Дороги Малого Льва

— Допустим, Сия, — сказал он, наконец, — но тогда многое совершенно непонятно.

— Мне тоже. Давай по порядку.

— Давай. Во-первых, эрхи обещали ее уничтожить. Стереть ее память, что равносильно замене личности. А у этой мадам память очень даже присутствует.

Эдгар вспомнил Совет Мудрых, на котором ему в юности довелось побывать. Вспомнил чудовищный разброс их мнений, споры, землетрясение и молнии, от которых дед защищал его своим телом.

— Ты думаешь, эрхи всегда выполняют свои обещания? — усмехнулся он.

— Но Анзанта лично обещала.

— Это тоже ничего не значит. Кто такая Анзанта? Даже не член Совета. Если одна половина мудрого стадиона проголосовала за, а другая против, Сию с Грэфом могли просто отправить в изгнание. Простили же они Дария! Преступления в плотном мире не считаются у них таким уж большим грехом.

— Хорошо, — кивнул брат, — возможно, что они оба в изгнании. Допустим, была возможность внедрения. Но откуда взялось тело? Внедриться можно только при рождении. Иначе будет конфликт личностей. Значит, этой мадам Рохини не больше девяти лет.

— Нашей Одиль тоже только пять. А выглядит как взрослая.

— Эд, — строго посмотрел своими черными глазками Кондор, — наша Одиль все равно наполовину ребенок. Она уродлива. Уверяю тебя как врач, который последние годы занимался именно мутациями ускоренного развития, что вырастить здоровое взрослое тело нормальных пропорций за пару лет невозможно.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Черт возьми, тогда я совершенно не понимаю, кто она такая!

— Ты говорил, что она лесбиянка, — напомнил Кондор.

— Да. И это только подтверждало мою версию. Сия была гермафродитом. Ее привлекали оба пола. В основном женский. Она окружала себя красивыми служанками и приучила к этому сына. А сейчас ею движет только ненависть к мужчинам и чувство мести. Потому и этот вселенский бордель… но что об этом говорить, если это не она.

— Как знать. Может, я чего-то недопонимаю. Если б я мог рассмотреть ее тело поближе!

Эдгар взглянул насмешливо.

— Лесбиянки?

Целомудренный брат вздрогнул и густо покраснел.

— Я говорил как врач…

— Понятно! Только на прием она к тебе не придет. Ну и все остальное тоже не светит. Впрочем, как и мне.

— Что же будем делать? Сообщим Директории?

— Еще рано. Для начала я перерою все архивы в отделе Безопасности Института по Контактам. Я должен узнать о ней все: с какого года она тут работает, где работала раньше, где родилась и когда, кто ее сюда устроил… Все! Она умеет шпионить, мы тоже! А ты… ты узнай по своим каналам, кто сейчас занимается клонированием и каковы успехи.

— Клонирование запрещено.

— Вот именно. Наркотики тоже запрещены, однако их всегда можно достать.

— Хорошо, — вздохнул брат, я попробую.

Для интриг он был явно не создан.

Домой Эдгар вернулся на такси. На прыжок сил уже не осталось. Кругом было тихо. Поселок утопал в загадочной синеве звездной летней ночи. На террасе горел тусклый свет, освещая темные яблони в саду. Эдгар зашел и увидел тот же стол, те же огурцы с помидорами и свою дочь с сигаретой в тоненькой зеленой ручке.

— Ну, наконец-то, — выдохнул он.

— Это все ты, — заявила она вместо приветствия, голос был заплаканный и капризный, — все из-за тебя!

— Что из-за меня?

— Из-за тебя меня отчислили!

— Аола…

— Я знаю! Ты пришел и стал распинаться, что ты Советник по Контактам! Хочешь, чтобы все перед тобой трепетали, да?!

«Оперативно», — подумал он с удивлением, — «и двух часов не прошло, как мадам Рохини приняла такое решение, и девчонку уже вышвырнули».

— Послушай, Огуречик…

— Не хочу я ничего слушать! — визгнула Аола истерично, — я хочу жить своей жизнью, понятно! Какое мне дело, кто ты! Ты вообще не мой отец! Почему, почему из-за тебя я не могу делать то, что я хочу?!

— Знаешь что…

— От тебя одни несчастья! Пришлось удирать с Вилиалы! Мама из-за тебя погибла. Теперь я осталась без работы! Так нечестно, понятно?! Ты не имел права!

Ясон стоял в дверях и молча, даже с некоторым удовлетворением наблюдал эту сцену. Эдгар, конечно, понимал, что у девчонки одним махом разрушилась вся ее шикарная и порочная жизнь, и пережить это она не могла, но выслушивать ее истерики настроения не было.

— Завари мне чаю, — сказал он устало.

— Что? — заморгала она зелеными веками в серебристых крошках теней.

— Чаю завари. И не дыми здесь, и так душно.

Раздраженно звеня блюдцами, Аола расставила на столе посуду.

— Твоя мадам очень опасная штучка, — сказал он хмуро, — радуйся, что ты вовремя от нее вырвалась. И радуйся, что твоего отца она все-таки боится.

— Не понимаю, что тут опасного?!

— А тебя еще не заставляли шпионить за твоими клиентами?

— Шпионить?

— Да. Сначала ты за другими, потом другие за тобой. У нашей соседки дом до сих пор напичкан камерами, чихнуть нельзя без записи. Ты так же хочешь?

— Папа… — пробормотала Аола, проливая заварку на скатерть.

— Сядь. И рассказывай все, что про нее знаешь.

— Да ничего я не знаю, — дочь надула губы, — она красивая и шикарная. Могла бы нравиться всем мужчинам, но предпочитает женщин. Я считаю, это глупо. Лично я предпочитаю мужчин.

Ясон плюнул и ушел с террасы.

— Ты лично с ней разговаривала? — спросил Эдгар, размешивая сахар в чашке.

— Ну да… — пожала плечиком Аола, — она со всеми лично беседует.

— Сколько ей, по-твоему, лет?

— Папа, у таких женщин не бывает возраста.

— Ну, разумеется. На сколько она выглядит?

— По земному лет на тридцать. Но я думаю, ей гораздо больше.

— Это уж точно, — вздохнул Эдгар.

Аола смотрела на него желтыми змеиными глазками и облизывала ложку с вареньем.

— Землянки почти до ста лет молодо выглядят. И даже детей рожают. А аппирки, бывает, и по четыреста живут. Везет же! А у нас век короче. Надо все успеть.