Гном. Трилогия (СИ)

  Было в происходящем, однако же, и нечто куда менее романтичное. Японцы теперь могли быть уверены: в Пусане о них знают, и с нетерпением ждут. Сто восемьдесят девять самолетов в одной только первой волне, целый воздушный флот. Шестьдесят четыре пикирующих бомбардировщика, сорок пять истребителей, восемьдесят машин, приспособленных для горизонтального бомбометания шли в обход порта, но еще находясь над морем увидели на пределе видимости множество точек. Без малого семь десятков "Як - 3С", три полка из состава 9-й воздушной армии.

  Казалось, прошло всего несколько мгновений, а точки уже превратились в машины, часть из которых расходилась в стороны, часть, - уходила ниже или выше, в верхний эшелон, а часть звеньев пока не меняла курса. Враг спокойно, уверенно развертывался в боевой порядок, нимало не смущенный подавляющим численным преимуществом врага.

  Даже если предположить, что летчики обеих сторон примерно стоили друг друга, они летали на слишком уж несопоставимой технике. "Зеро" еще мог как-то сравниться с советскими машинами только в маневренности, - но все остальное сравнивать было невозможно. Японские истребители были медленнее на полтораста километров и просто не успевали за ними ни на горизонтали, ни в вертикальном маневре. Оттого "яковлевы" легко занимали нужную им позицию, при необходимости - легко выходили из-под удара, и вели бой в свободной, раскованной манере, безнаказанно расстреливая бомбардировщики, тогда как ведомые довольно легко отражали попытки "зеро" зайти им в хвост. Помимо всего прочего, довольно скоро выяснилось, что японские истребители очень плохо выдерживают даже единичные попадания, а их сравнительно легкое вооружение не слишком эффективно против убийственно живучих "косичек".

  Русские с самого начала старались превратить бой в свалку и, спустя несколько минут, в этом преуспели. Но было и кое-что, противоречащее их прежнему опыту: немцы, увидав, как складывается бой, давно побросали бы бомбы в море, на городские кварталы, куда придется, и повернули бы назад. Эти, - продолжали пробиваться к аэродрому, буквально ложась костьми, и - прорвались-таки. Ну - почти. Последние машины первой волны были сбиты всего в паре километров от аэродрома. Они успели увидеть чудовищные туши двух "ТРАН"-ов под разгрузкой, десяток истребителей, ходящих над полем по кругу, и какие-то еще машины, стремительно заходящие на посадку. Четверо японцев спаслись, покинув горящие машины с парашютами: автоматчики из аэродромной охраны на грузовиках поспели к ним первыми. Двоим не повезло: к ним первыми успели усталые от неистовой работы корейцы, отдыхавшие неподалеку. Летчики отстреливались из пистолетов, кого-то даже подстрелили, но жизни свои не спасли. Из всей первой волны ускользнули, спустившись к самой воде, всего пять машин, получивших повреждение в самом начале. Они, согласно традиции, могли войти в категорию опозоренных, но на деле им были искренне рады: не вернись вообще никто, это было бы уж слишком страшно.

  Потери советской стороны составили двадцать две машины и девять пилотов. ЭТИ - значительно превосходили своих коллег из Квантунской группировки, и, кроме того, создали численное преимущество. Конечно, летчики 9-й армии не думали об этом, но, пожалуй, именно после их самоотверженных действий "Пусанский" кризис начал как-то разрешаться. На "малом" поле разместились три десятка "як"-ов, перебравшихся с полевого аэродрома под местечком Сунчхон, "ТРАН"-ы, сменяя друг друга, завезли порядочное количество горючего и масла, боеприпасы для начала и полный самолет техников, вооруженцев и прочего наземного люда, без которого с аэродрома не взлетит и не сделает никакой боевой работы ни один самолет. А потом на бетонные полосы начали, один за другим, садиться реактивные "бесы", два полка по новому штату, всего шестьдесят машин. Теперь оставалось только дотянуть до базы нормальную, наземную линию снабжения, как то и положено солидной базе, и дело можно было считать сделанным. За пару дней количество авиации нарастят, поле расширят, хранилища увеличат в несколько раз, и база будет доминировать над Проливом и над обширной частью Японского моря в самой узкой его части.

  Новиков не был столь оптимистичен, и даже не подумал бросать свою импровизированную полевую базу: находясь у себя дома, японцы, - может быть, неосознанно, - нащупали их слабое место: недостаточность "аэродромного маневра" при умеренном радиусе действия основных типов советских машин. Что толку в численном превосходстве, которое не можешь реализовать? Группировку, сопоставимую по мощи с теми силами, что базируется на западном берегу Архипелага, придется создавать под непрерывным воздействием этих самых сил. И если там у них собрано хотя бы тысяча исправных самолетов, то дело плохо. А их там должно быть куда больше. Сокрушительный результат утреннего боя ни о чем не говорит, при мало-мальски грамотном командовании в авиации подавляющее численное преимущество не может быть компенсировано качеством техники и подготовкой летного персонала. Отличие авиации от остальных видов вооруженных сил состоит в том, что организация непрерывного снабжения боевых частей невозможна принципиально: даже избивая соперника "в одну калитку" в воздухе, рано или поздно сядешь заправляться, и следующая волна накроет тебя на земле.

  Примерно так была переломлена в пользу советских ВВС ситуация на Кубани зимой. При толковом командующем у японцев они тоже поступят именно так. А там, по всему видать, дядя сидит опытный, понимающий и, главное, самого, что ни на есть, крутого нрава. Новиков снова вспомнил то понимание ситуации, которое проявил адмирал Кузнецов: благо, хоть он надоумил и предупредил, а то зарвались бы по полной форме.

  И, парадоксальным образом, - подосадовал на вдумчивого моряка. Вроде бы как тот накаркал нынешние проблемы. А вот теперь маршал попал в ситуацию, когда ничего не выдумаешь, красивых решений просто нет, и не остается ничего, кроме как неуклонно гнуть свою линию: спешно, с использованием всех резервов расширять сеть грунтовых площадок, а роль Пусанской базы, как ключевого пункта всего сражения, всеми силами и мерами увеличивать. Чтобы враг был ВЫНУЖДЕН лезть туда, не имея возможности обращать внимания ни на что другое, пока количество не перейдет в качество и положение не изменится. С наземниками, включая Василевского, удалось добиться полного взаимопонимания: они гонят и гонят зенитчиков и зенитные дивизионы отовсюду, откуда только можно. Слава богу, им исправные ВПП не нужны, а японцы ско-оро почувствуют, что такое выдуманная немцами система организации зенитного огня с матчастью выдумки товарища Грабина, да при выдуманных американцами дистанционных взрывателях. И, главное, - на что годны люди, отстоявшие небо Москвы и Ленинграда, сумевшие уберечь переправы через Волгу, Днепр, Березину, Вислу и Одер.

  Для 2-й дивизии расстояние до самой Японии тоже не было чем-то существенным, но у них был приказ: дождаться, пока в море выйдет как можно больше тяжелых кораблей противника. Разумеется, это были не те люди, кто будет придерживаться приказу слепо, от них этого никто и не ждал. Ответственное авиационное начальство, что на земле, что в воздухе отлично понимало, что бывают исключения. Одним из них, безусловно, являлся тяжелый авианосец, битком набитый самолетами.

  Однорукий гвардии подполковник разглядел его в бликующем розовыми отблесками море через телескоп после того, как авианосец был обнаружен радаром, и молча тронул командира за плечо. Тот отодвинул летнаба, и, сощурившись, припал к окуляру. Генерал-лейтенант Байдуков, пока что, до прибытия Голованова, командовал всей группировкой дальнебомбардировочной авиации на Восточном ТВД и считал своим долгом принимать в критических операциях своего рода войск непосредственное участие. Летал и воевал. И имел для таких случаев только одну привилегию: "подкожных" членов экипажа: оператора управляемых бомб, который не промахивался, и летнаба, который всегда видел главное, не упускал мелочей и не путал одного с другим. Их отыскивали и беспощадно выдирали из родных экипажей, когда генерал считал необходимым отправиться на слишком сложное или слишком горячее дело лично. Когда у них закончились бомбы, машину, в которой работал Мусинский, немедленно вернули на базу, оставив вторую дожидаться смены в одиночку. Если б сюда еще бы Лену Брюквину, к радару, то получился бы лучший командный пункт в небе всех времен и народов, но - не дали. Даже ему. Говорят, - беременная. От кого, - не говорят. Обидно.