Гном. Трилогия (СИ)

  - Ну, это просто. Командовал у них все-таки не Альберт Шпеер, а Адольф Гитлер.

  - Это - да. Только, думаю, если б командовал Шпеер, они, может, и вовсе не полезли бы... А так, понятное дело, с этой стороны наступления никто не ждал. Думали, что мы на тридцать верст ниже будем переправляться.

  - Пон-нятно... Кстати, - немец тут, у меня. Жалуются на него, а расстрелять я не дал.

  - Я думаю, это правильное решение, товарищ Васильев. Тут нужно все хорошенько выяснить. Чтоб расстрелять не кого попало, а того, кого нужно.

  - А эти? Которые не сдались? Что предполагаете делать?

  - Ультиматум - послали, если совсем дураки, пошлем авиаторов и подкатим РС. Если враг не сдастся, уничтожить этот их военный городок будет недолго.

  - Правильное решение. Щадить особо ни к чему, а и зверствовать лишнего тоже не след. Тут политика, не фашисты все-таки... Ну, счастливо там, товарищ Второй.

  - До свидания, товарищ Васильев.

  - Сергеев... зови немца.

  Шпеер был безукоризненно выбрит, одет в аккуратно подогнанную черную лагерную форму, разумеется - без всяких знаков различия, и обут в кирзовые сапоги. Чистые, целые, но отнюдь не начищенные до зеркального блеска. В руках, неизменно, - чуть скомканная шапка с козырьком. Такой облик Альберт Шпеер избрал для себя, тщательно продумал, и неукоснительно ему придерживался. Неизвестно, знал ли он известную идиому о смирении, которое паче гордости, но действовал в полном соответствии с ее духом. С победителями - только стоя, чуть опустив голову, и - матерчатая фуражечка в руке. Может быть когда-нибудь, - пока он предпочитал даже не думать о том, что это время вообще наступит, - он сочтет нужным изменить стиль на что-нибудь другое, - но пока только так.

  - Слушайте, Шпеер... что там у вас за недоразумения с начальством? Чем недовольны-то?

  - Господин маршал, командование считает, что мы выполняем работы по прокладке и ремонту путей слишком тщательно. Утверждают, что это саботаж.

  - Вы что, - не даете тех объемов, которые требуются?

  - Даем. Задания по объему выполняются примерно на сто десять - сто пятнадцать процентов.

  - Тогда не понимаю, - с раздражением проговорил маршал, - в чем проблема?

  - Мы выполняем работу на самом низком уровне качества, который допустим. От нас требуют еще понизить его ради увеличения объемов. Дальнейшее ухудшение качества будет обозначать, что работа просто не сделана. Пробки и катастрофы съедят все преимущество, которое дают лишние объемы. У меня есть люди, которые разбираются в проблемах транспорта гораздо лучше меня. Они просчитали. Я ознакомился и с расчетами согласен. Вот, - он подал папку, которую держал в левой руке, маршалу, - тут все изложено.

  Василевский приоткрыл папку, лениво приразвернул листы.

  - А Чигарков, - он что - не понимает, что тут написано?

  - Господин генерал-майор понимает главное: для безупречного послужного списка в первую очередь необходима благополучная отчетность. А для продвижения по службе, - более, чем благополучная.

  - Так. А что считаете вы?

  - Полагаю, на данном этапе не только у господина генерал-майора имеет место своего рода... инверсия взглядов.

  - Это интересно, - маршал, любивший такого рода "занозы", откинулся на спинку стула, - поясните.

  - Командование полагает, что дороги в этих местах нужны для войны. Но никто почему-то не ставит вопрос: а зачем нужна сама эта война? Если не говорить о выполнении союзнических обязательств, что само по себе, без соблюдения своих интересов, является глупостью. Так вот на этот вопрос с достаточными основаниями можно ответить и так: эта война нужна СССР прежде всего для того, чтобы в здешних местах появились дороги. Осмелюсь утверждать, что тогда будет и все остальное. И лучше всего, чтобы один процесс сочетался с другим. А то по окончании боев непременно возникнут более неотложные проблемы, а дорог так и не будет.

  - Э-э, тогда тебя надо было Первому Дальневосточному подчинить. Разницы - никакой, твои все равно везде работают, а Иван Данилович тоже говорил что-то в этом роде. Только с большим сумбуром. Но мы люди военные, у нас все конкретно. Сейчас - дороги для войны. И никак иначе.

  Чертов фриц с тихим упрямством покачал головой.

  - Позволю себе возразить. После известной речи господина премьер-министра Сталина вы - далеко не только военные. И если вы будете пытаться думать, как прежде, как думают обычные генералы, то выйдет самообман. И пойдет только во вред делу. А лично вы в этой группе, как минимум, одна из ведущих фигур.

  - Слушайте, Шпеер, - а с какой это корысти вы-то так стараетесь, а? Ведь со всем рвением же работаете на победителя. Вас предателем-то считать не будут? Ваши же.

  - Самые глупые и оголтелые - будут. Обязательно. Непонятно только, кого я предаю? Гитлера, его правительства, режима, которым я присягал, больше нет, и я не могу принести им вреда при всем желании. А интересы народа Германии я не предаю. Я по мере сил стараюсь уберечь от смерти, болезней и деградации ту часть Германии, на судьбу которой могу реально влиять. Я говорю про сто пятьдесят тысяч немцев, которые ремонтируют дороги в восьми или девяти тысячах километров от Фатерлянда. И единственным способом уберечь их я считаю именно, как вы его назвали, "рвение". Они уцелеют, только если станут крайне полезны.

  Уж об этом-то он позаботится. И, - должно получиться. Ознакомившись с новым заводом строительной техники в Комсомольске, он был весьма впечатлен. С этого момента большая часть его просьб и переговоров касалась именно техники. А для того, чтоб не отказывали, договорился о внедрении на завод инженера, старого своего знакомца. Вообще в последнее время он сам поражался своему умению договариваться, находясь в самых невыгодных для переговоров условиях. Потом, вспомнив, что неизменно, на протяжении всей войны пользовался расположением непредсказуемого, капризного, опасного, как бутылка с нитроглицерином, Гитлера, понял, что это качество у него присутствовало, скорее всего, всегда.

  А инженер был правильный. Будучи крепким профессионалом, в свое время с восторгом принял Гитлера именно за дерзость и размах замыслов, за грандиозное, ослепительное, переполненное свершениями будущее, которое, казалось, обещал его приход. Надо сказать, был-таки в самом начале период, когда многие буквально поднялись над собой, из крепких профессионалов развернувшись в яркие таланты, осуществив дела титанического размаха. Интересно, что такие люди, при всей "официальной" обоюдной неприязни, на практике прекрасно находили полное взаимопонимание с большевиками...

  - Понятно. - Маршал чувствовал легкое раздражение, причины которого и сам-то не вполне понимал. - Вы свободны. А с Малиновским я переговорю...