Хрупкое время Ауэны. Сборник научно-фантастических произведений

— Это твоя программа, Элси, — хмурясь, сказал Тронхейм и дотронулся до ее плеча.

— Что? Что ты сказал? — встрепенулась она, стряхнув липкую паутину дремоты. — Прости, я, наверно, не выспалась.

— Я говорю, пойдем, — Эрих раскрыл двери отсека. — Ты слишком чувствительна к этой программе.

— Думаешь, гипноз?

— Ты еще сомневаешься? Стоит тебе услышать этот голос, и ты впадаешь в транс. Пожалуй, лучше, если ты не будешь все это слушать.

— Нет, я должна убедиться.

Они переходили из одной секции в другую. Программы не отличались особым разнообразием. В девяти секциях росло только три вида плодов: помидоры, яблоки и огурцы. Каждый из видов растений, по-видимому, подвергался предварительному воспитанию последовательно в двух секциях, а в третьей закреплялись его наследственные качества. Наиболее тонко в психологическом отношении была составлена программа для огурцов. Бессмыслица, подчеркнутая тревожной игрой света, сменялась теплым лиризмом и задушевностью; тихий шепот — леденящими душу вскриками. Здесь явно чередовались звуковые записи из вестернов с записями классического наследия, которые, в свою очередь, переходили в гипнотический шепот.

К концу осмотра Элси была совсем подавлена, и Тронхейму пришлось потратить немало усилий, прежде чем она заговорила. Потом они сидели в номере и понемногу тянули ром.

— Нет, сегодня даже пить не хочется. — Элси отставила кофейную чашку. — Я пойду к себе, Эрих. Надо все осмыслить по-новому и что-то решить.

Тронхейм не стал ее удерживать. Пить ему тоже не хотелось. Теперь, когда он убедился, что гипотеза стала явью, на него навалилась усталость пережитых здесь дней, да и посещение опытных секций не прошло бесследно, подспудно действовал гипноз программ, хотя и в меньшей степени, чем на мисс Лумер. Эрих разделся и завалился в постель.

Оставался час до прибытия рейсового вездехода, а психобиофизик не мог прийти ни к какому решению. С одной стороны, открытие Лумера имело огромную ценность для человечества. С помощью биологического стимулирования можно вырастить целую плеяду гениев в науке, технике, искусстве… Все зависит от программы. Если такая бездарность, как Альфред Лумер, проявляет незаурядные способности, то что бы вышло из действительно одаренных юношей? Однако открытие профессора Лумера могло превратиться в скрытое оружие, которым уже пользовался, кстати, сам профессор, и в средство воспитания безропотной рабочей силы, и тупой, не признающей никаких моральных устоев, а потому безжалостной, но дисциплинированной армии. Это уже страшно. Эрих сжал голову руками. Что его удерживает от решительных действий? Доказательства. Реальные, весомые. Сам Тронхейм убедился, что все случаи расстройства психики на станции вызваны говорящими огурцами, но у него нет никаких доказательств, что Лумер применял свои страшные стимуляторы. Да, действовать надо незамедлительно: рассчитывать на молчание Элси не приходится, она слишком взволнована раскрывшейся тайной отца. Стоит Лумеру убрать магнитофоны из секций, и ни одна комиссия не придерется. Эрих будет посрамлен, как последний идиот. Использовать знак власти и арестовать профессора? Но удастся ли потом убедить комиссию в своей правоте? Если не удастся, такой рискованный шаг будет стоить карьеры! Так и не приняв определенного решения, Тронхейм отправился к шлюзовой камере.

Грохот планетохода нарастал. Рей был верен себе.

Точно по расписанию вездеход остановился в шлюзовой камере. Эрих нетерпеливо ждал, пока он пройдет мойку и сушку. Наконец открылись ворота, и вездеход вкатился в зал. Первым из люка появился профессор Лумер. Он несколько озадаченно посмотрел на ожидающего его психобиофизика.

— Чем обязан такой честью?

— Как видите, я вполне здоров, герр профессор, — по-немецки сказал ему Эрих, — и по этому поводу хотел бы иметь с вами беседу.

— Что-нибудь серьезное? — спросил Лумер, не обращая внимания на иронию Тронхейма.

— Вы сами понимаете, — Эрих интонацией подчеркнул слово «сами», - что без достаточно серьезных данных я бы к вам не обратился.

— Хорошо, пойдемте.

Дойдя до кабинета, профессор вытащил ключ, повернул его в замке и только после этого набрал разблокирующий код.

— Ну-с, что вы собираетесь мне сообщить?

— Прежде всего, что ваша система на мне не сработала, господин директор.

— Я вас не понимаю. Говорите по существу.

— Отлично понимаете. Поставка свихнувшихся на центральную базу — дело ваших рук, но Келвин ваша последняя жертва, даю вам слово.

— Послушайте, мистер Тронхейм. Я не первый раз выслушиваю подобные обвинения, но чтобы их высказывали в такой оскорбительной форме…

— Не ломайте комедию, Лумер. Артист вы превосходный, в этом я убедился, но вы же должны осознать, если я абсолютно здоров, значит ваша ставка проиграна!

— Я начинаю сомневаться в вашем здравом смысле.

— Вот как! — развеселился Эрих. — А это что по-вашему?

Он вынул из кармана портативный магнитофон и включил. Впервые Тронхейм наблюдал, как изменяются на глазах черты лица. Лумер побледнел, подбородок непроизвольно отвис, глаза остекленели… Эта картина промелькнула, как кинокадры вестерна, и снова перед ним сидел невозмутимый директор станции, только слегка согретый румянцем.

— Ваши записи ничего не доказывают.

— Вы так думаете? Сопоставьте свои занятия в области воздействия звуковых волн на растения, программу говорящих огурцов и последствия их применения, наконец, следственный эксперимент, для которого у меня, вашими заботами, имеется приличный запас огурцов из опытной секции — доказательств окажется более, чем достаточно!

— Сколько?

Тронхейм незаметным движением включил микрофон на запись.

— Вы хотите заплатить мне за молчание? Я вас правильно понял?

— Сколько?

— Я не располагаю сведениями о вашем капитале, мистер Лумер, но полагаю, три миллиона долларов будет достаточной компенсацией.

— Вы с ума сошли!

— Видите ли, я сторона пострадавшая. Ведь и меня вы хотели отправить с помощью ваших огурцов в сумасшедший дом, так что эта цена окончательная.

— Но у меня нет таких средств. Я ученый, а не делец.

— Не скромничайте, мистер Лумер.

— Клянусь, на моем счету не наберется и полмиллиона.

— Я подожду, — усмехнулся Тронхейм. — За свое открытие вы получите миллиарды. Если мы сговоримся в принципе…

В этот момент двери неожиданно открылись, и в кабинет вошли двое. Превосходно развитый торс и порядочных размеров кулаки выдавали в них сотрудников внутренней службы.

— Вам, действительно, придется подождать, мистер Тронхейм, но не здесь, а в изоляторе. Возьмите его. Он помешанный, — обратился директор к сотрудникам.

Дюжие парни рванулись к Эриху, но он поспешно выхватил из кармана особый знак, и те остановились, будто натолкнулись на невидимое препятствие.

— Ну, в чем дело? — повысил голос Лумер.

— У него знак особых полномочий, господин директор. — Эрих поднялся с кресла…

— Я отстраняю вас, мистер Лумер. До приезда специальной комиссии вы будете содержаться в изоляторе, на строгом режиме. Разговоры и переписка с кем-либо запрещены.

Лумер судорожно рванул на себя ящик письменного стола, но прежде чем он успел выхватить пистолет, один из сотрудников схватил его за руку, другой за подбородок. Ощупав лацканы пиджака и убедившись, что там нет ампулы со смертельным ядом, сотрудники надели профессору наручники.

— Прикажете надеть на него маску, чтобы не вызвать кривотолков?

— Думаете, можно скрыть арест директора станции, — иронически хмыкнул Тронхейм.

— Вы сообщите, что он внезапно заболел. Во всяком случае, следует попробовать.

— Ну попробуйте.

На профессора надели маску, поверх одежды накинули халат.

— Помните! Полнейшая изоляция. За малейший контакт с кем-либо, даже с дочерью, будете нести ответ перед особой комиссией. Весь рацион питания должен проходить через мои руки. Ясно?

— Так точно, сэр!

— Уведите.