Гном. Трилогия (СИ)

  Рузвельт. Вы правы. О содержании переданных Даллесом материалов я не имею никакого представления. Не могу себе представить обстоятельств, при которых данный шаг мог бы пойти на пользу Соединенным Штатам. Вы сказали, - что поправили своего сотрудника, допустившего ошибку? Я обещаю, что, когда мы найдем виновных, они тоже получат все необходимые разъяснения. Не менее исчерпывающие. Не думаю также, что расследование займет более нескольких дней.

  Сталин. Есть люди, с косным и примитивным мышлением, которые считают, что успех одной страны автоматически обозначает ущерб для другой. Примерно таким способом мыслил Гитлер, и последствия нам известны. Если бы это было так, никакой прогресс не был бы возможен вообще. На самом деле общий успех и возможен, и существует в реальности, а люди, продолжающие думать в категориях нулевой суммы, не должны допускаться в политику просто в силу их глупости и плохой подготовки. Наше дело, - добиться того, чтобы благо Америки обозначало бы прогресс в СССР, а процветание советского народа обозначало бы пользу вашей страны. Не будем играть на руку мракобесам /рвет фотокарточку/, не позволим провокаторам вызвать взаимные подозрения между нами. Если союз между нашими странами станет постоянным, это может стать самым важным событием в истории за тысячу лет.

  Рузвельт. Мне доносят о тяжелых боях в Пусане. Может ли американская сторона помочь советским войскам, как-то уменьшить давление со стороны Японии?

  Сталин. На данный момент мы прочно удерживаем позиции. А что касается ваших вооруженных сил, то само по себе движение флота США к Японскому архипелагу есть наилучшая помощь защитникам Пусана. Что еще вы можете сделать? Только ускорить движение. Но я реалист, и понимаю, что это вряд ли возможно. Не сомневаюсь, что и без того поход идет так быстро, как это только возможно. Впрочем, я не вполне готов к обсуждению этого вопроса. Лучше, если его обсудят специалисты обеих сторон.

  Большая и особая мощность, стальные чудовища, крушившие любую оборону фашистов, здесь смотрелись бы достаточно скромно. Потому что у тех, кто сейчас со всем старанием гвоздил по порту и по городу, восемь дюймов - было стандартом, не представляя собой ничего особенного. А вот пять и шесть, - вообще котировались здесь за мелочь, разменную монету, потные медяки. В темноте, ослабленные расстоянием, непрерывно вспыхивали тусклые огни орудийных выстрелов, сливавшихся в цепочки полных залпов, слышался басовитый свист приближающихся снарядов и грохот взрывов. Порт горел, горел тесно застроенный, с кривыми узкими улицами, обширный квартал, прилегающий к порту, пожары разгорались и в кварталах городского центра, взбиравшихся по склонам местных гор. О "тэшках" продолжавших кружиться в небе над Проливом, худо не скажешь, они израсходовали все имевшиеся бомбы, но радиолокационный прицел, - мягко говоря, - не слишком подходящая вещь для ночного наведения УПАБ - по кораблям. Даже в этих условиях они, похоже, чего-то добились, потому что трижды в проливе вслед за очередным взрывом разгоралось далеко видимое, розовое зарево.

  Истинной удачей, невероятной, на грани чуда, была четверка "Б - 4", да еще снабженных радиолокационным прицелом последнего образца "Москва "М". Огонь вели немолодые, седые мужчины: похоже, Потапов выделил лучших людей, экспертов, тех, кому впору наставления писать, учить молодежь... а они - вот тут. Вводят поправки, заряжают, стреляют. По спокойным лицам не поймешь, попали они в кого-нибудь, хоть раз, или это все - в воздух, в черную ночь. Но кто-то все-таки горит там, в Проливе, освещая остальных и давая хоть какой-то ориентир. Тем, на кораблях, было легче: мудрено промахнуться по порту и городу, подсвеченным пожаром, стрельба по площадям в ее классическом виде. Но и там, в Проливе, время от времени что-то совершенно непонятно взрывалось, окончательно сбивая с толку Юмашева.

  Это потом, когда все кончилось, стало известно о замечательном подвиге экипажей торпедных катеров. Зарядив торпедные аппараты, они вернулись, чтобы помочь своим. Поступок вполне безумный, и содержащий только одно рациональное звено: их тут никто не ждет, а любой встречный корабль - с гарантией вражеский. В общей сложности шесть торпед, выпущенных практически в упор, так, чтобы только успели встать на боевой взвод, не пропали даром, угодили в корпуса японских кораблей. Жаль, неизвестно - каких именно.

  Из чертовой дюжины бомб, остававшихся на "тэшках" в цель попали три. Блестящий успех, учитывая обстоятельства, но снайперы есть снайперы. На локаторе, даже очень хорошем, трудно было разобрать, кто есть кто, и операторы работали просто по самым большим "засветкам". Потом, кропотливо разбирая подробности ночной неразберихи, узнали, что Мусинский угодил прямо в крупный, на четыре тысячи тонн, войсковой транспорт, так, что мертвое железо, набитое по преимуществу мертвым и беспамятным человеческим мясом пошло ко дну уже через десять минут. Второй его удачей оказалось попадание в палубу тяжелого крейсера: будь это "Модификация "ТН" - тут бы тому крейсеру, скорее всего, и конец, а так он отделался намертво заклиненной второй башней главного калибра, громадной дырой в палубе, сильнейшим пожаром и двумя сотнями убитых и тяжело раненых. Кроме того, "злокачественная" бризантность КТГА вызвала тяжелые, неустранимые в море повреждения машин, множественные замыкания электропроводки, так что крейсер надолго потерял ход а после исправления самых главных повреждений не мог выдавать более десяти узлов. То есть днем майор потопил бы его и тем, что есть: вогнал бы парочку гостинцев в корпус - и привет, эти бомбы давали повреждения корпуса куда более страшные, чем любые торпеды, но ночь есть ночь, а при попадании в палубу корабля такого класса бронебойные бомбы все-таки гораздо эффективнее тяжелых фугасок.

  Его коллега добился прямого попадания еще в один транспорт, в котором точно так же не уцелел ни один человек. Кроме того, он имел и еще один серьезный успех, о котором, к сожалению, не узнал, поскольку близкий взрыв в воде, разрушивший борт одного из эсминцев, никаким пиротехническим эффектом не сопровождался, и потому остался незамеченным. Разрушения подводной части корпуса оказались таковы, что судно скрылось в темной воде через считанные минуты, унеся на дно большую часть экипажа. Кружащие в высоте тяжелые машины оказали на нападающих и еще одно действие: на кораблях, - вполне оправданно! - побоялись пользоваться прожекторами. Поэтому четыре оставшихся на плаву фрегата смогли отстояться, пока не наступило время действовать: они не двигались, не жгли огней, не стреляли, держась в сторонке. Потом, выпустив в сторону совсем уже близкого врага осветительные снаряды, они самоубийственно открыли огонь главным калибром по транспортным судам, развив максимальную скорострельность. Они стремились израсходовать весь боезапас прежде, чем их неизбежно пустят на дно. Утопив два небольших транспорта, они успели серьезно разбить и поджечь еще несколько, даже подожгли эсминец, но те, кто противостоял им, были попросту не из их весовой категории. Прочнейший композитный материал удивительно стойко противостоял артиллерийским снарядам, но, разумеется, броней не был и не мог ее заменить. Под градом шести и восьмидюймовых снарядов все было кончено в какие-нибудь четверть часа.

  Никакие потери, нанесенные противнику, почти ничего не значат, если атака не отбита. Не прошло и часа, а импровизированная защита была, как солома, сметена и развеяна огнем корабельной артиллерии, сосредоточенным на предполагаемое место высадки. Горящие, поврежденные транспорты достигли причалов, и на берег выплеснулась густая толпа десанта. Следующие за ними корабли повреждений почти не имели, и в пылающий лабиринт портовых кварталов хлынули новые сотни, тысячи японских солдат, а артиллерийский огонь с моря стих.