Нечто подобное

Может, позвонить ей? Но он знал, что запах мог передаваться по телефонным проводам; она все равно его почувствует. Это было плохо. Может, телеграмма? Нет, запах перейдет от него на телеграмму, а потом на Жанет. Практически фобический запах его тела мог заразить весь мир. Это было возможно, по крайней мере теоретически.

Но он должен был хоть как-то общаться с людьми. Например, он вскоре хотел позвонить сыну Платусу Конгротяну домой в Дженнер. Как ни старайся, а нельзя полностью исключить межличностное общение, как бы ни хотелось.

Возможно, АО «Химия» может мне помочь, предположил он, может, у них есть новое ультрамощное дезинфицирующее средство, которое уничтожило бы мой фобический запах, по крайней мере на время. Кто мне там знаком? Он попытался вспомнить. В Хьюстоне, в Техасе, в Симфоническом совете директоров был…

Зазвонил телефон.

Конгротян осторожно набросил полотенце на экран.

— Вот черт, — сказал он, вставая на значительном расстоянии от телефона, надеясь не заразить его. Естественно, он зря надеялся, но он должен был попытаться, он все еще пытался.

— Белый дом в Вашингтоне, округ Колумбия, — сообщил голос. — Говорит Жанет Раймер. Пожалуйста, мисс Раймер, я соединила вас с комнатой мистера Конгротяна.

— Привет, Роберт, — сказала Жанет. — Что ты повесил на экран телефона?

Прижавшись к стене на самом большом расстоянии от телефона, Конгротян сказал:

— Тебе не следовало пытаться связываться со мной, Жанет. Ты знаешь, как я болен. У меня прогрессируют принудительно-навязчивые идеи, это худшее из всего, что было. Я серьезно сомневаюсь, буду ли еще играть на публике. Слишком много риска. Например, я надеюсь, ты видела заметку в газете про рабочего, который упал в чан с твердеющим шоколадом на кондитерской фабрику. Это сделал я.

— Ты? Как?

— Мысленно. Психологически. Совершенно ненамеренно, конечно. Кроме того, я отвечаю за все психомоторные несчастные случаи, происходящие на земле, — вот почему я прописался здесь, в больнице, на курс электроконвульсивного шока. Я верю в него, несмотря на то что он вышел из моды. Лично я ничего не получаю от лекарств. Когда издаешь такой запах, как я, Жанет, никакие лекарства не…

Жанет Раймер перебила его:

— Я не верю, что это такой уж страшный запах, как ты воображаешь, Роберт. Я знаю тебя много лет и не могу себе представить, чтобы ты издавал подлинно отвратительный запах, по крайней мере, чтобы положить конец твоей блестящей карьере.

— Спасибо за снисходительность, — мрачно сказал Конгротян, — но ты просто не понимаешь. Это не обычный физический запах. Это мысль о запахе. Когда-нибудь я пришлю тебе работу об этом, возможно, Бингсвангера или кого-нибудь другого из психологов-экзистенциалистов. Они действительно меня понимали, и мои проблемы тоже, хотя и жили сто лет назад. Вся трагедия в том, что хоть Минковский, Кюн и Бингсвангер понимали меня, они ничего не могут сделать сейчас, чтобы мне помочь.

Жанет сказала:

— Первая леди желает тебе быстрого и удачного выздоровления.

Будничность ее замечания взбесила его.

— Господи Боже мой, разве ты не понимаешь, Жанет? Я совершенно дезориентирован. Я так серьезно болен психологически, как только это возможно. Невероятно, что я вообще могу с тобой разговаривать. Это заслуга моего самообладания. Кто-нибудь другой был бы совершенно невменяем. — Он почувствовал мимолетную справедливую гордость. — Со мной происходит интересная вещь — фобический запах. Очевидно, что эта реакция — формирование более серьезного недуга, такого, который полностью разрушит мою способность понимать окружающий мир, моих современников и самого себя. Что мне удалось, так это…

— Роберт, — перебила Жанет Раймер, — мне так тебя жаль. Если бы я смогла тебе помочь… — Казалось, она вот-вот заплачет, ее голос дрожал.

— Ну ладно, — сказал Конгротян, — кому нужен окружающий мир, современники и я сам? Не переживай, Жанет… Не трать своих чувств на меня. Я выйду отсюда как и раньше. — Но он не верил в это. Это был другой случай. И, конечно, Жанет это почувствовала. — Однако, — продолжал он, — пока тебе придется поискать кого-нибудь другого для Белого дома. Тебе придется забыть обо мне и удариться в совершенно новые области. Для чего же еще существует разведчик талантов, как не для этого?

— Думаю, что да, — сказала Жанет.

Мой сын, подумал Конгротян. Может, он мог бы занять мое место. Какая это была ужасная мысль, он застыл в ужасе, что она вообще могла прийти ему. Да, это показывало, насколько он был болен. Как будто кто-то мог заинтересоваться, серьезно принять жалкие квазимузыкальные звуки, которые издавал Платус… Хотя, возможно, в самом широком, всеохватывающем смысле они могли бы быть названы этническими.

— Твое нынешнее исчезновение — просто трагедия, сказала Жанет. — Как ты говоришь, это моя работа — найти кого-то или что-то, чтобы заполнить пустоту, даже если я знаю, что это невозможно. Я попробую. Спасибо, Роберт, что ты нашел возможность поговорить со мной, учитывая твое состояние. Я заканчиваю и даю тебе отдохнуть.

Конгротян сказал:

— Все, на что я надеюсь, это что не заразил тебя своим страхом запаха.

И он повесил трубку.

Мой последний контакт с внешним миром, понял он. Может, я больше не буду никогда говорить по телефону. Я чувствую, что мой мир сжимается еще больше. Боже, где это закончится? Электроконвульсивный шок поможет; процесс сжатия будет обращен назад или по крайней мере остановлен. Интересно, должен ли я попробовать связаться с Эгоном Саперсом, спросил он сам себя. Вопреки Акту Макферсона. Безнадежно: Саперс больше не существует — закон его уничтожил, по крайней мере это касается его пациентов. Эгон Саперс может в принципе существовать как индивид, но категория «психоаналитика» была стерта, как будто и не существовала. Но как он мне нужен! Если бы я смог у него проконсультироваться хоть еще один раз — к черту АО «Химия» и его кулуары, их мощное влияние. Может, я смогу перенести свою боязнь запаха на них.

Да, я им позвоню, решил он. Спрошу о дезинфицирующем средстве и таким путем заражу их, они этого заслуживают.

В телефонном справочнике он нашел номер филиала АО «Химия» в Бэй Эриа и набрал его психокинезом.

Они пожалеют, что способствовали принятию этого акта, решил он, слушая, как его соединяют.

— Соедините меня с вашим главным психохимиком, — сказал он, когда ему ответил коммутатор АО «Химия»: Тут же на линии появился деловой мужской голос. Полотенце, повешенное на экран телефона, не позволяло Конгротяну разглядеть мужчину, но, судя по голосу, он был молодой, компетентный и очень уверенный в себе.

— Станция Б. Говорит Мэрилл Джадд Кто это, почему у вас закрыт экран? — Голос звучал возмущенно.

Конгротян сказал:

— Вы меня не знаете, мистер Джадд. — Затем он подумал: настало время их заразить. Подойдя к экрану, он стянул полотенце.

— Роберт Конгротян, — сказал психохимик, разглядывая его. — Я вас знаю, по крайней мере ваше искусство. — Это был молодой человек с уверенным, серьезным выражением лица, беспристрастный шизоид. — Это большая честь познакомиться с вами, сэр. Чем могу быть полезен?

— Мне нужно противоядие, — сказал Конгротян, — от отвратительной рекламы Теодора Нитца об оскорбительном запахе тела. Вы знаете, та, что начинается: «В моменты интимной близости с теми, кого мы любим, особенно тогда становится актуальной опасность оскорбительного запаха», и так далее.

Он не мог даже подумать об этом! Запах его тела, казалось, становился еще сильнее, когда он думал об этом, если это вообще было возможно. Тогда ему еще больше хотелось подлинного контакта с людьми, он острее понимал свою удаленность.

— Я вас пугаю? — спросил он.

С профессиональной тщательностью рассматривая его, представитель АО «Химия» сказал: Я не боюсь. Я слышал разговоры о вашем эндогенном психосоматическом недуге, мистер Конгротян.

— Позвольте сказать вам, — сухо возразил Конгротян, — что он экзогенный; его причиной была реклама Нитца. — Его огорчало, что незнакомые люди, весь мир знал и обсуждал его психологическую, ситуацию.