вперед. Лодка качнулась.

— А-ах!

Бац!..

Брр! Шлеп!

Брызги. Крик. Переполох. Полная растерянность всех. Только я — с гордостью отмечаю это, — только я, как старый морской волк, не растерялся и, вскочив на скамейку, закричал:

— Человек за бортом! Человек за бортом!

Ах, Клэр, почему вы не видели меня в эту минуту?

— Человек за бортом! — надрывался я. Пока я кричал, господин Бартельс — а это он вывалился из лодки — замолк и, погружаясь в воду, пускал пузыри, потрясая в воздухе судорожно сжимающимися руками.

— Да не ори ты, черт!

Кто-то довольно энергично толкнул меня, и я полетел в лодку. Падая, я услышал всплеск бросившегося в воду тела и, не теряя присутствия духа, пуще прежнего закричал:

— Два человека за бортом! Два человека…

Молнией прорезало мою память, я вспомнил международный сигнал и во всю силу легких заорал:

— S.О.S.! S.О.S.!

— Дитя, дитя, успокойтесь! Его вытаскивают! Его вытащили!

Я не унимался.

— S.O.S.! S.О.S.!

Мне показалось, что учитель дал мне крепкого подзатыльника. Не знаю, так ли это, но во всяком случае я внезапно уткнулся в его колени и вынужден был замолчать.

Лодка качалась. Встревоженные голоса гудели над моей головой, но я еще с трудом соображал, где я и что со мной. Наконец, я отдышался и пришел в себя от пережитых волнений.

Посреди лодки лежал в лужах воды господин Бартельс. Он был без сознания. Нужны были быстрые и решительные действия. Гениальный ученый Оноре Туапрео оказался, как всегда, самым находчивым человеком. Он отдал распоряжения и Бартельса перенесли во вторую лодку. Взмахнули весла и лодка стремительно помчалась к берегу.

— Ко-о-ньяком! Коньяком не забудьте растереть и две капли в рот! — кричал вдогонку уезжающим Оноре Туапрео и от удовольствия потирал руки. Я недоумевал. Как только лодка с несчастным Бартельсом скрылась с глаз, учитель подошел к дежурившему у сигнальной веревки.

— Ну, что?

— Да ничего. Никакого сигналу не дает, работает, видно.

— Дурак! Как может быть «видно», когда это под водой, — видно не может быть! Отойди.

Учитель весь преобразился. Плечи расправились и глаза молодо заблистали Он взял в руки сигнальную веревку и скомандовал:

— Все на корму!

Гребцы и рабочие сбились на корме. Я попытался приблизиться к учителю, но он повторил:

— Все на корму!

Мне оставалось подчиниться. Склонившись над водой, учитель энергично дергал сигнальную веревку. Через минуту показался над водой скафандр, а затем и весь Иван Федорович. Он откинул свою чудовищную медную голову.

— Какого черта!..

— Молчать! — перебил его учитель и зашептал. Иван Федорович засуетился, загремели железные ящики.

— Повернуться всем кругом! — твердо скомандовал Оноре Туапрео и мы повернулись. Что-то шлепнулось в воду, опять загрохотали железные ящики Ивана Федоровича и прозвучала новая команда:

— Сесть по местам!

— Ну, Иван Федорович, вы можете отдохнуть, а затем опять спускайтесь на поиски.

Учитель, молодо улыбаясь, подошел ко мне и сел рядом.

— Ну, дитя мое, сокровища наши, изыскания начинаются! — при этом он многозначительно подмигнул мне правым глазом.

Иван Федорович отдохнул и снова, облачившись в свой костюм, погрузился в воду.

— Да-с, дитя мое, мне кажется, что мои выкладки непогрешимы! Если принять во внимание, что в течение суток зеркальная поверхность, опущенная на глубину 12 метров, покрывается слоем ила в 2,0133 миллиметра, то в течение недели она покроется в пять раз, запомните, в пять, а не в семь больше, понятно?

— Да, да, дорогой учитель, понятно, — все понятно и проверено!..

Через два часа наша лодка причалила к берегу.