Фактор жизни

Алеф-холл совершенно перестроили.

Изнутри это был теперь просторный, темный, полый шар в сотни метров в поперечнике. Затемненные уголки зала освещались плавающими по воздуху голограммами и лентами, переливающимися всеми оттенками синего цвета – темно-синий, нежно-голубой, лазурный, сапфировый…

Черт, как мучительно чешется голова!..

Трудно различить, где точно находятся стены, но видно, что они облицованы темными панелями. В затененных местах прячутся скульптуры: сталь и тусклое золото, искаженные в муках фигуры, мятущиеся во тьме.

Угрюмая толпа ждет начала.

Том протянул было руку, чтобы почесать голову, но вовремя остановил себя. Просто это было бы не к месту, только и всего.

Все это, однако, мелочи. Беспокоило его совсем другое. У него не было этого проклятого кристалла.

Возник еще один источник света: кроваво-красные вертикальные полосы, медленно, по непредсказуемым орбитам, двигавшиеся по всему залу.

– Простите, ваше преподобие!

– Пожалуйста, дочь моя! – Том отодвинулся в сторону, чтобы дать ей пройти.

Толпа молчала: говорили только по необходимости, приглушенным шепотом.

Слышался едва уловимый шелест ткани – преобладали длинные с капюшонами одеяния простых и темных расцветок – и приглушенное неритмичное постукивание сандалий по семи винтовым пандусам из стекловидного материала.

Том очень надеялся, что Кордувен появится вовремя.

На охранниках были крест-накрест надеты портупеи – одна малиновая, другая изумрудная. А самое главное, в руках стражники держали серебристо-черные гразеры. Стражники были повсюду: шеренги их стояли вдоль спусков, а также по всему периметру зала с хрустальным полом. На одинаковом расстоянии друг от друга они располагались даже среди зрителей.

«Могу ли я доверять тебе, Эльва?!» – в очередной раз спрашивал себя Том. И не находил ответа.

Если бы Кордувен знал то, как Том сумел достать удостоверения, он бы немедленно отменил операцию. Кстати, вот и он! Издали кажущаяся маленькой, фигура в спускающейся колонне людей. Серый с капюшоном плащ не может замаскировать походку Кордувена: невероятно скованная и буквально излучающая напряженность.

Черт, затылок зудит нестерпимо! Не обращать внимания!

Семь пандусов, семеро людей.

Простое совпадение, но Том задумался, насколько оно было решающим. Кордувен и шестеро офицеров разделились, каждый продвигался по своему пандусу. Наверное, им следовало бы держаться вместе…

Черт возьми этот непрекращающийся зуд!.. Нет, никаких лишних движений!

Они находились слишком далеко друг от друга, чтобы Кордувен мог знаком показать: удалось или не удалось.

– Могу я получить благословение, ваше преподобие? – прошептали рядом.

Том еле сдержал смех:

– Конечно, сын мой! – и приказал себе: «Не смейся и даже не смей думать о том, чтобы почесать свою треклятую голову, иначе Сильвана умрет! Это тебе, надеюсь, не надо объяснять?»

Его словно окатило холодным душем от этой мысли, и Том начал складывать своей единственной рукой мудру и постарался извлечь из памяти слова Старого Элдра: «Benehte, syen mir, pre’omnis greche» – канонический текст благословения.

Перед ним во плоти был сам образ пытки.

Хрустальный пол представлял собой совершенно плоскую поверхность, видимо, метров ста в диаметре. Высоко наверху, на уровне экватора, располагались по кругу семь равноотстоящих друг от друга выходов.

Да, само архитектурное решение зала олицетворяло собой пытку. Прутья из темного железа и чистого графита образовывали какое-то сатанинское переплетение: не то крестообразное гнездо неведомого летающего зверя, не то странное распятие, подвешенное в самом центре зала, в ста метрах над головой Тома.

В обритой голове опять возник зуд.

С распятия свешивались вниз какие-то части конструкции. Словно обрывки…

Подбирая разлетающиеся полы своей лиловой одежды, Том видел, как то тут, то там останавливались и запрокидывали свои головы люди, явившиеся на экзекуцию. Были ли они разочарованы, что на распятии никого нет?

Некоторые, проходя мимо Тома, кланялись или поднимали ко лбу кулак в знак уважения, и Том благословлял их, сложив пальцы в мудру.

Он мог бы иметь с собой двух прислужников, которые раскачивали бы кадила, наполняя воздух вокруг фиолетовыми клубами ароматических веществ, но люди Кордувена не смогли бы выдать себя за учеников священника, даже обрей они головы и надень лиловые одежды.

По хрустальному полу пробежала рябь.

Все отодвинулись к стенам. Повсюду появились сиденья, приобрели четкие очертания. Две тысячи зрителей сели, задрали голову, и по залу пробежал тихий ропот.

Но охранники не смотрели наверх – они наблюдали за толпой, внимательно оглядывая людей, – и Тому это не понравилось Слишком уж хорошо обучены. Острый взгляд, блеснув, задержался на нем, и Том заставил себя поднять глаза и отклониться назад.

«Веди себя, как все», – приказал он самому себе.

Белый мерцающий свет разлился по залу.

В самой высокой точке потолка засветилась круглая мембрана. Она видоизменялась, в ней появились выпуклости в семи местах, выпуклости назревали, как бутоны, и вдруг одновременно раскрылись. Это были левит-диски.

Некоторое время семь дисков качались на первоначальных местах, а потом начали плавно снижаться. Каждая из раскрытых капсул-бутонов была в золотом кольце света, и в каждой находилось по одному члену трибунала.

«О Судьба! – воскликнул мысленно Том. – Этого не может быть! Я ошибаюсь!»

Но вот семь огромных кубических голограмм возникли над залом, показывая крупным планом изображения судей, и Том понял, что ошибки нет.

Да, среди них была Эльва.

Конечно, ничего странного в том, что она здесь, нет: высокопоставленный член «Лудус Витэ» и родилась в этих местах… однако прошлой ночью она ничего об этом не сказала.

Малкорил предоставил ему информацию о ее местонахождении, и Том нашел Эльву, чтобы уговорить ее достать восемь удостоверений личности, и она сделала это.